Он редко мог сдержаться.
– Конечно расстроила. Я-то думал, меня там хоть кто-то поддержит. Но нет, ты пошла по пути наименьшего сопротивления.
– Продолжай.
– Но я… – Он запнулся, понимая, что уже совершил чрезвычайно серьезную ошибку. Глупо было вот так начинать разговор. Упреки в сторону Джоди звучали до ужаса параноидально – в духе шизофреника, утверждающего, что соседская собака надоумила его расстрелять посетителей «Волмарта», а фольга на голове – чтобы зловредные сигналы инопланетян с Нептуна не затуманивали разум.
Лицо Джоди вытянулось, и она устремила на парня тот пристальный взгляд, который абсолютно ничего не выражал, как будто на самом деле рассматривала предметное стекло под микроскопом, поперечный срез кишечника трупа.
– Но ты?.. – спросила она.
Калеб смолчал.
Пришлось ей самой продолжать мысль:
– Но ты знаешь, как сильно я забочусь об оценках, и понимаешь, что если бы я повторила твою выходку, то по моим успеваемости и репутации был бы нанесен точно такой же суровый удар, как и по твоим. Ты завалил курс, Калеб.
«Нет, ничего подобного».
– И твой средний балл сейчас загублен. То же самое случилось бы и с моим. Но тебе ведь все равно. Для тебя это просто развлечение – все годы учебы.
Она не понимала, а Калеб не мог ей этого объяснить. Он не завалил курс. Йоквер никогда бы так себя не унизил. Он бы выбрал другой способ прижать Калеба – поставил бы ему пятерку, чтобы преподать еще один жизненный урок; все равно что козла отпущения по спине похлопать, опосля как тот получит пирогом в лицо. Джоди бы никогда в такое не поверила: слишком долго жила с золотыми звездами перед глазами. Ей Йок, вероятно, поставит четверку – просто чтобы продемонстрировать, насколько эфемерна борьба за оценки, как мало ученая степень значит в масштабах великого замысла.
Но Калеб не мог сказать Джоди об этом.
– Да, меня волнуют такие вещи, а тебя – нет, – продолжала она. – Тебе в университете слишком комфортно, чтобы всерьез думать о выпуске.
– Ну…
– И при этом ты все еще хотел, чтобы я поддержала твой демарш?
– Да, – ответил Калеб, слегка пожав плечами. Он все еще мог быть честен с Джоди в таких вещах, раз уж она продолжала спрашивать.
– Ты слишком зациклен на себе.
Калеб выдохнул, но это было и близко не так приятно, как пыхтеть в норковую шубу жены декана.
– Все люди в какой-то мере зациклены на себе.
– Ах, какой ты у нас умный.
– Я…
Снова повисло молчание. Этакий «брейк» в их боксерском поединке.
– Одна девчонка устроила в классе настоящий ад, сразу как ты ушел, – сказала Джоди, доставая банку содовой из холодильника. Она осушила ее в четыре глотка и выбросила в мусорное ведро. Жестянка падала в корзину как-то уж слишком долго, будто во сне – как если бы тщательным подбором слов Джоди повлияла на ход времени в комнате. – Я видела, как она подмигнула тебе, когда ты начал ссориться с Йоквером. Она красивая.
– Я не заметил, – отмахнулся Калеб.
– Интересно, она ушла, потому что тоже ненавидит профессора Йоквера или потому что ей понравился ты, как думаешь?
Калеб уставился на ямочки на щеках Джоди без своего обычного прищура, сильно удивленный тем, что она стала выглядеть иначе, будучи не в фокусе. Интересно, а как она сама видит сейчас его? В их паре кому-то одному надлежало со временем исчезнуть. Джоди было слишком поздно притворяться ревнивой, она знала, что Калеб никогда бы ей не изменил.
Джоди протянула ему руку, и парень придвинулся, сел рядом, обняв за плечи. Сказал:
– Знаешь, ни к чему этот разговор.
– Даже несмотря на то, что мы не всегда сходимся во взглядах… да что там – почти никогда… я все равно хочу, чтобы ты знал: я всегда поддерживаю тебя, во всем. И неважно даже, во всем ли ты со мной честен. Я принимаю и это. Как часть того, что между нами есть.
Липкая паника закипела у Калеба в голове. Теперь они с девушкой двигались совсем в другом направлении.
– Джоди, Христа ради, не говори так.
– Ты меня понял? – Она потянула парня за костяшки пальцев, нежно коснувшись запястья и взяв его руку в свою. – Важно, чтобы ты верил мне, когда я говорю, что не держу на тебя зла. И ты не можешь держать его на себя.
– Джоди, – начал было Калеб и на какое-то время замолчал, не уверенный, что сказать, кроме ее имени. Смерть Ангела стояла по одну сторону, а чья-то другая, куда более лютая, – по другую. – Джоди…
– Тс-с-с. Хватит.
– Может быть, было бы лучше, если бы мы кое-что выяснили открыто. – Калеб не верил, что из такого предложения выйдет что-либо дельное, но кто-то должен был сделать первый шаг. Простое предложение могло помочь.
Снегопад сменился метелью, нарисовав на окнах картины в стиле импрессионизма. Некоторое время Калеб наблюдал за тем, как кристаллы льда перестраиваются за серой дымкой их дыхания на внутренней стороне стекла. Вихрь снежинок бесновался в окне бледным пламенем, причудливым и мстительным.
– А может быть, и нет. – Джоди прижала палец к губам парня. – Тихо, Калеб Прентисс. Я люблю тебя. И я могу принять то, чего никогда не будет между нами. Ты человек очень сумрачного нрава, весь в своих мыслях, полон странных тайн, которые никогда не выйдет разгадать, и так оно и должно быть.
– Как-то это легкомысленно звучит, если тебя послушать.
– Порой так оно и есть. Это одна из причин, по которой ты всегда меня так привлекал.
– Почему? – спросил Калеб, он не был против поэтичных ответов, но сейчас рассчитывал на чертовски прямой. Была ли Джоди так уклончива, как ему казалось? Любовь, ненависть – не было смысла подробно описывать все это, чтобы прийти к консенсусу. Девушка поцеловала Калеба в подбородок и снова шикнула на него. Это начинало выводить из себя.
– Внутри тебя есть что-то завораживающее и опьяняющее, нечто такое, что царапает мои чувствительные места. Прямо как щетина на подбородке или твои израненные руки. Я ведь у тебя ни разу не спрашивала, да?..
– О чем? Нет-нет. Не спрашивала.
– Когда ты уходил в свои запои… когда чуть не сломал себе ноги… когда пропадаешь на несколько часов подряд, утверждая, будто читаешь книги… я знаю, ты реализуешь другую сторону себя, ту, которую я попросту не понимаю.
– Давай не будем про это.
Она толкнула парня на кровать, упершись ладонями ему в грудь, тем самым тоже явив ту сторону себя, которую Калеб ни за что на свете не смог бы принять.
– Йоквер