Читать интересную книгу Синий аметист - Петр Константинов

Когда София спрашивала, о чем говорит эта старуха, мать уклончиво отвечала, что не детское это дело, и глаза ее становились бездонными и печальными.

— Конечно, помню, как не помнить… — задумчиво повторила София и, подобрав подол платья, опустилась у ног старухи.

— Ты ведь на кофейной гуще гадала, правда? — спросила она, слегка сощурив глаза.

— И на гуще, и на другом… — Старуха наклонилась и взяла новую кудель.

— А мне погадаешь?

— Тебе? — женщина лукаво усмехнулась. — Что тебе гадать, у тебя и так все ясно: свадьба, свадьба тебя ожидает…

— Ты это оставь! — нахмурилась София. Она перевела взгляд на равнину. Тень облаков, плывущих в небе, покрыла равнину темными пятнами. София не любила, когда заходил разговор о замужестве. Ее раздражали намеки на возможный союз с Игнасио. Мысль о том, что она должна будет принадлежать кому-то безраздельно, болезненно отзывалась в душе, раня чувство независимости, ревниво сохраняемое в тайных уголках души.

— А ты давно гадаешь? — она накрыла ладонью костлявую руку старухи.

— С тех пор, как себя помню, — усмехнулась та. — Мы, горцы, такими рождаемся…

— А откуда ты. родом?

— Откуда? С Доспатских гор… — старуха недоуменно подняла брови. — Разве ты не знаешь? Мы, здешние, все оттуда… И Аргировы тоже… Твои предки пришли оттуда… С Доспата. Твой дед и старый хаджи Аргир из одного теста замешаны… доспатского… Поэтому отец твой нас терпит и держит у себя… Жаль, не доводилось тебе там бывать, а то бы увидела красоту… лес… И сильных, ловких людей…

София замерла.

«Значит, это никакая не тайна, — думала она. — Значит, об этом знают все, весь город…»

Она медленно поднялась, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги. Постояла немного, глядя на руки старухи, потом медленно направилась к дому.

— Ты уже уходишь? — как во сне долетел до нее голос бабки Мины. — Приходи опять, как выдастся времечко…

— Приду, бабушка, непременно приду… — пересиливая себя, ответила София и медленно пошла вверх по тропинке.

Тень облаков полностью накрыла верхушки деревьев, и зеркало пруда сразу потемнело. На крыше глухо ворковали голуби…

София никогда не восхищалась тем, что ей не было хорошо знакомо. Обычно она старалась постепенно узнать человека, его характер — открывая черту за чертой и полностью доверяясь интуиции.

В то памятное воскресенье, когда Борис Грозев впервые прибыл в Хюсерлий, на девушку произвело сильное впечатление его поведение: молчаливость, необычная для торговца, спокойствие, с которым он держался в седле. Характерной чертой, выгодно отличающей Грозева от окружающих, была холодность — врожденная или выработанная. Она почувствовала, что под маской торговца из Бухареста скрывается совсем иной человек. В первые дни после того, как они расстались, София ни разу не упомянула имя Грозева, старалась не думать о нем. Она поняла, что страстно желает его приезда в Хюсерлий только сегодня утром, когда отец сообщил, что Грозев снова будет их гостем. Почувствовав любопытство и волнение, девушка разозлилась на себя.

Гость приехал после обеда. София встретила его сдержанно, чего нельзя было не заметить. Грозев тоже сказал девушке несколько ничего не значащих слов и обратился к Аргиряди, продолжая разговор, начатый еще в фаэтоне.

Он принял предложение приехать, будучи уверенным, что ему удастся остаться с Аргиряди наедине. Сведения, данные ему Тырневым и Калчевым об Аргиряди, совпадали с его собственным впечатлением. Торговец был умным и волевым человеком, обладавшим чувством собственного достоинства. Поддерживая тесную дружбу с русским консулом Найденом Геровым,[23] Аргиряди вместе с тем пользовался огромным влиянием среди турецких властей, хотя считался болгарином. Для многих он продолжал оставаться странным и непонятным человеком, другие же считали его ловким пройдохой, который знает цену каждому своему шагу.

«Неужели все в нем объясняется лишь ловкостью и изворотливостью?» — думал Грозев, пристально глядя в спокойные темные глаза собеседника. При исполнении задач, намеченных тайным комитетом Пловдива, личность Аргиряди приобретала особое значение — прежде всего как источник всевозможной информации, точных и важных сведений. Кроме того, немаловажным был и факт, о котором Косте Калчеву сообщил один знакомый хорват, что дочь Аргиряди во время своего пребывания в Загребе помогла босненским повстанцам деньгами. И теперь, внимательно следя за ходом беседы, Грозев продолжал обдумывать все эти подробности, пытаясь понять поведение всесильного пловдивского нотабля…

— Вот вы утверждаете, — сказал Борис, — что казна не в состоянии оплатить реквизированную пшеницу, по крайней мере, в близкие восемь месяцев.

— Я в этом убежден, — кивнул Аргиряди. — Она оплатит лишь ту часть, которая обеспечит поставку новых пополнений от торговцев зерном.

— В таком случае, казна не выполнит своих обещаний относительно поставки других товаров, а также по экспедированию табака, хлопка и прочее…

— А почему вас это удивляет? — пожал плечами Аргиряди и засмеялся. — Османская империя всегда существовала благодаря своим долгам. — И, закурив сигарету, продолжил:

— Вас, например, интересует вопрос о том, как обеспечить себе торговую прибыль, а вот Турции она гарантирована. Но не советую вам вкладывать свои капиталы в некоторые фирмы. Рискованное дело.

Сегодня Аргиряди был в хорошем расположении духа, что делало его особенно разговорчивым.

— Что вы имеете в виду? — он постарался придать своему голосу равнодушный тон.

— Прежде всего, из-за политической обстановки, — ответил Аргиряди, немного помолчав. — Вы же видите, что в условиях предстоящей войны Турция не может быть партнером, на которого можно рассчитывать.

— А вы сам? — удивился Грозев. — Насколько я знаю, вы многое поставили на турецкую карту…

Аргиряди как-то странно усмехнулся.

— Я — совсем иное дело… Я сижу на козлах телеги, которая катится вниз. Если я спрыгну, попаду под колеса и они меня раздавят. Самое разумное в моем положении — покорно ждать катастрофы или счастливого стечения обстоятельств. Говорят, такие, как я, редко погибают…

И он деланно засмеялся, сильно затянувшись сигаретой.

— Я вижу, вас удивляет сказанное мною, — помолчав, продолжал Аргиряди. — Интересно, что вы думаете об этом?

Грозев инстинктивно почувствовал, что игра, в которую он позволил себя вовлечь, становится опасной.

— Думаю, что они сказаны человеком, у которого есть чувство юмора, — ответил он и тоже засмеялся.

И они заговорили о ценах на табак и кунжут, о преимуществах хранения товаров в складах — иными словами, о вещах, о которых можно размышлять бесконечно, в то же самое время думая о чем-то своем и не особенно следя за ходом беседы.

Подали чай. София разлила его в чашки, поднесла гостю и отцу, сама уселась напротив. Борис пару раз поймал ее серьезный, испытующий взгляд, обладающий кошачьей цепкостью.

София и в самом деле изучала гостя, задавшись целью открыть в его лице какую-то новую, не замеченную ранее особенность.

У Грозева были белоснежные зубы и решительный взгляд. Черты лица казались бы абсолютно не примечательными, если бы не властное выражение, что особенно подчеркивал шрам над бровью.

Грозев чувствовал, что его беседа с Аргиряди позволяет Софии пристально вглядываться в него. Поэтому, улучив момент, он сказал:

— Ваша дочь — прекрасная наездница, господин Аргиряди… София вздрогнула. Она вспомнила о происшедшем и насторожилась.

— Только порой она слишком самонадеянна. Вероятно, просто не знает, что испытывает лошадь, когда наездник одет в амазонку, — шутливо добавил гость и отпил из чашки.

— В таких случаях я всегда рассчитываю на удачу, — сдержанно улыбнувшись, отпарировала девушка. Она приготовилась обороняться, если Грозев начнет насмехаться.

— Вся беда в том, мадемуазель, — поклонился ей Грозев, — что вам редко нужна помощь. — Он посмотрел на нее взглядом, в котором не было насмешки, и София почувствовала легкую досаду на себя за то, что, возможно, она слишком подозрительно относится к этому человеку.

— У нее кроткая, послушная лошадка, — вмешался в разговор Аргиряди. — Мы взяли ее в конюшнях Муса-бега в Одрине. У него там английские служащие…

— Да, Докса действительно превосходна, — согласился Грозев.

— Моя дочь с нетерпением ожидает сегодняшней езды, — добродушно улыбнулся Аргиряди и обвел взглядом горизонт. — Погода отличная. Вы сможете спуститься к Халиловым мельницам…

София удивленно взглянула на отца: в разговоре с ним она не выражала такого желания…

— Я бы предпочла тропинку над рисовыми полями, — сухо сказала она Грозеву. — Только не знаю, доставит ли это вам удовольствие.