Последняя женская обитель, над которой старец особенно потрудился, была Шамординская Казанская Горская община. Основание ей было положено как бы случайно — но это на обычный взгляд…
Один богатый московский господин, усердный почитатель старца, просил его купить неподалеку от Оптиной небольшую дачку для своего семейства, желавшего жить поблизости от о. Амвросия. На этот счет старец сговорился с бедным помещиком Калыгиным, владевшим имением недалеко от деревни Шамордино по Большой Калужской дороге. Калыгин согласился с тем условием, чтобы ему и супруге-старушке было дано место в Оптинской гостинице дожить остаток своих дней. Имение было куплено. Деньги за него заплатила бывшая помещица монахиня Амвросия Ключарева. У преподобного Амвросия своих денег не было: сколько бы ему ни жертвовали, он немедленно раздавал нуждающимся и на потребы скита. Кроме 200 десятин земли, ценного в купленном имении ничего не оказалось, но местность была живописнейшая. Следует отметить, что Калыгину за год до продажи имения было дивное видение:, представилась ему церковь в его владениях, стоящая на облаках.
Московский господин, для которого было приобретено имение, по домашним обстоятельствам отказался от него. Тогда старец Амвросий сказал Ключаревой: «Вот, матушка Амвросия, жребий тебе выпадает взять это имение для себя. Станешь жить там, как на даче, со своими внучками, а мы будем ездить к тебе в гости». У внучек-близняшек умерла мать, отец — сын матушки Амвросии — женился на другой, и малютки остались под покровительством бабушки. Крестным отцом их был старец Амвросий.
В первое же лето после покупки имения, то есть в 1872 году, о. Амвросий приехал навестить Ключареву и посмотреть местность. Тогда же он благословил ее построить новый корпус для себя и многочисленных сестер-послушниц, бывших ее крепостных. «У нас здесь будет монастырь», — сказал о. Амвросий. Такое было трудно предположить, потому что имение было куплено на имя близнецов. Сейчас они были малютки, а впереди их ожидала несомненно долголетняя супружеская жизнь.
Ключарева стала строить большой одноэтажный, на высоком каменном фундаменте дом, где предусмотрительно отвела место под келью о. Амвросию, в которой он и гостил каждый год — случалось, по целой неделе.
В доме по плану старца находился большой зал, занимавший восточную часть, а кельи для внучек были обращены на север. Ключарева сильно скорбела, потому что этот план не совпадал с ее желаниями. Старец впоследствии говорил: «Она строила детям дом, а нам нужна церковь».
В доме поместили внучек и послушниц, сама же Ключарева по-прежнему продолжала жить в гостином дворе Оптиной, но внучек не забывала: или брала их к себе, или гостила в имении, в котором жизнь уже текла по монашескому образцу.
Девочки подрастали, и бабушка пожелала дать им хорошее светское образование. Она просила благословения старца подыскать бонну-француженку, но старец отказал. Матушка Амвросия долго силилась понять, почему он не разрешает, переживала и мучилась.
Девочки же очень любили длинные оптинские службы, часто молились, отказывались от мяса и ели его только по убеждению старца.
Однажды приехала в Оптину близкая духовная дочь старца А. А. Шишкова. Она зашла и к Ключаревой, которая с печалью рассказала, что о. Амвросий не благословляет ей взять к своим внучкам француженку. «Как можно, — говорила матушка Амвросия, — в нашем кругу не знать иностранных языков? Ведь дети будут вращаться в свете; да и советует он одевать их проще. Вы нынче будете у батюшки, попросите у него благословения приискать мне иностранку к детям. И о платьицах спросите…»
«Прихожу я к батюшке, — рассказывала Шишкова, — и между прочим говорю ему: «Теперь я живу в Москве, и мне было бы легко и удобно приискать иностранку к внучкам г-жи Ключаревой. Не благословите ли?» Тут же и о платьях упомянула. Но батюшка мне ответил так: «Нет, ты этого не делай: детям не надо француженки. Я к ним поместил отличную благочестивую русскую особу, которая их наставит и приготовит к будущей жизни. Знаешь ли, дети жить не будут. Ты только этого не говори матушке Амвросии».
Вскоре Ключарева, заботясь о благосостоянии своих внучек и по настойчивому совету старца, приобрела еще четыре дачи возле Шамордина и окружающие их леса — впрочем, не понимая опять замыслов о. Амвросия, ведь не город же строить придется! Она определила для девочек и часть своего капитала и составила завещание, что в случае неожиданной смерти внучек в калыгинском имении должна быть устроена женская община.
В 1881 году, недолго проболев, Ключарева скончалась. Наследницами имения стали девятилетние близняшки, которые продолжали жить со своими нянями и сестрами-послушницами в Шамордино. Прошел год. Девочки никогда не шалили, одевались просто, любили тихую, уединенную жизнь, почитали своих нянь, заменивших им мать. Такая жизнь не понравилась их отцу, жившему со своей второй женой в Калуге и остававшемуся бездетным. Он решил дать им светское воспитание и определить в пансион. Старец желанию отца не противоречил. Девочки, проучившись зиму в пансионе, должны были на каникулы ехать к отцу, чтобы знакомиться с правилами и образом светской жизни. Но душа их рвалась в Оптину, к горячо любимому батюшке Амвросию. И так устроилось, что с разрешения своего родителя девочки сначала приехали в Оптину. Это было весной 1883 года. Но, прибыв в монастырь, они вдруг заболели дифтеритом — сначала одна, потом другая. Их разъединили, чтобы одна от другой не заразилась. Пока были в силах, девочки часто писали о. Амвросию записочки, в которых просили его молитв и благословения. Первой скончалась Вера. Оставшейся в живых Любови не говорили об этом. Но она, вдруг очнувшись, спросила сидевшую около нее сестру: «Вера умерла?» Та стала отговариваться, что, мол, жива, но Любовь возразила: «Как жива? Мне сейчас няня сказала, что умерла». Няни же рядом не было. Девочки, в последнее время часто говорившие: «Мы не хотим жить дольше 12 лет, что хорошего в этой жизни!» — одна за другой отошли в тот мир, о котором мечтали. Как родились они вместе и всю жизнь были неразлучны, так вместе и предстали, точно ангелы, пред Лицо Господа.
За семь лет говорил о. Амвросий Шишковой о кончине этих детей.
В имении закипела работа. Один за другим строились корпуса. Но желавших поступить в Шамординскую общину нахлынуло вдруг столько, что не успевали построить новый дом, как уже вдвое больше народу ожидало нового помещения. Старец принимал и помещал туда находившихся в крайней бедности вдов и сирот, а еще слепых, хромых, болезненных — и вообще самых обездоленных женщин и девиц. Рассказывал старец Иларион: «Замужняя моя сестра подверглась тяжкому недугу, и муж ее оставил на произвол судьбы. Привезли ее, больную, в Оптину к старцу Амвросию. Было лето. Батюшка вышел к больной, посмотрел на нее и, благословив, шутливо промолвил мне: «Ну, этот хлам-то у нас сойдет, отвези ее в Шамордино». Около десяти лет прожила она там в богадельне и скончалась, быв пострижена перед кончиной в схиму».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});