Читать интересную книгу Отражение во мгле - Сурен Цормудян

Там он родился. Пошел в школу. В спортивную секцию. Вырос. Потом — Рязанское училище. Он перестал быть жителем Новосибирска и посещал родной город только в отпусках, наведываясь к отцу с матерью. И когда был курсантом, и когда стал офицером-десантником, и потом, уже кадровым офицером спецназа ГРУ. В том последнем отпуске он вез домой деньги. Много денег, чтобы помочь отцу, нуждавшемуся в лечении. Ведь пенсии родителям едва хватало, чтобы оплатить коммунальные расходы… Он не успел. И весь праздничный угар новогодних каникул бил его по нервам. Он ненавидел тогда и мельтешащие лица горожан, и толкотню в магазинах на распродажах. Ненавидел гирлянды и музыку из окон квартир. Ненавидел врачей и то, как во всей этой пестрой требухе терялись ничтожность человеческой жизни и народная нищета, заставленная от чьих-нибудь глаз большими рекламными плакатами и вывесками супермаркетов. И тогда к нему пришел странный человек.

«Много грязи вокруг, правда же? — сказал этот человек. — Мы и не осознаем, что нас окружает и какова действительность, пока не напоремся на подводный камень нашего бытия. И если мы по пояс в воде и видим что-то напоминающее райскую беззаботную лагуну, то под водой — те самые острые камни, о которые мы спотыкаемся и наносим себе опасные раны. И тогда на эти кровоточащие раны, как пираньи, плывут четкие и ясные образы настоящей правды жизни. Наш мир подходит к рубежу. Человечество устремилось в тупик. Растет социальная пропасть, и камнем падает цена жизни большинства из нас, составляющих это самое человечество. И такое происходит повсюду. Уже нет иллюзий насчет светлого будущего. Это будущее строят для себя те немногие, которые вышли на жемчужный берег лагуны. Но места на том берегу уже застолблены, и всем остальным суждено так и остаться по пояс в воде. Смотреть на райский берег и оккупировавших его счастливчиков. Смотреть и топтаться по острым камням и терпеть укусы мурен и ядовитых медуз. И добывать этим избранным еду и жемчуг. И защищать их уголок блаженства от неприятностей, которые будут пожирать лишь тех, кто в воде. Но сейчас многие увидели свою судьбу и возненавидели свой мир. Грядут большие перемены. Очень скоро низы не захотят жить по старому, а верхи просто не смогут. Мир катится в феодализм и рабовладельчество, причем мы увидим совершенно новые, небывалые проявления этих диких анахронизмов. Спиральная пружина нашей истории сжимается, но этому сжатию есть предел. Либо пружина сломается, либо она стремительно распрямится и изувечит того, кто ее закручивает. Мы на изломе эпох, если не сказать — эр. Среди понимающих это есть те, кто не видит выхода и пьет от безысходности, закрывает себе глаза телевизором и потребительской требухой. Есть те, кто страшится того, что впереди, и судорожно ищет решение, но не находит, потому что не способен найти. Есть те, кто придумывает химеры и обращается к массам с пугающими пророчествами. А есть те, кто собирает силы, чтобы стать не инструментом, но поводырем грядущих перемен. И нам нужны такие люди, как вы. Сильные и ловкие профессионалы. Честные и преданные долгу. И вы, подполковник Дьяконов, можете из этой прозрачной на вид, но мутной на деле воды взойти на борт боевого корабля, чтобы в нужный момент, наставив пушек жерла на райский берег, спросить с хозяев жизни за все и вынудить их делать то, что нужно братству. Или дать залп. Наша артель нуждается в вас, подполковник».

— Дьяк! — послышался из открытого торца вездехода голос Обелиска. — Кажется, есть контрольный сигнал!

Командир спрыгнул в снег и вернулся в кабину.

— Ну-ка, что там?

Оби подкрутил рукоятку громкости. Все то же шипение и потрескивание. Затем пиканье, точь-в-точь как у первого советского спутника.

— Вот! Это наш маячок на горе! Аж на Урале! Сигнал прошел через ретрансляторы в Омской и Свердловской областях.

Пиканье вдруг сменилось электронным гулом, а затем возникло что-то похожее на громкий рык. Гаархххп… Или что-то в этом роде.

— А это еще что? — нахмурился Дьяконов.

— Помехи в атмосфере. Учитывая дальность приема, это нормально. Главное, что мы уловили Урал. Значит, и ретрансляторы работают, и бури на пути сигналов пока нет.

— Тогда давай отправлять сообщение.

— Я готов.

«Внимание! Говорит рейд сорок четыре. Повторяю, говорит рейд сорок четыре. Два-два-ноль-шесть-два-ноль-один-два. Место рейда достигнуто. Находимся между аэропортом Толмачево и городом Новосибирск. Фиксируем четкий сигнал радиоточки нашей базы. Аэропорт для использования авиацией непригоден. Был нанесен ядерный удар. Есть неровности грунта, делающие посадку самолетов невозможной. Города нет, как и предполагалось. Вполне вероятно, что нанесены ядерные удары и в других районах, кроме аэропорта. Наиболее высокий, зафиксированный на данный момент радиационный фон — триста восемьдесят микрорентген в час. Готовим группу для обследования непосредственно города. Признаков жизни даже в виде следов пока не наблюдаем. Климатические условия идентичны условиям во всех известных нам регионах. Пиковая зафиксированная температура — минус пятьдесят один градус. В настоящий момент минус сорок три. По ходу экспедиции разрывов в облачном покрове замечено не было. Компасы, как и прежде, показывают различные направления. Новых видов животных и человеческих мутаций не обнаружено. По ходу движения радиопеленг чист. Последний радиосигнал был зафиксирован к востоку от Екатеринбурга. На текущий момент сигналы маяка объекта не зафиксированы. Наличие в довоенный период метрополитена в Новосибирске предполагает, что обитание выживших людей приходится именно на эту городскую структуру. Возможно, маяк объекта не зафиксирован по причине нахождения объекта под землей, либо по причине его смерти. Как и предписано, мы будем исходить из положительной для целей нашей экспедиции версии. Потерь нет. Материальная часть исправна. Дьякон».

11

СЛЕДЫ

Последователи культа Армагеддона выбрались на поверхность. Им пришлось вернуться в свои жилища от заветной двери и облачиться в самые теплые одежды из тех, что имелись в запасе. Позже, снова подойдя к двери, они обнаружили человека, вешающего новые замки. На их счастье и на свою беду, человек был один. И хотя он являлся обладателем помпового ружья, данный факт не спас его от внезапного нападения сзади трех фанатиков с ножами.

И вот теперь они продвигались по большой канаве от покинутого ими метро. Миновали сгоревший поезд, бетонные врата туннеля, отделяющие подземелье от города. Въезд в туннель имел двое ворот, перегораживавших параллельные пути, частью заваленные исковерканными машинами; сюда их принесла всесокрушающая ударная волна.

Тот путь, по которому шли сектанты и который когда-то привел в туннель горящий состав, был почти без завалов. И именно этой дорогой удалились четыре человека, замеченные в тот момент, когда они открывали замки. Но сейчас, идя под затянутым серыми тучами небом, Жрец, к своему изумлению, понял, что вышли не четыре человека, а больше. Возле свалки, что в нескольких сотнях метров от въезда в туннели, он удивился снова. Следы здесь оставили не четверо, а всего трое. Потом только двое. Потом вдруг — шестеро.

— Что за дьявольские происки, — морщился он.

Среди руин у вокзала Новосибирск-Главный, перед пешеходным мостом, часть которого благодаря какому-то чуду еще нависала над заснеженным сплетением железнодорожных путей, до него наконец дошло.

— След в след идут, еретики чертовы.

— И сколько их на круг? — хмуро спросил Халдей, самый молодой в этой троице.

— Да черт разберет. Но сдается мне, что не только те четверо, которых мы видели уходящими. Кто-то еще.

— Тем хуже для них, — фыркнул Викарий.

— Да, но их больше, чем мы думали. Можем и не осилить. Был бы автомат, а с помповухой… На дальней дистанции не перестреляем. Зачем вообще идти за ними? — спросил Халдей.

Жрец посмотрел на него и ухмыльнулся:

— А ты как думаешь, придурок?

В путь отправились, как только стихла буря. Впереди шла Сабрина. Выйдя на перекресток, она резко присела и мгновенно вильнула в сторону, сжав в руках древко алебарды. Вся группа тут же рассредоточилась, и только Бронислав остался на месте.

— Ложная тревога, — усмехнулся он.

Девушка взглянула на него, затем на источник своей тревоги. Это оказался вовсе не человек. Даже не живое существо. Это была статуя, установленная прямо на тротуаре, или что там было под снегом. Усатое и пузатое изваяние, застывшее в своей позе на века по колено в сугробе, отдавало честь торчащему рядом такому же карикатурному светофору.

— Памятник первому в городе светофору, — тихо проговорил предводитель охотников.

— Хорошо, что ты ей автомат не выдал, — нарочито громко произнес Масуд. — А то бы истукана грохнула.