Сложность низкого полета со скоростью 350 миль в час состоит в том, что очень ограничено поле зрения. Есть время только для того, чтобы оценить препятствие или изменить цель, при этом в распоряжении пилота лишь доли секунды, чтобы прицелиться, и вот цель уже промелькнула под вашими крыльями.
Все посты легкой зенитной артиллерии, вероятно, были подняты по тревоге, так как трассирующие снаряды летели со всех сторон. Через несколько минут начинаешь привыкать к этому. Неожиданно я увидел первые признаки большого луга. Это был аэродром!
Я летел по периметру, а Жак ниже, прямо посередине! Он, должно быть, почувствовал опасность одновременно со мной. Повсюду вокруг него поднялась плотная стена огня зенитной артиллерии. В любую минуту я ожидал увидеть его сбитым. Но он был слишком занят, чтобы замечать то, что называл "маленькими деталями". Он только что уловил в углу мелькание трех "Мес-сершмитов-109", находящихся под маскировочными сетками. Отчаянно он пытался навести на них свои прицелы. Уже не беспокоясь за свою жизнь, он дросселировал назад и попытался сделать резкий поворот, его крыло практически коснулось земли. Не вышло. Он шел слишком быстро. Потеряв всякую надежду, он открыл огонь, но лишь забрызгал грязью пограничную стену. С другой стороны, благодаря своему маневру, он внезапно оказался напротив диспетчерской вышки аэродрома двухэтажного деревянного строения с широкими окнами с выступами. Эффект от его стрельбы из двух пушек и пулеметов по такой цели был страшным. Окна разлетелись на кусочки, а пули разрушили все внутри. Я увидел фигуры, выскакивающие из дверей и даже окон. Держа палец на кнопке, Жак позволил им это сделать и продолжал стрелять прямой наводкой, вовремя уклоняясь от орудийного огня. Два немца, наблюдавшие за происходящим на крыше, увидев "спитфайр", идущий прямо на них и извергающий огонь, не мешкая просто прыгнули вниз. Все произошло в один миг, словно сон. Я слышал торжествующий голос Жака в радио:
- Алло, Пьер, это сработало!
Еще в течение долгих десяти минут мы продолжали наше барражирование, и было облегчением, что мы вернулись домой неповрежденные, не считая нескольких ран у "спитов".
Пропитанные потом, клянясь, что нас никогда на этом уже не поймают, мы сели в Детлинге при проливном дожде и густом тумане.
Дом, милый дом.
"Дорогая Франция", наводненная немцами, была все менее и менее желанной!
20 декабря 1943 года. Уголком глаза я видел "ураганы", готовые вступить в атаку. Цель, тщательно замаскированная от вертикального фотографирования, была видима в деталях с этого угла: кабели под высоким напряжением трансформатора, бетонный блок диспетчерской будки с ее необычными антеннами, откуда управляют самолетом-снарядом. В подлеске были ловко спрятаны причудливая низкая конструкция, чья функция до сих пор озадачивала сержантов технических войск ВВС Великобритании и офицеров разведки, несмотря на все известные им хитрости, и пусковая установка длиной в 45 ярдов, направленная прямо в сердце Англии. На изгороди помещался зловещий цилиндр длиной около 20 футов, с двумя зародышами крыльев.
Дела, похоже, значительно продвинулись! Повсюду вокруг "незасчитанного мяча" протянулось проволочное заграждение шириной в 20 ярдов и было создано 15 постов легкой зенитной артиллерии в радиусе 800 метров, согласно расшифровке последних фотографий, сделанных фоторазведкой "мустангов". Каждый пост был оборудован сложной счетверенной малокалиберной зенитной артиллерийской установкой, а на крыше управляющего блока стояли два 37-миллиметровых орудия.
"Ураганы" начали свое пикирование, нарвавшись па пули пулемета. Дымотрассирующие пули образовали вокруг цели стальную стену.
Неизбежное произошло. Беспомощный, я наблюдал за трагедией. Как только капитан авиации Рафхед произвел бомбовый залп реактивных снарядов, он был мгновенно убит. Его поврежденный "ураган" ценой невероятных усилий вышел из штопора и стремительно вертикально поднялся вверх, но винт не вращался. На самом верху траектории одно крыло наклонилось, самолет повис неподвижно, словно висящая в невесомости нитка, а затем снова вошел в штопор.
Словно в кошмаре, я увидел "ураган" уоррант-офицера Пирса, буквально скошенный очередью огня 37-миллиметрового орудия. Хвост оторвало, машина рухнула в лес, кося деревья и разбрасывая струйки горящего бензина.
Двух других "ураганов" атаковали одновременно. Пораженная прямым попаданием, машина сержанта Клива взорвалась и вскоре превратилась в бесформенную пламенеющую массу, оставляющую длинный след черного дыма.
Австралиец Буш чудом оказался счастливее; ему удалось не только разместить свои восемь реактивных снарядов в диспетчерской, но даже уйти от заградительного огня зенитной артиллерии, несмотря на огромную пробоину в его фюзеляже, не говоря уже о двух пулях в бедре и боку.
Я сидел оцепеневший, летая машинально. Все произошло за доли секунды.
Находясь все еще вне предела досягаемости огня легкой зенитной артиллерии, мы завершили наш облет и приготовились взять курс домой. Я слышал, как Кен направлял Жака и Дэнни прикрывать Буша и кричал мне в радио:
- Алло, Биэр-2, атакуй чертово отродье!
У меня кровь застыла в венах. Кен, должно быть, совсем спятил. Если он хочет совершить самоубийство, он должен сделать это один. Я чувствовал себя совсем не хорошо, когда Кен после длительной ложной атаки в соседней низине привел меня снова к цели.
- Выстраивайся в одну линию, иди! Атакуй!
Мы зарядили орудия, летя низко, в 10-12 футах от земли. Зенитная артиллерия оказалась вне досягаемости еще до того, как мы заняли позицию. Меткость была дьявольской. Я попал под перекрестный огонь сразу же пяти артиллерийских установок. С колотящимся сердцем я попытался вывести их орудия из строя, с силой ударив ногой по панели управления, чтобы заставить свою машину скользить на крыле. Ничего не вышло. В меня было три прямых попадания, которые прошли прямо сквозь мою основную несущую поверхность, не взорвавшись.
Об атаке не могло идти и речи. Все, на что я мог надеяться, - это спасти свою собственную шкуру. К тому времени в районе нашего нахождения все посты зенитной артиллерии были подняты по тревоге. Ослепленный градом трассирующих снарядов, я сжался и инстинктивно вертели головой, как если бы старался укрыться от пуль. Я понимал, что меня могут сбить в любую секунду, и безнадежно грохотал, словно "ураганы". Я отчаянно опрокинул свою машину. Положившись на судьбу, я набросился на панель управления, неистово нанося отвлекающие удары то на правый фланг, то на левый. Слишком поздно я увидел препятствие - ряд тополей вдоль Канала. Я инстинктивно накренился, со всей силы надавив на левый руль. С ужасающим грохотом и ударом, почти вырвавшим ручку управления из моих рук, мое крыло с правого борта зацепило верхушки деревьев. Лишь инерция моего 4-тонного самолета, падающего со скоростью 340 миль в час, спасла меня от возможности врезаться в противоположный берег.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});