Афганцы «добро» на посадку не давали. Выключили посадочные огни. Самолеты шли вслепую. Хорошо, что на баграмском аэродроме с апреля находилась наша эскадрилья военно-транспортной авиации. Официально они оказывали дружественному народу помощь в восстановлении народного хозяйства, занимались перевозкой грузов. Реально – в момент «Ч» должны были взять аэродром под контроль и обеспечить посадку наших самолетов. Когда этот самый момент наступил – авиаторы сработали четко. Правда, огни то горели, то гасли, то опять загорались. Потом летчики рассказывали: пока били афганцев – огни горели, как только переставали – свет выключали…
А самолеты все время шли и шли нескончаемым потоком. Всю ночь… Весь день… И последующую ночь…
В целом операция по высадке прошла успешно. Даже такой пронырливый информационный монстр, как радиостанция «Голос Америки», только на пятые сутки после высадки весьма осторожно высказал предположение, что в Афганистане высаживаются советские воздушно-десантные части.
Страница десятая: рисовое поле
Разместили полк на рисовом поле, недалеко от аэродрома. Ночью, когда мороз был, заехали на пашню. Утром солнце пригрело – грязь непролазная. Огляделись. Вокруг стеной стояли обглоданные веками горы, надменным молчанием встречавшие непрошеных гостей.
Владимир Шульга:
– Устраивались кто как мог. Палаток не было. Спали где придется: кто в БМД, кто на броне. Холодно! Удобств никаких! Мыться ходили к соседям-авиаторам. Быт у них был более налажен.
27 декабря в 17.00 командованию полков и руководству особых отделов была дана принципиально новая установка: Амин – враг народа, изменник и предатель государственных интересов. Время «Ч» – 19.00. Особого резонанса подобный поворот событий не имел. Главное – бороться с мятежниками. А если в ряды мятежников попал Амин, значит, так оно и есть. Для большинства это большой роли не играло.
Страница одиннадцатая: на войне как на войне
Владимир Шульга:
– Рядом с полем находился арык. За ним – высотка, на которой стояла афганская зенитная батарея стомиллиметровых пушек советского производства. Поступила задача эту батарею нейтрализовать и выдвигаться к Кабулу. Батальоны рванули маршем на столицу – терять время было нельзя. С батареей же оставили «разбираться» хозяйственные подразделения: автороту, химиков, водителей, всех «хозов-чмозов», как их называли десантники. Перебрались они через арык, выстроились цепью и ползут. Афганцы сверху кричат: хотят узнать, чего им, мол, надо. А те молча ползут, в полемику не вступают. Нервы у всех натянулись до предела: никто не знает, чего ждать друг от друга. Подползли они ближе, смотрят, а на пушках висят маленькие парашютики с резиновыми человечками.
«Ах, мать вашу, десантников вешать собрались! Сейчас мы вам устроим…» И давай гранатами забрасывать. Перебили почти всех. Трупов было много…
Как потом выяснилось, с помощью этих парашютиков зенитчики определяют направление движения ветра.
«Вы бы сказали, чего вам надо, мы бы вам эту батарею и так оставили», – говорили впоследствии уцелевшие афганцы…
Дмитрий Швец, осуществлял оперативное обеспечение 2-го батальона 357-го полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии:
– С левой стороны, за горкой, стояла другая точно такая же батарея, о которой никто ничего не знал. Спустя несколько дней она была обнаружена и без боя взята под контроль.
Страница двенадцатая: марш на Кабул
Владимир Шульга:
– Как себя вести, если афганцы начнут оказывать вооруженное сопротивление, четких инструкций не было. Ограничились довольно обтекаемой формулировкой: действовать по обстановке.
Кабул
Начальник штаба 357-го воздушно-десантного полка обвязал вокруг тела полковое знамя, упакованное в специальный чехол. Я находился рядом…
Дмитрий Швец:
– В авангарде колонны, следом за разведчиками, должна была идти 4-я рота 2-го батальона, которой командовал капитан Пинчук. Комбат, майор Владимир Тарасов, находился в середине, во главе первой роты. Зная способности Пинчука попадать в истории, Владимир Михайлович кратко, но емко предупредил его, чтобы не увлекался.
– Да смотри, не проскочи поворот на Кабул, – напоследок приказал он.
Стали выезжать с аэродрома. Смотрим, Пинчук на своей машине пошел давить аэронавигационные огни.
– Ты что, мать твою, делаешь?! А если отступать придется?! – раздался в эфире оглушительный бас комбата.
– Чтоб врагу не досталось!..
– Я те дам врагов!.. Немедленно прекратить!..
Во время перепалки Пинчук увлекся и проскочил обусловленный поворот. Его рота пронеслась мимо вслед за командирской машиной. И комбату ничего не оставалось, как возглавить колонну, повернув в нужном направлении.
Дорогу перегородил шлагбаум. В присущей ему жесткой и напористой манере Тарасов потребовал немедленно открыть путь. Со стороны афганцев по машине дали очереди из двух автоматов. Пули с визгом отлетали от рычащей брони. Не раздумывая долго, огневую точку закидали гранатами, сбили шлагбаум и пошли вперед, догоняя разведроту.
Боевые машины десанта, не щадя движков, летели по ночной дороге, крадущейся между мглистых стен скалистых гор. Едва солнечный диск провалился за их вершины, мгновенно стемнело. Зимние ночи в афганских горах не просто темны. Они аспидно-черные. Черный снег. Черные камни. Черное небо. Черный ветер. Все поглотила тьма. Распаренные и взвинченные до предела водители выжимали из своих машин все возможное.
Колонна на Кабул
Впереди основной колонны неслась разведрота, которой командовал Алексей Лебедь, брат будущего красноярского губернатора, будущий премьер-министр Хакасии.
Страница тринадцатая: танковая бригада
Дмитрий Швец:
– При въезде в Кабул со стороны Баграма стояла афганская танковая бригада. Танки – это броня, это мощь. Если бы здесь нам оказали сопротивление, десантники в город не вошли. В ущелье одна дорога. Перекроешь ее – проезда нет. Во время описываемых событий офицер по имени Фарук, приверженец бывшего президента Тараки, задушенного во время апрельских событий подушками, поддержав инициативу ввода советских войск, взял на себя командование этой бригадой и начал выводить ее из города, чтобы не принимать участия в назревающих там событиях.
Танковая колонна гигантским змеем выползала навстречу советским БМД, со скрежетом наматывающим на лязгающие гусеницы извилистый серпантин дороги.
«Обнаружить и уничтожить», – поступил Лебедю лаконичный приказ командира полка.
Выбора не было. Разведчики остановились. Рассредоточились за стоявшими неподалеку бочками с водой. Когда танки подошли ближе, по первому сделали выстрел из гранатомета. Раздался резкий грохот. Осколки разорвавшейся гранаты яростно царапали железное тело машины. Колонна, словно споткнувшись, остановилась. Из первой машины выскочил Фарук и побежал в сторону наших машин. На довольно сносном русском языке объяснил ситуацию. Вот где ему пригодились знания, полученные во время учебы в одном из военных училищ Советского Союза. Было принято решение вернуть танки на место постоянной дислокации, а для большего спокойствия оставили парашютно-десантный взвод, который блокировал бригаду, дабы дурные мысли не лезли в сомневающиеся умы.
Страница четырнадцатая: кабульский переворот
В Кабуле полк разделился. Повсюду в шальном азарте захлебывались автоматные очереди. Вылетающие из темноты малиновые звездочки трасс выстрелов прорезали улицы, пересекали площади. Город, словно раненый зверь, ощетинясь, ревел и стонал от боли.
Грохот, вой, визг, свист, уханье разнокалиберной стрельбы. Вопли, взрывы, всполохи пожарищ, звон разбитых стекол, стоны раненых, топот бегущих ног, гарь, копоть, надрывное рычание моторов, скрежет металла, хруст раздавленных камней – все слилось в общую хаотическую массу звуков и ощущений.
Владимир Шульга:
– Третий батальон пошел на министерство обороны и генштаб, второй отправился в сторону зданий ХАД[13] и царандоя[14], первому же определили охранять от возможных нападений узел связи главного военного советника, ставший импровизированным командным пунктом переворота. Командовал там генерал-майор Гуськов, заместитель командующего воздушно-десантными войсками. Сюда вместе с командованием полка прибыл и я.
Сюда же свозили всех уцелевших министров афганского правительства. Утром они должны были сделать официальное сообщение об измене Амина и смене руководства. С министрами особо не церемонились. Если кто не горел желанием ехать, применяли силу, но за рамки разумного не выходили.