(с. 82).
Все это недвусмысленно свидетельствует, что, во– первых, Белая армия, по существу, не имела ничего общего с «черносотенцами» (и, выражаясь мягче, монархистами) и, во–вторых, «черносотенцы» не играли сколько–нибудь значительной роли в Гражданской войне. А значит, нелепо вменять им в вину эту кровавую мясорубку, ― как, впрочем, и вообще какие–либо кровавые дела (о чем еще будет сказано подробно).
* * *
Итак, в Гражданской войне столкнулись две по сути своей «революционные» силы. Отсюда и крайняя жестокость борьбы. Для консерваторов (а монархисты, без сомнения, консервативны по определению) вовсе не характерна агрессивность, они видят свою цель в том, чтобы сохранить,а не завоевать.
В высшей степени характерно, что Николай II без борьбы отрекся от престола, ибо, как сказано в его Манифесте от 2 марта 1917 года,
«почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение…».
Но об этом мы будем говорить в следующей главе. Отмечу еще, что многое из того, о чем было сказано выше, имеет прямое отношение к сегодняшним проблемам, но для выявления сей «переклички» необходимо охарактеризовать еще ряд сторон эпохи Революции.
Глава 3
Неправедный суд
Речь пойдет о суде над «черносотенцами», который длится уже почти девять десятилетий ― если не считать начавшегося намного ранее заведомо неправедного суда над предшественниками «черносотенства» ― славянофильством и Гоголем, «почвенничеством» и Достоевским и т. п. (С. Н. Булгаков с горечью говорил о том, как господствовавшие идеологи неукоснительно «отлучали» всех «правых»,
«причем среди этих отлученных оказались носители русского гения, творцы нашей культуры»
Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991, с. 270)
Прежде всего необходимо осознать одну ― способную при должном внимании прямо–таки поразить ― особенность сего суда: едва ли не все его приговоры основываются в конечном счете не на каких–либо реальных действиях «черносотенцев», но на действиях,которые они ― по мнению обвинителей ― могли бы(если бы сложились благоприятные обстоятельства) совершить или же ― опять–таки по мнению обвинителей ― намеревалисьсовершить.
Именно так ставится (и решается) вопрос, скажем, в охарактеризованной выше книге Г. 3. Иоффе о «монархической контрреволюции» во время Гражданской войны («монархическое» предстает в книге как синоним «черносотенного»). Этот историк, в отличие от многих других, не выдумывает нужные ему факты, и потому в его книге нет и речи о каких–либо «злодействах» монархистов ― «черносотенцев» в ходе войны 1918― 1920 годов; они, согласно рассказу Г. 3. Иоффе, только намеревались получить в свои руки власть и уж тогда, мол, позлодействовать вволю. Главный смысл книги сводится, в сущности, к следующему эмоциональному тезису: «Ах, сколь ужасно было бы, если бы «черносотенцы» оказались во главе Белой армии! Мороз по коже идет, как представишь себе, что бы они тогда натворили!»
И в любом «античерносотенном» сочинении, исходящем из реальных, действительных фактов,постановка вопроса именно такова. Конечно, в других сочинениях (уже в ироническом значении этого слова: о некоторых из них еще будет речь) «черносотенные злодеяния» попросту выдумываются. Впрочем, в последнее время, когда фактическая история нашего столетия постепенно становится известной все более широкому кругу людей, чаще говорят уже не о будто бы совершившихся неслыханных злодействах «черносотенцев» (ибо ложь таких обвинений начинает обнаруживаться со всей очевидностью), но именно о «потенциальном», о «готовившемся» ― в случае их прихода к власти ― беспрецедентном терроре и деспотизме.
Очень характерен в этом отношении рассказ того же Г. 3. Иоффе об Общероссийском монархическом съезде, созванном «черносотенцами» в мае 1921 года в немецком городе Рейхенгалле (то есть по сути дела уже в эмиграции). От речи на этом съезде бывшего «черносотенного» депутата Н. Е. Маркова, объясняет нам Иоффе,
«веяло угрозой кровавого разгула мрачной реакции. «Царь и плаха сделают дело, ― писала «Правда» (30 августа 1921 г. ― В.К.)о Рейхенгалльском съезде. ― Царь и плаха на Лобном месте ожидают русские трудящиеся массы в случае победы контрреволюции…»
Иоффе Г. 3. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977, с. 280
Этот «прогноз» особенно любопытен потому, что Иоффе не раз говорит в своей книге о принципиальном отказеН. Е. Маркова и его единомышленников от участия в братоубийственной Гражданской войне. Так, редактируемый Н. Е. Марковым журнал «Двуглавый орел» провозглашал в марте 1921 года:
«Государь не решился начать междоусобную войну, не решился сам и не приказал того нам».
Эти слова приведены Г. 3. Иоффе (с. 59), и как–то еще можно его понять, когда он цитирует ― в качестве «документа эпохи» ― газету «Правда», которая пугала читателей «черносотенной» плахой на Лобном месте (на Красной площади), по своему невежеству полагая, что на этом «месте», с которого в XVI―XVII веках объявляли народу правительственные указы (в том числе, естественно, и указы о казнях), будто бы устанавливалась когда–либо плаха… Да, «Правду» 1921 года все же можно понять и, как говорится, простить. Но ведь Г. 3. Иоффе говорит об «угрозе кровавого разгула мрачной реакции» ― то есть разгула «черносотенцев» и лично от себя самого, хотя он как трудолюбивый историк не может не знать, что ничего подобного соответствующие партии никогда не предпринимали. В другом месте книги Г. 3. Иоффе без обиняков утверждает, что «черносотенцы», мол,
«в случае своей победы готовили России кровавую баню»
(с. 284).
Все подобные рассуждения о злодействах «черносотенцев» (если, конечно, историк не склонен выдумывать, фантазировать) строятся именно по этой модели: «угроза», «готовили», «могли бы».Тут опять–таки загадка: ведь вовсе не «черные», а красные и ― в меньшей мере (хотя бы потому, что у них было меньше сил) ― белые обрушили на Россию кровавые «разгулы» и «бани», и тем не менее самую опасную, самую пугающую «угрозу» и «готовность» усматривают почему–то именно в «черносотенцах», хотя они никак не отличились в подобного рода делах в ходе Гражданской войны, которая и велась–то, как мы видели, между большевиками и, с другой стороны, ― кадетами (красные нередко называли своих противников не «белыми», а именно «кадетами») и эсерами.
Но ― скажут, конечно, мне, ― а как же я забываю о страшных событиях, совершавшихся еще до 1917 года―о «черном терроре», погромах, да и обо всей кошмарной деятельности этих ужаснейших лидеров «черносотенных» партий ― Маркова, Пуришкевича, Дубровина и т. п.?
Прежде всего следует еще раз повторить, что все связанное с понятием «черносотенство» подверглось поистине ни с чем не сравнимому «очернению». Выше уже шла речь об опубликованной сравнительно недавно, в 1975 году, статье А. Латыниной о Розанове, где этот «черносотенец» (сие слово постоянно возникает в статье) характеризовался как (цитирую статью) «прожженный циник», «лжец», «изувер», «ханжа», «прислужник», «шовинист», «доносчик», «беспринципный предатель», «субъект», сводивший воспитание людей к «скотоводству» (!) и т. д. и т. п. Ныне, без сомнения, едва ли бы кто решился писать так о Розанове, ибо теперь всем ясно, что автор подобной статьи унижает самого себя, а не гениального мыслителя и писателя. Но, с другой стороны, теперь–то стараются как раз умолчать о «черносотенстве» Розанова, хотя его политические убеждения невозможно определить иначе.
Впрочем, тех, кто избегает слова «черносотенец», можно понять: ведь слово это по–прежнему несет в себе совершенно одиозный смысл. Поистине замечательна в этом отношении обширная публикация в 14–м выпуске исторического альманаха «Минувшее» (1993), озаглавленная «Правые в 1915 ― феврале 1917. По перлюстрированным Департаментом полиции письмам».