— Постойте здесь, я Малюту загоню! Не пускайте ее на дорогу! — крикнул он и умчался.
Через минуту с той стороны, куда скрылся Витька, из тумана вынырнула черная громада Малюты. Корова бежала трусцой прямо на Митю. Он расставил руки, приговаривая:
— Домой, Малюта, домой!.. Слышишь?
Корова остановилась, повернула к крыльцу, медленно прошла мимо Мити и скрылась в воротах хлева. Подоспевший Витька закрыл ворота и задвинул засов.
Митя вошел в горницу. Аня накрывала стол к ужину. От чугуна с картошкой шел пар. Катя сидела за столом и сосала огурец. Малыша не было.
— Наконец-то! — сказала Аня. — Мой руки и зови сына. Будем ужинать.
Митя вышел на крыльцо к умывальнику. Умывшись, он позвал:
— Малыш, ты где?
Никто не ответил. Митя вошел в сени и отворил дверь во двор, в темноту хлева. Как тогда, ударил в нос плотный, густой запах навоза. Митя опять собрался позвать сына, но услышал голоса. Он осторожно, как тень, проник во двор и притворил за собою дверь. Ничего не было видно, кроме полуприкрытой двери на улицу, за которой виднелся кусок забора и узкая полоса вечернего неба.
— А про звезды ты знаешь? — раздался голос из темноты.
— И про звезды знаю, — ответил другой, детский голос, и Митя узнал в нем голос своего сына. — Мне папа рассказывал про звезды. Они большие и далеко-далеко…
— На звезды трудно смотреть.
— Нет, мне легко.
— Один дятел рассказывал, что он летал на звезду и продолбил в ней маленькую дырку.
— Дятел? — спросил Малыш. — Это птица?
— Будет вам! — перебил еще один голос, показавшийся Мите старым и добрым. — Завтра рано вставать.
— А если спать в другую сторону, можно проснуться вчера? — снова спросил первый голос.
— Это папа знает, — сказал Малыш. — Он маме рассказывал, а она мне. Это такая сказка. Можно проснуться, когда хочешь.
— Можно проснуться раньше, чем родился, или позже, чем умрешь, — сказал старый голос. — Это твой папа знает?
— Он все знает.
Митя стоял, прижавшись лопатками к двери, обитой клеенкой, под которой была вата. Осторожно, стараясь не скрипнуть, он повернулся лицом к двери, тихонько потянул за ручку и, сжавшись, выскользнул из двора в сени. Затворив дверь, он на цыпочках медленно пошел в горницу через темные сени, не зная еще, радоваться ему или горевать, потому что Малыш, его сын, разговаривал с голосами, а значит, слышал их, и они слышали его — вот в чем штука!