Читать интересную книгу Убью кого хочу - Алексей Тарновицкий

Шло время – пять, десять, пятнадцать минут, – а я все стояла посреди камеры, боясь сдвинуться с места. Зачем они приволокли меня сюда? Для чего? Что ждет меня дальше? Коричневый табурет вдруг напомнил мне о другом, таком же, в квартире у старика… как его?.. – Алексея Ивановича, вот как. Алексея Ивановича Плотникова. Имя убиенного деда, слышанное мною от следователя месяц тому назад, всплыло в моей памяти с такой ясностью, будто я вспоминала о нем по нескольку раз в день.

– Погоди-погоди, – сказала я себе. – Какого-такого убиенного? Он умер сам, помнишь? И то, что это произошло у тебя на глазах, еще не означает, что ты убила его. Поняла?

– Поняла…

Обычно подобный диалог внутри меня ведут я-умная и я-не-очень, но в этот раз я понятия не имела, кто из них произносит какую реплику. Все смешалось в моей голове, как в чьем-то там доме… – в чьем? Ага, как в доме 7-а… – или 7-б?.. по улице Сапера Кузькина… – или он был партизаном? Я вновь посмотрела на старую табуретку и поскорее отвела взгляд – ну да, в точности такая… А вдруг это не случайно? Вдруг старикан вовсе не умер? Нынче ведь откачивают и после тяжелых инфарктов. Вдруг вот прямо сейчас откроется дверь, и войдет он, Алексей Иванович Плотников, в растянутой голубой майке, трусах, куполах и резиновых сапогах на босу ногу? Войдет – правая рука за спиною – глянет, ощерится стальной ухмылкой:

– Ты что же это наделала, девка?..

Мороз пробрал меня по коже, я попятилась к столу, вцепилась в его щербатый край. Шаги! Из коридора явственно слышались приближающиеся шаги! «А за спиной у него нож! – мелькнуло у меня в голове. – Тот самый, хлебный! Что делать? Что делать?» Когда дверь стала открываться, я была уже на грани помешательства и с трудом удерживалась от того, чтобы не завопить во все горло. К моей неописуемой радости, это был вовсе не дед с ножиком, а всего лишь оперуполномоченный капитан Знаменский с портфелем. Я перевела дух.

– Это ничего, что я без стука? – осведомился капитан, проходя к столу. – Тут, знаете ли, не принято…

Он сел, открыл свой пухлый портфель и принялся в нем копаться.

– Садитесь, голубушка Александра Родионовна, садитесь. В ногах правды нет. Правда, она туточки, в папочке… – Знаменский положил на стол знакомую папку с тесемками. – Узнаете? С тех пор, как вы ее видели, эта папочка сильно поправилась, правда? Скажу вам больше: она уже не одна. Папочки не любят одиночества…

Знаменский вытащил вторую папку, еще толще первой, и впервые поднял на меня глаза. Их я тоже узнала – водянистые, бесцветные глазки в лучиках белесых ресниц. Белесых, как белая ночь.

– Ну, что же вы не садитесь? Будьте любезны, голубушка. Вот табуретик. Он только на первый взгляд хиленький, а вообще-то и слона выдержит… – опер хихикнул. – Сиживал тут, знаете ли, один исторический персонаж по кличке Слон. Знаменитейший был гоп-стопник в свое время…

Я осторожно присела на табурет. Оказалось и в самом деле не так страшно.

– Ну вот… – Знаменский удовлетворенно прихлопнул обеими руками по своим папкам. – Теперь можно и поздороваться. С добрым утром, любезнейшая Александра Родионовна!

– Здравствуйте, – выдавила из себя я.

Оперуполномоченный расплылся в улыбке.

– Как вы поживали все это время, позвольте узнать? Я-то, честно говоря, с трудом перенес нашу разлуку. Если бы не работа… Работа она, знаете ли, лечит любые сердечные раны, дражайшая Александра Родионовна. А вы, насколько я осведомлен, тоже не сидели спустя рукава. Ведь так? Так? – он дробно рассмеялся, грозя мне пальцем. – Сессия, экзамены, само собой. Да и по молодому делу тоже ведь погулять хочется: белые ночи, такое настроение, хочешь – не хочешь, а действует… Да… Но меня-то другой вопрос интересует, голубушка. Подумали ли вы о нашем с вами совместном дельце? И если да, то что при этом решили? Неужели вам и теперь нечем со мной поделиться? А? Совсем-совсем нечем? Ну, что же вы молчите? Скажите что-нибудь. Не могу же я один отдуваться, поддерживать, так сказать, беседу…

– Зачем вы меня сюда притащили? – хрипло проговорила я. – Что вам от меня надо?

Знаменский всплеснул руками.

– Зачем сюда? – переспросил он. – Конечно, я мог бы привезти вас в другое место. Но уверяю вас, там намного, намного хуже. А тут и от дома вашего близехонько, и вообще. Здание-то историческое, голубушка Александра Родионовна, причем в высшей степени. А ну-ка проверим ваши, так сказать, краеведческие знания в рамках школьной программы: что тут помещалось, в этом интереснейшем доме с каланчой?

– Пожарники?

Капитан расхохотался.

– Пожарники… – повторил он, доставая из кармана платок, чтобы вытереть выступившие слезы. – Пожарники… Мы с вами находимся, дражайшая Александра Родионовна, в так называемом Съезжем доме, а попросту говоря, в полицейском участке. Да-да, представьте себе. Третья Адмиралтейская часть управления петербургского градоначальника и столичной полиции, прошу любить и жаловать. Сюда царские приставы преступников таскали на допросец. Воров, мошенников, а бывало, и убийц. Или, как тогда говорили, убивцев. Может, тут на вашем месте сам Родион Романович Раскольников сиживал, а на моем – сам Порфирий Петрович. Помните таких персонажей?

– Помню, – ответила я. – В школе проходили.

– Ну вот, – подхватил Знаменский. – Я-то, грешным делом, люблю исторические аналогии. Многому учат, знаете ли. А потому и место это чрезвычайно люблю.

Он доверительно наклонился вперед:

– Не все эту мою страстишку понимают, любезнейшая Александра Родионовна. Даже сослуживцы. Наверно, тоже, как и вы, в школе проходили, причем все больше мимо, мимо, мимо… – он снова рассмеялся. – Одно слово, пожарники… Пожарники, голубушка Александра Родионовна, это совсем не то, что вы имели в виду. «Пожарник» – значит самозванец. Тот, кто выдает себя за погорельца. Или еще того хуже – крадет из квартир во время пожара. Такая вот воровская специализация, представьте себе: сначала сам же и поджигает, а потом прикидывается, будто тушит. А сам, вообразите, по комодам шарит, за деньгами, да за камешками, да за рухлядью меховой… Да, под шумок… А вы хотели сказать – пожарные. Что ж, нынче тут только пожарные и остались. Но дом-то все равно казенный, вот я и пользуюсь по старой памяти, хе-хе…

– Товарищ капитан, – начала было я, но Знаменский тут же перебил, протестующе замахав руками:

– Павел Петрович… пожалуйста, зовите меня так, а то обижусь.

– Павел Петрович, – покорно повторила я. – Я вас очень прошу. У меня дома мама ужасно волнуется. И я тоже о ней ужасно волнуюсь. У нее давление и сердце… в общем, нельзя ли…

Я выразительно покрутила руками, но Знаменский притворился, что совсем не понимает ни моей мимики, ни моей жестикуляции. Он просто взирал на меня с выражением подчеркнуто доброжелательного внимания, взирал и ждал словесного объяснения.

– Нельзя ли ближе к делу, – продолжила я, пытаясь смягчить резкость вымученной улыбкой. – А то про пожарных и пожарников… – это, конечно, очень интересно, но мне сейчас как-то не до того. Вы бы уже задали мне свои вопросы, чтобы я могла…

Я снова крутанула руками и сделала паузу, ожидая ответа. Однако опер по-прежнему смотрел на меня, ловя каждое мое слово. Он в принципе не собирался приходить ко мне на помощь.

– Чтобы я могла уже пойти домой… – закончила я упавшим голосом.

В комнате повисла тишина. Знаменский покачал головой.

– Все? – спросил он. – Вы все сказали?

Я испуганно кивнула.

– Не слышу.

– Всё, – подтвердила я.

– Значит, всё.

Опер слегка прищурился, улыбка сползла с его лица, вокруг рта залегли жесткие складки, и весь его пухлый бабий облик вдруг приобрел совсем другой, пугающий характер. Я с нарастающей тревогой следила за этой странной метаморфозой.

– А с чего вы решили, что вы пойдете домой? – произнес он безразличным тоном. – Отвечайте!

Последнее слово Знаменский не проговорил, а выпалил, выстрелил мне в лицо.

– Как это? – растерялась я. – А куда же?

– В тюрьму, например. Под арест.

– В тюрьму? – пролепетала я. – За что?

Он помолчал, давая мне осознать всю глубину ямы, в которую я попала.

– За то, что вы врете следствию, гражданка Романова. Пока только за это. А потом и другие причины прибавятся.

– Я не вру…

– Не врете, да? Не врете… – он дернул за тесемки, раскрыл папку и выдернул оттуда несколько листков. – Вот протоколы опроса свидетелей. В то время, когда были совершены убийства, перед подъездом сидели на лавке женщины. Вы их видели, когда проходили мимо. Ведь видели?

Я молчала, глядя в пол.

– Вот и они вас видели, представьте себе, – проговорил Знаменский, не дождавшись ответа. – Видели – и единодушно опознали вас на фотографии. Они также уверены, что вы вошли именно в квартиру № 31. Эти женщины просиживают на своей скамейке по нескольку часов, причем каждый день. Уж они-то знают, в какой квартире хлопнула дверь – особенно, если эта квартира в десяти метрах от них, на первом этаже. Потому-то они вас и запомнили так хорошо, Александра Родионовна: странно ведь, когда такая девушка с тубусом заходит в квартиру к алкоголикам.