— Эвешка верит в волшебство! Но только в доброе! Она думает, что в нас, во дворе, в лесу живут какие-то силы, которые враждебно настроены к нам! По меньшей мере, они отличаются от тех сил, которые нам известны! Ведь Эвешка разбирается в чародействе куда лучше меня! Как знать, может, она почувствовала какую-то опасность, которую не смогли увидеть мы, и поняла, что убедить нас в своей правоте все равно не сможет! Но если ты хочешь знать мое мнение, то я убежден, что она боролась с чем-то особенным…
— Но… что это может быть?
— Вот этого мне не понять! Только чувствую, что опасность какая-то! Но то ли Эвешка с нею борется, то ли она сама попала в эту опасность!
В воздухе повисла зловещая тишина.
Наконец, Саша, собравшись с мыслями, продолжил:
— Если Эвешка совершила где-то промах, то она постаралась никому ничего не рассказывать, и не вовлекать в трудность, чтобы не повергать опасности. И никто из нас ни о чем не подозревал! Но вот что я думаюЭвешка носила свои тайны в себе, но у нас есть Ильяна, в которой есть Эвешкина кровь. Она тоже волшебница, она тоже умеет читать мысли!
Конечно, не так хорошо, как мать, но все же! А дети, как известно, очень любобытны, И Эвешка наверняка понимала это, потому она и вела себя так, чтобы девочка держалась от нее подпльше. А если предположить, что Эвешка сама была нашей бедой, то Ильяна начала бороться с нею, даже того не сознавая! Но что бы мы не говорили, доподлинно ясно одно — наша девочка, наш мышонок, здорово покалечена!
Ее душа получила сильную рану! А ведт она еще почти девочка…
Петр нервно отпивал чай из большой глиняной кружки. Но чай давно остыл.
— Значит, — прлохрипел он, ты считаешь, ты считаешь, что Эвешка слабое место в нашей обороне?
— Если сказать честоно, то да! Ты посмотри, как она нападала на Ильяну. И безо всяких на то причин. Странно, что она почти не уживалась с ребенком. Стоило только Ильяне спросить ее о чем-то ином, кроме домоводства, как сразу ругань, упреки. А всем дедям свойственно проявлять интерес к окружающему миру! Нет, я ничего не хочу тебе советовать, ты сам должен все для себя решить!
— Я не знаю ничего! — поежился Петр, — я вообще себя сегодня неважно чувствую!
— Да нет, что ты! Все, как обычно! Среди нас ты единственный, кто не имет никакого отношения к волшебству! И потому ты самый защищенный»!
Но, с другой стороны, ты тоже слабое звено в обороне…
— Как же, дурак, да еще с мечом!
— Ругать себя не надо, но можно допустить, что кто-то может внушить тебе не то, что нужно! Но сюда может явиться какакой-нибудь дурак с мечом и, образно говоря, изрубить нас на куски!
— Вот это и в самом деле большая глупость! Даже боюсь представить, что с ним потом случится!
— Нет, об этой мысли даже забудь! — отшатнулся от стола Саша. он теперь и сам испугался, только не мог понять, чего именно.
— Хорошая погода сегодня, — произнес Александр уже другим голосом. Он знал, что уж если кто-то рассержен, то лучше говорить о погоде — самая безопасная тема.
— И в самом деле, хорошая погода сегодня, — согласился Петр, — вон как солнце сияет!
— Но солнце тоже в опасности!
Ну все, точно помешательство! Петр почувствовал, как по спине поползли мурашки.
— Вот так-то, — сказал Саша загадочно, кстати, не пора ли будить Ильяну?
— А может не стоит пока? Ты не увиливай в сторону, уж лучше скажи, что в действительности происходит с моей женой? Я имею право знать это!
— Она захотела, тут Саша набрал в грудь попбольше воздуха, а потом выпалил, — она оставила меня, чтобы я присмотрел за Ильяной! Она сказала, что я единственный, кому она доверяет! Но я и в правду не знаю, почему она так решила! Эта Эвешка, она в самом деле…
Но тут в мозгу Петра заколотило — он услышал голос жены, который звучал откуда-тоиздалека:
— Я люблю тебя, Петр! Но я не могу вернуться к вам, пока все не наладится!
Петр неловко дернулся, но голос продолжал звучать в его ушах:
— Если нет инной надежды, то придите вы ко мне! Прилди ты! Но тогда САша не пойдет с тобой, и жизнь твоя, и душа будут в смертельной опасности!
И прошу тебя: не надейся на Ильяну! Не надо, ты даже не представляешь, что она может тебе сделать, сколько горя!
Предупреди Сашу…
О чем — хотелось спросить Петру, о чем его нужно предепредить?
Но Петр больше не слышал голоса жены.
* * *
Пробуждение в то утро было самым обычным — как Ильяна просыпалась утром любого дня. Но, только открыв глаза, Ильяна почувстовала, что с одной стороны кровати что-то тяжелое, то ли лежит, то ли сидит. Так и есть — повернув голову, она увидела отца, присевшего на край кровати.
Он выглядел усталым, глаза его были красными от усталости. Неужели он вообще не спал? Петр тоже встрепенулся, увидев, что дочь наконец проснулась.
— Как здоровье, Ильяна? — спросил он тихо.
Обычно отец никогда не называл ее по имени, но только в тех слкчаях, если происходило что-то серьезное. Но что могло случиться?
Ильяна попыталась восстановить в памяти собятия вчерашнего дня.
Странно, но она совершенно не помнила, когда легла спать. Но проснулась тем не менее в своей кровати. Но главное то, что отец рядом.
Вот мать… где она? Что с нею? Что-то не слышно ее голоса, звона посуды… Неужели она…
Так, а ее друг… Да, мать его прогнала. Скорее всего, навечно.
И тут по щеке девушки на подушку скатилась слеза, хотя плакать она совсем не собиралась.
Проклятье!
— Ильяна!
— А мама… где она? Она, что теперь безумна? Я… кажется, я видела сон… Или я что-то почувствовала… Извини меня, но я…
— Хорошо, что ты извинилась, дитя мое, — отец погладил Ильяну по голове, ты только успокойся и перестань тревожиться!
Так, значит, и в самом деле случилось что-то страшное! И Ильяна хотела знать точный ответ — горькую, но все же правду. И немедленно.
— Мышонок, твоя мама ушла от нас! Она уплыла по реке!
— Но ведь там водяной!
— Я знаю. И она тоже знает! Но большая опасность ее подстерегает тут!
— Значит, это я! — Ильяна теперь поняла, почему мать так сурово относилась к ней.
— Мышонок, я прошу тебя думать о матери только хорошее! И всегда будь честна со мной! Ты обещаешь?
— Но ведь я ничего не делала!
— Но я этого и не говорю, перестань!
— Но зачем же ты тогда говоришь, что она уехала из-за меня? — Ильяна видела, что отец немного сердится на нее, и он, кажется, начинал обращаться с нею так же, как обращалась мать, когда никого не интересовала правда. Конечно, мать перед отъездом наговорила папе про нее всякой ерунды, обвинила во всех смертных грехах!
И по другой щеке тоже скатилась слеза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});