Читать интересную книгу Петербургская Коломна - Георгий Зуев

В наши тревожные дни особенно актуально звучат применительно к Офицерской улице слова убежденного сторонника наглядного показа истории, Николая Павловича Анциферова, утверждавшего в 20-х годах XX века, что «в эпоху кризисов великих культур особенно остро пробуждается сознание содержавшихся в объектах города духовных ценностей, наиболее ярко поднимается чувство любви к ним и вместе с тем желание и жажда хранить их и защищать».

Действительно, в смутное время, когда колеблется жизненность великой русской культуры, сердце невольно стремится погрузиться в нее, слиться с нею теснее и разгадать ее.

Офицерская улица уже давно пережила пик своей славы. Померкли ее былой блеск и великолепие. Однако для тех, кто остается неравнодушным к истории нашей великой культуры, прошлое внезапно оживает, оборачивается выразительными картинами и наполняется голосами наших далеких замечательных предков, имевших некогда «свое местожительство в Офицерской улице, Коломенской или Казанской частях города Санкт-Петербурга».

ОН ВСПОМНИЛ О ЛАНСКОЙ…

На углу Офицерской улицы и Вознесенского проспекта в 20-х годах XIX века находился небольшой дом № 1 – строение весьма скромного типа, занимавшее согласно архивной официальной справке участок по Офицерской улице протяженностью в 15 саженей. Особняк принадлежал генерал-лейтенанту Павлу Петровичу Ланскому. Дом не раз менял наружный облик, следуя капризам архитектурной моды и вкусам своих владельцев. К сожалению, как выглядело это здание почти два века тому назад, можно увидеть лишь на чертежах коллекции Берхгольца, хранящихся ныне в Стокгольме.

Утром 14 декабря 1825 года молодой офицер лейб-гвардии Конного полка князь Александр Иванович Одоевский, один из близких друзей А.С. Грибоедова и А.С. Пушкина, находился среди восставших на Сенатской площади. Он не входил в узкий круг организаторов восстания, но его влекли высокие идеалы дружбы, товарищества, служения Отечеству. «Его пылающая душа казалась огненным лучом, отделившимся от солнца, так она была ярка», – так сказал о нем один из его друзей. Князь со всей страстью примкнул к восставшим. 14 декабря ему поручили командовать стрелковой цепью перед мятежным каре. Одоевский оставался там до той минуты, пока не загрохотали пушки, изрыгая из своих жерл смертоносную картечь. Покинув площадь, уходил, потрясенный увиденным зрелищем, в панике и почти в невменяемом состоянии: рухнули надежды на победу и успех восстания.

Ул. Декабристов, 1. Современное фото

Впоследствии Александр Иванович так вспоминал о пережитом в этот день: «Пошел куда глаза глядят. На Канаве (канал Грибоедова. – Авт.), переходя ее, попал в прорубь, два раза едва не утонул, стал замерзать, смерть уже чувствовал; наконец высвободился, но совсем ума лишенный». «Куда идти?» – думал вконец окоченевший, в обледенелой одежде Одоевский. Повернуть домой? Нет, на это он не решился. Перебирая в памяти адреса добрых знакомых, живших вблизи Екатерининского канала, к кому бы еще хватило сил добраться, вспомнил о Ланской, приходившейся ему родной теткой и жившей неподалеку от «Канавы» – на углу Офицерской улицы и Вознесенского проспекта. Собрав последние силы, кое-как добрел до теткиного дома. Открыли дверь. Войдя в дом, он упал и потерял сознание. Придя в себя, попросил сухую одежду и возможность немного передохнуть в тепле. К своему великому удивлению, он не только не встретил ожидаемого сочувствия и помощи у родных, а, наоборот, вызвал у них приступ искреннего возмущения и негодования, особенно со стороны тетушкиного мужа – генерала Ланского, добропорядочный дом которого, оказывается, теперь опозорен появлением в нем человека, поднявшего руку на самого государя. Едва державшийся на ногах Одоевский с недоумением и непониманием смотрел на испуганные жалкие лица своих родных и близких, ставших вдруг совершенно чужими и безжалостными к нему людьми.

А.И. Одоевский.

Портерт работы И. Фридрица. 1823–1825 гг.

Он видел, как поспешно одевался Ланской, боясь, чтобы ему не вменили в вину факт сокрытия бунтовщика. Генерал силой вывел Одоевского на улицу, где их уже ждали запряженные сани. Он не сопротивлялся, шел в каком-то полузабытьи, цепенея от холода и ледяного ветра. Увидев сквозь пелену снега очертания Зимнего дворца, понял все. Ланской доставил родственника во дворец, где император Николай I вел допрос арестованных декабристов. Передав Одоевского дежурному офицеру, генерал не преминул отметить, что он незамедлительно и лично отконвоировал государственного преступника, и просил этот факт особо отразить в документах, связанных с арестом мятежника.

С глубоким удовлетворением и чувством выполненного гражданского долга Ланской вернулся на Офицерскую, в свой дом.

(Его «благородный» поступок позже был отмечен высокой монаршей благодарностью и щедрой наградой. Когда Одоевского осудили и отправили в сибирские рудники, все его личное состояние, которого его по суду лишили, перешло родной тетке и ее мужу.)

1 февраля 1827 года из Петропавловской крепости в Сибирь отправилась последняя партия осужденных декабристов, и среди них – молодой поэт, бывший блестящий офицер Конногвардейского полка, Александр Одоевский. Вереница жандармских бричек выехала на набережную Невы, повернула на Фонтанку и здесь, среди погасивших огни доходных домов, взору осужденного открылась картина ярко освещенного барского особняка и скопление карет и саней у его подъезда. Посреди спящего города гремел и сверкал очередной великосветский бал.

В воображении Одоевского возникла картина из навсегда отошедшей для него в прошлое жизни: безудержное веселье, роскошная обстановка, сонм пленительных столичных красавиц. Возможно, это ведение вдохновило поэта на строчки стихотворения «Бал»:

Открылся бал. Кружась, летелиЧеты младые за четой;Одежды роскошью блестели,А лица – свежей красотой…

В конце июля 1826 года Александр Сергеевич Пушкин взволнованно попрощался с Александрой Григорьевной Муравьевой, отправлявшейся в Сибирь к мужу-декабристу. С ней он передал свое послание друзьям – «Во глубине сибирских руд.» – первый поэт России не побоялся морально поддержать ссыльных участников декабрьского восстания:

…Оковы тяжкие падут,Темницы рухнут – и свободаВас примет радостно у входаИ братья меч вам отдадут.

Взволнованный пушкинским посланием, ссыльный Александр Одоевский написал знаменитый «Наш ответ»:

…Наш скорбный трудне пропадет —Из искры возгорится пламя:И просвещенный наш народСберется под святое знамя,Мечи скуем мы из цепей —И пламя вновь зажжемСвободы!Она нагрянет на царей,И радостно вздохнут народы!

Печальна дальнейшая судьба осужденного по четвертому разряду Александра Ивановича Одоевского. После десяти лет сибирской каторги, в 1837 году, он зачисляется рядовым Нижегородского драгунского полка, участвовавшего в боевых операциях на Кавказе. Здесь же в это время служил и М.Ю. Лермонтов, ставший близким другом опального поэта. Участвуя в боях на восточном берегу Черного моря, Александр Иванович заболел тяжелой формой малярии и от нее умер в местечке Псезуапе. Жизнь декабриста оборвалась на роковой черте, ему исполнилось только 37 лет. Лермонтов посвятил ему прекрасные стихи:

Я знал его: мы странствовали с нимВ горах востока, и тоску изгнаньяДелили дружно; но к полям роднымВернулся я, и время испытаньяПромчалося законной чередой;

А он не дождался минуты сладкой.Болезнь его сразила…

И он погиб далеко от друзей…Мир сердцу твоему, мой милый Саша!Покрытое землей чужих полей,Пусть тихо спит оно, как дружба нашаВ немом кладбище памяти моей!

В 1870-е годы наследники генерала Ланского продали дом. Его новым хозяином стал генерал-лейтенант Александр Иванович Глуховской – член военно-ученого комитета при Главном штабе военного министерства и владелец трех доходных строений в Коломне.

В 1903 году в доме № 1 на Офицерской улице открылся первый из четырех на ней синематографов. Его хозяин, Рафаил Гиршевич Слуцкий, дал ему название «Эльдорадо». В рекламных афишах, расклеенных по городу, господин Слуцкий особо отмечал, что «в „Эльдорадо" зрители, не сходя со своих мест, могут видеть художественную и видовую заграничную фильму».

Аппаратная кинематографа. Фото начала ХХ в.

Заведение не пустовало. Публика с удовольствием смотрела необычные остросюжетные фильмы с броскими, завлекательными названиями: «Дочь павшей», «Сонька Золотая Ручка», «Раздавленная жизнью», «Кровавый полумесяц» и др.

Примеру Рафаила Гиршевича Слуцкого последовали и другие предприниматели Офицерской улицы. В пустовавших помещениях магазинов стали появляться новые синематографы, в них призывно звучали звонки, оповещавшие прохожих, что сеанс вскоре начнется. На самом же деле в кинематограф пускали в любое время и даже торжественно вручали почетные билеты, позволявшие посещать зрелищные заведения за полцены.