– Нет, я ни за что на свете не допущу, чтобы этот хулиган тебя избил. Тебе с таким громилой не тягаться. Ты и охнуть не успеешь – он из тебя дух вышибет. Разорвет на части, потом их не собрать.
Мне стало слегка не по себе.
– Зачем же в таких красочных подробностях?
– Он серьезно говорил, ты уверен?
– Еще бы.
– Может быть, он из тех, кто просто любит хорохориться…
Я печально улыбнулся.
– Вижу, вижу, тетя Далия, куда вы клоните. Сейчас еще спросите, а не заметил ли я в его глазах лукавого блеска. Нет, никакого блеска не заметил. Поверьте, Родерик Спод будет неукоснительно следовать тактике, о которой информировал меня во время нашей последней встречи, и все свои угрозы выполнит.
– Тогда плохи наши дела. Если только Дживс нас не спасет. – Это она адресовала моему дворецкому, который как раз появился с рюмкой бренди – не очень-то он спешил. Я уже начал удивляться, что это его так долго нет? – Дживс, мы говорим о мистере Споде.
– Да, мадам?
– Мы с Дживсом уже обсудили, какой сильный и опасный враг Спод, – горестно вздохнул я, – и он признался, что не находит решения. Впервые этот выдающийся ум спасовал. Дживс обдумал положение всесторонне, но выхода не видит.
Тетя Далия с благодарностью выпила бренди, и ее лицо слегка оживилось.
– А знаешь, что мне сейчас пришло в голову? – спросила она.
– Поделитесь со мной, кровная моя родственница, – ответил я все так же безнадежно. – Уверен, ваша идея гроша ломаного не стоит.
– А вот и ошибаешься, племянничек. Может быть, я нашла ключ. Я подумала: а вдруг у этого негодяя Спода есть какая-нибудь позорная тайна? Дживс, вы о нем что-нибудь знаете?
– Нет, мадам.
– При чем тут тайны?
– Найти бы его уязвимое место и нацелить в него удар, он тут же присмиреет. Помню, когда я была девочкой, я нечаянно увидела, как твой дядя Джордж целует мою гувернантку, и ты не представляешь, какая у меня после этого началась райская жизнь: только ей вздумается оставить меня после уроков выписывать основные статьи импорта и экспорта Великобритании, как я тут же… Словом, вы меня понимаете. Предположим, мы узнали, что Спод застрелил лису из ружья, вместо того чтобы забить хлыстом. По-твоему, на этом нельзя сыграть? – спросила она, потому что я в сомнении скривил физиономию.
– Умозрительно я это приветствую. Но существует одно непреодолимое препятствие: нам ничего не известно.
– Да, ты прав. – Она поднялась. – Впрочем, я просто так сказала. Чего только не придет в голову. Пойду-ка я к себе в комнату, смочу виски одеколоном. Голова раскалывается – боюсь, разлетится на тысячу осколков.
Дверь закрылась. Я опустился в кресло, в котором она сидела, и вытер лоб.
– Уф, пронесло, – сказал я с облегчением. – Она перенесла удар лучше, чем я думал. «Куорн» отлично дрессирует своих дочерей. Держалась она великолепно, но все равно чувствовалось, что она ранена в самое сердце, и бренди пришелся очень кстати. Между прочим, где это вы столько времени пропадали? Собака-поводырь принесла бы в десять раз быстрее.
– Вы правы, сэр. Прошу прощения. Я задержался, потому что беседовал с мистером Финк-Ноттлом.
Я посидел, подумал.
– А знаете, Дживс, тетя Далия высказала неплохую мысль: узнать о Споде что-то компрометирующее. По-моему, мысль на редкость здравая. Если Споду есть что скрывать и мы его уличим, враг будет в тот же миг устранен. Но вы говорите, что ничего о нем не знаете.
– Нет, сэр, не знаю.
– Да я и сомневаюсь, что он что-то скрывает. Есть типы до того правильные, что просто тошнит, сроду ни на шаг от дозволенного, их с первого взгляда узнаёшь, так вот, подозреваю, даже среди них Родерик Спод – пример для подражания и восхищения. Боюсь, самые скрупулезные расследования всего, что касается этой персоны, не выявят ничего более криминального, чем эти его усики, а он, естественно, не против, чтобы весь мир сосредоточил на них внимание, иначе не вырастил бы на лице такую мерзость.
– Вы совершенно правы, сэр. Однако дознание все же провести стоит.
– Да, но где?
– Я подумал о «Ганимеде», сэр. Это клуб для камердинеров на Керзон-стрит, я уже довольно давно в нем состою. Не сомневаюсь, что слуга джентльмена, занимающего столь заметное положение в обществе, как мистер Спод, тоже в него входит и, уж конечно, сообщил секретарю немало сведений о своем хозяине, которые и занесены в клубную книгу.
– Как вы сказали?
– Согласно параграфу одиннадцатому устава заведения, каждый вступающий в клуб обязан открыть клубу все, что он знает о своем хозяине. Из этих сведений составляется увлекательное чтение, к тому же книга наталкивает на размышления тех членов клуба, кто задумал перейти на службу к джентльменам, чью репутацию не назовешь безупречной.
Меня пронзила некая мысль, и я вздрогнул. Чуть ли не подпрыгнул.
– А что было, когда вы вступали?
– Простите, сэр?
– Вы рассказали им все обо мне?
– Да, конечно, сэр.
– Как, все?! Даже тот случай, когда я удирал с яхты Стоукера и мне пришлось для маскировки намазать физиономию гуталином?
– Да, сэр.
– И о том вечере, когда я вернулся домой после дня рождения Понго Твистлтона и принял торшер за грабителя?
– Да, сэр. Дождливыми вечерами члены клуба с удовольствием читают подобные истории.
– Ах вот как, с удовольствием? А если однажды дождливым вечером их прочтет тетушка Агата? Вам это не приходило в голову?
– Вероятность того, что миссис Спенсер Грегсон получит доступ к клубной книге, чрезвычайно мала.
– Надеюсь. Однако события, произошедшие под крышей этого дома не далее как вчера, несомненно, продемонстрировали вам, каким способом женщины получают доступ к книгам.
Я погрузился в молчание, дивясь открывшейся мне картине жизни заведений, подобных «Ганимеду», о которых я до сих пор и понятия не имел. Конечно, я знал, что после скромного ужина Дживс надевает свой добрый старый котелок и исчезает за углом, но мне почему-то казалось, что направляется он в бар какого-нибудь ресторанчика по соседству. О существовании клубов на Керзон-стрит я и не предполагал.
Еще меньше я мог предположить, что в клубной книге записаны самые скандальные из всех курьезных проделок Бертрама Вустера. Вспомнились Абу Бен-Адем и ангелы со скрижалями, на душе было погано, я даже нахмурился.
Но изменить что-либо было не в моей власти, и потому я вернулся к тому, что относится к делу, как определил бы полицейский Оутс.
– Что вы задумали? Обратиться к секретарю за сведениями о Споде?
– Да, сэр.
– Вы думаете, он раскроет их вам?
– Конечно, сэр.
– То есть как, он готов раздавать эти сведения, чрезвычайно интимные и важные, сведения, которые могут погубить человека, если попадут в руки врага, – он готов раздавать их направо и налево?!
– Только членам клуба, сэр.
– Когда вы можете с ним связаться?
– Могу позвонить ему прямо сейчас, сэр.
– Так звоните, Дживс, и постарайтесь записать разговор на счет сэра Уоткина Бассета. Пусть телефонистка хоть сто раз предупреждает вас: «Три минуты истекли», – не обращайте внимания, говорите хоть час, плевать на расходы. Ваш секретарь должен понять – обязательно должен, – что сейчас все, кто способен испытывать сострадание, просто обязаны кинуться нам на помощь.
– Надеюсь, я сумею убедить его, что это случай чрезвычайной важности, сэр.
– Если вам не удастся, свяжите с ним меня.
– Хорошо, сэр.
И он пошел выполнять благородную миссию спасения.
– Кстати, Дживс, – сказал я, когда он уже открыл дверь, – вы, кажется, сказали, что говорили с Гасси?
– Да, сэр.
– У него есть какие-нибудь новости?
– Да, сэр. Судя по всему, мисс Бассет порвала с ним отношения. Помолвка расторгнута.
Он выплыл из комнаты, а я чуть не к потолку подскочил. Это довольно трудно из положения «сидя», но я умудрился.
– Дживс!!! – завопил я.
Но его уже и след простыл.
Внизу неожиданно раздался звук гонга, сзывавшего к ужину.
Глава VI
Я до сих пор жалею, вспоминая тот ужин, что душевные терзания помешали мне по достоинству оценить трапезу, которая при других обстоятельствах доставила бы мне истинное удовольствие. Конечно, сэр Уоткин Бассет – гнуснейшая личность, но закатывает своим гостям настоящие пиры, и как я ни был погружен в свои заботы, очень скоро понял, что у его поварихи талант от Бога. После великолепного супа подали рыбу – пальчики оближешь, потом рагу из дичи в вине и с острым соусом, которого не постыдился бы и Анатоль. Добавьте к этому спаржу, омлет с джемом, восхитительные сардины на ломтиках хлеба, и вы меня поймете.
Конечно, я почти ни к чему не прикоснулся. Как справедливо заметил мудрец, лучше блюдо зелени и при нем никто никого не подсиживает, чем обжираловка и все зверем глядят друг на друга, так что, когда я глядел на Гасси и Мадлен Бассет, которые сидели рядом напротив меня, мне казалось, что я жую вату. Мне было их очень жалко.