В отчете полиции о нападении на десяток урядника Красницкого, отмечалось, что казаков добивали из пистолетов, а у дома Фидлера нападавшие проявили жестокость только к четверым полицейским чинам, стреляя при этом из винтовок.
«Почему? — этот вопрос Шульгин задавал себе не первый раз. — Коль скоро бандиты могли хладнокровно добить раненых полицейских, то отчего они не стреляли по войскам до атаки взвода корнета Соколовского? Что им мешало открыть огонь раньше?»
В какой-то момент Виктор осознал, что все то долгое время, пока войска бомбардировали училище, неизвестные могли спокойно нанести им непоправимый урон. Могли, но не стреляли, а лишь наблюдали. Получалось, что у дома Фидлера присутствовала какая-то третья сила, не проявившая себя до выходки корнета?
По спине Виктора пробежал холодок, ведь он должен был быть на месте Морозова и только в последний момент его перенаправили к другому очагу беспорядков. Осознание, что его в любой момент могли прихлопнуть, оказалось крайне неприятным.
От этого вывода, еще даже не вывода, а только намека на него, Шульгин почувствовал, что стоит на пороге какой-то тайны, которую может быть и не следовало раскрывать. Ведь не случайно же были уничтожены все филеры, так и не успевшие написать свои отчеты обо всем предшествующем.
После беседы с офицерами Шульгин переговорил со свидетелем Чижиковым, хотя это и не входило в его задачу. Вспоминая детали, тот упомянул, что не слышал выстрелов отставших ватажников, чему Виктор в тот день не удивился — задавая свои вопросы ему приходилось изрядно напрягать голос, но сию минуту он неожиданно вспомнил замечание командира полуэскадрона. Рахманинов невнятно заметил, что не слышал выстрела, раскроившего голову околоточному.
«Чертовщина, ей богу, чертовщина, — раздраженно мотнул головой Шульгин, — но с меня настойчиво требуют отчет, и так я его затянул».
Представив реакцию командования на предложение провести дополнительное расследование, поручик понял, что сейчас это делать бесполезно, но кто ему мешает самому облазить каждую щель?
«Вот только следы к тому времени могут затеряться».
* * *
Ну давай напоследок по полной,
Нам до смерти стоять да стоять,
И давай, дорогой, дожировывай,
Завтра будут лишь ножки торчать.
Последний раз коснулись струн пальцы, затухая замер звук. Опустил голову Пантера, отвернулся Львов — таково воздействие заурядных стишков Шингарева или вот что значит вовремя подсунутое говнецо. Почему вовремя? Элементарно Ватсон — в самых пошлых частушках иногда звучит о высоком, так и сейчас неискушенные слушатели впитали доброе, отбросив воз дерьма. Отбросить то отбросили, но чуток испачкались.
— Дмитрий Павлович, не переживайте вы так, все образуется.
— Образуется?
— Фаза уже ждет начала тренировок.
— Если бы только Фаза.
— Как же так, я же сам всех доставил в Питер? — Николай Львов не подозревал о истинных причинах плохого настроения морпеха.
У дома Фидлера в лапы охранки попала бестолочь из студенческой массовки и несколько тяжелораненых боевиков, но большинству удалось скрыться. Налицо разительные отличия событий в локальной исторической точке.
От смывшихся, от их деятельных натур концентрическими кругами расходятся волны влияния. Сложение интересов таких людей под стать интерференции перекрестных волн в физике, с тем отличием, что в обществе они вызывают всплески ярких событий. Их-то и пытался отследить Дмитрий Павлович, найти отличия от известных ему событий. Увы, поиски успехом не увенчалась. Влияние наверняка было, но Звереву элементарно не хватило знания подробностей революционных событий. В целом же все протекало «штатно» — прибывший из Петербурга Семеновский полк огнем артиллерии в блин раскатал баррикады на Пресне, а к концу декабря восстание было подавлено. Димон же после девятого экспериментировать с историей зарекся.
В ту ночь правительственные войска отхлынули и зверевское воинство во главе с морпехом благополучно ретировалось, но на выходе из Гусятниковского переулка нос к носу столкнулось с казаками. Будь у них больше опыта, обошлось бы без стрельбы, но поленился Дима Зверев повести своих орлов ночными дворами. Поперлись, как удобнее, за что и поплатились. Благо что за спиной стоял полугодичный тренинг занятий стрешаром, завершившийся снайперской подготовкой. Грамотное распределение целей и мгновенная стрельба были вбиты в подкорку, поэтому окрик урядника совпал с движением казачьих карабинов и огнем курсантов. Пять выстрелов казаков ушли в молоко, но шестая пуля достала стоявшего в арьергарде Фазу. Будь это прицельный выстрел, зацепило бы кого-нибудь из передовых стрелков, но хрен редьки не слаще. Гришу Пилюгина швырнуло на заснеженную мостовую. Навыком оказания помощи курсанты худо-бедно владели перебинтовали и жгут наложили вовремя, но осложнение едва не привело к трагическому финалу. Две недели между жизнью и смертью курсант не помнил, зато навсегда запомнил бывший морпех Северного флота.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А могла ли стычка с казаками кончится иначе? Да запросто. С Димоном служили три парня с Дона и у него было время разобраться в менталитете потомков здешних казачков. Жесткие, гордые, готовые бескомпромиссно отстаивать свою свободу, вот что отличало их от окружения. А ведь за четыре поколения многое выдохлось. Здешние казаки — настоящий служивый люд, с малолетства готовый к кровавым делам, а лежащий поперек седла казачий карабин стреляет почти мгновенно. Просто расслабились казачки и не выставили авангарда. К тому же двигались они от центра Москвы и их карабины смотрели влево, а курсанты вышли к перекрестку справа от служивых. Расплатой стали их жизни.
До сего случая Димон не то, чтобы не понимал всех рисков, но предыдущие успехи плюс воздействие киношек, имело место быть. Лишь спустя неделю Дмитрий Павлович осознал, на сколько он был близок к полному провалу — пуля из трехлинейки убивает даже вернее выпущенной из навороченного «Вала» или «Кохлера». Достаточно было потерять двоих-троих курсантов, и утечка информации гарантировалась. Следом медным тазом накрывался его клуб и здравствуй дорогая эмиграция. Ко всем прелестям впереди маячила потеря контроля над доходами стрешаровского бизнеса и проблемы у Федотова. «Получалось, как в том анекдоте: „Ни хрена себе сходила за хлебушком, — сказала голова, выкатываясь из-под трамвая“».
Игра с властью в войнушку оказалась много опасней ликвидации банды Седого. За такое могли запросто прихлопнуть. Но и это еще не все — сейчас, окрыленные дурной победой курсанты мечтали о продолжении.
— Лев, плесни по чуть-чуть, есть разговор.
Зима и революционные события стрелковому бизнесу явно не способствовали, зато на пустующей базе можно было без помех поговорить. До недавнего времени здесь квартировали питерские курсанты. В начале января светает поздно и дефицит света восполняется свечами, зато стоящей на отшибе баньке тепло. Опять же из окошка отлично просматривается единственная тропинка и посторонний незамеченным не подберется. Сегодня здесь узким кругом собралось руководство клубом, для чего из Питера вернулся отвозивший курсантов Николай Львов.
После событий у дома Фидлера, Зверев мотался по «горячим точкам». Бумага от губернатора помогла и где наглостью, а где гнусным предложением «поляны» он вырывал у офицеров интервью. Надо было спешить, ведь уже через несколько часов об отдельных поступках стыдливо умолчат. Кто соглашался, а кто уходил от разговора, зато разговорчивые в горячке выплескивали на Димона отношение к либеральной общественности. И вот ведь парадокс: наговорившись, большинство с горечью начинало вещать о царящем в державе бардаке. Порою Димон не мог отделаться от впечатления, что он сейчас пьет водку не с офицером, а с каким-нибудь вечно скулящим местным либероидом.
Большинство ныло, но было и меньшинство из серии «железных дровосеков», чей лозунг всегда однозначен: «Хороший бунтовщик — мертвый бунтовщик». Этим только дай волю и будет, как в песне: «От Москвы до самых до окраин, встанут виселицы вдоль дорог».