искры силы, не раскрывшие себя,
Краткие вспышки красоты в земных недолгих формах,
Отображения единства разрушенной Любви
Плывут, как будто «зайчики» зеркальные от солнца в небе здесь.
Скопления густые незрелых пробных жизней
130. Увязаны всецело в мире нашем мозаичном.
Нет совершенного ответа на наши упования;
Есть лишь безмолвные слепые двери без всякого ключа;
Напрасно мысль стучится и свет, присвоенный себе, несет.
Сердца, обманутые фальшью, что нам всучили на рынке жизни,
135. Представ перед утраченным божественным блаженством, цепенеют.
Есть грубый корм, чтобы насытить ненасытный ум,
Есть трепет нашей плоти, но нет волнения души.
Здесь даже тот восторг глубокий, который может Время дать,
Является лишь подражанием блаженству, что не познано умом,
140. И искаженным изваянием экстаза,
Счастьем израненным, которое не может с этим жить,
Мгновением коротким радости ума иль восприятия,
Подброшенного вселенской Силой телу – её рабу,
Или подобием восторга, навязанного нам
145. Неведением в его сералях.
Ибо всё то, что мы приобрели, быстро теряет цену,
Как старый обесцененный кредит в банке у Времени,
Как чек несовершенный, который Несознанием подписан.
Усилие любое, чтобы что-то сделать, сопровождает нелогичность,
150. И хаос ожидает каждый космос, сформированный уже:
Зерно провала скрывается в любом успехе.
И Ашвапати видел сомнительность всех обстоятельств здесь,
И неопределенность мысли человека, самонадеянной и гордой,
И мимолетность достижений его силы.
155. Он – человек разумный в неразумном мире,
Он – остров в море Неизвестного,
Он – малость, что пытается великой быть,
Животное с врожденной интуицией от бога.
Вся жизнь его – история, слишком обычная для пересказа,
160. Дела его – суммируя их вместе, дают пустяк, ничто,
Сознание его – светильник, зажженный, чтобы потом угаснуть,
Его надежда – лишь звезда над колыбелью и могилой.
И всё ж судьба великая стать может и его судьбою,
Поскольку вечный Дух есть его истина.
165. Он может заново создать себя и окружение своё,
И мир, в котором он живет, сформировать, как нужно:
Во Времени – невежда он, вне Времени – сам Знающий,
Он есть то «Я», что выше и Природы, и Судьбы.
И отстранилась его душа ото всего, что сделал он.
170. Умолк назойливый и бесполезный шум от бренного труда,
Дней непрестанный кругооборот отброшен;
Затихло в отдалении многоголосие шагов всей жизни.
И лишь Безмолвие осталось его единственным партнером.
Бесстрастны и свободным от всех земных надежд стал он -
175. Фигурою в обители незримого Свидетеля,
Которая шагами измеряет обширный зал собора его мыслей,
Лелея к небу устремленные невидимые крылья,
Под сводами, что смутно различимы в бесконечьи.
Зов был ему из тех высот непостижимых;
180. Индифферентный к небольшому аванпосту Разума,
Он в царстве пребывал обширном самого Предвечного.
Всё существо его сейчас превосходило Пространство, мыслимое человеком,
А мысль его, лишенная оков, космическому ви́денью ближайшей стала:
Вселенский свет объял его глаза,
185. Сквозь мозг и сердце золотой поток излился,
И в члены тела смертного божественная Сила низошла
Потоком из морей Блаженства вечных;
Он ощутил несказанную радость от этого пришествия.
Всеведущим Экстазом привлечённый,
190. Осознающий свой Источник тайный, всемогущий,
Живущий центр Безграничья этого
Расширился, чтоб равным стать со всем окружьем мира, -
Так Ашвапати развернулся к своей судьбе духовной.
Исчезли под его ногами вершины всей земной природы,
195. Как будто некие картины, оставленные на холсте нестойкого эфира,
В чьём колебании далеком, затухая, теряются они -
Взобрался выше он, чтоб встретить Беспредельность.
Океаническая тишь Недвижного взирала за его подъемом:
Был он стрелою, через вечность пущенной
200. Внезапно из тугого лука Времени,
Лучом, что возвращается к родительскому солнцу.
Противник этого движения к свободе -
Дракон Неосознания черный – размахивал своим хвостом,
Бичуя силой дремлющее Бесконечье
205. В затмениях глубоких некой формы:
Пред Ашвапати лежала Смерть, похожая на те врата, что в сон ведут.
Нацеленный лишь на Блаженство чистое
И алчущий добыть лишь Бога,
Взбирался он к Нему, пылая конусом огня.
210. Освобожденье божие такое дается лишь немногим и нечасто.
Один средь многих тысяч, прежде незатронутых
И поглощенных только внешним планом мира,
Был избран тайным Оком очевидца,
И указующий перст Света лишь его ведет
215. Сквозь безграничия души, не нанесенные на карту.
Паломник он предвечной Истины,
И нам не охватить его безмерный ум;
Ушел от голосов он ограниченного царства,
Покинув однопутную во Времени дорогу бренной жизни.
220. Ступает он в преддвериях Незримого,
В пределах молчаливых обширнейшего плана
Или старается услышать, следуя Советчику бесплотному,
Клич одинокий в безграничной пустоте.
Глубокий рокот космоса стихает,
225. Он остается в тишине, которая царила до рождения мира,
С душою, обнаженной пред Единым, который существует вечно.
Вдали от безудержного влечения к предметам сотворенным
Мысль и её кумиры тёмные тотчас же исчезают,
Шаблоны для творенья форм и личностей не существуют:
230. Здесь Ширь невыразимая осознает его, как самоё себя.
Земли предвестник одинокий, идущей к Богу,
Он путешествует, чтоб встретить то, что невозможно передать словами,
Ступает он средь символов, еще не сформированных явлений, наблюдаемых
Закрытыми глазами молчаливых Нерожденных,
235. Прислушиваясь к эху одиноких своих шагов
В дворах извечных Уединенности божественной.
Остановившееся время наполнено невыразимым Чудом.
Его дух смешивается с сердцем вечности
И на себе несет безмолвье Бесконечья.
240. С божественном уходом от бренных мыслей,
В поступке необычном виденья души
Тянулось существо его в непроторённые высоты,
Отбросив одеяние своё людское.
Взрастало существо; чтоб встретить Ашвапати чистым и открытым,
245. Вниз Нисхождение могучие отправилось. Мощь, Пламя,
Красота, бессмертными глазами видимые лишь наполовину,
Неистовый Экстаз, внушающая ужас Сладость
Окутали его своими колоссальными крылами,
Проникли внутрь нервов, сердца, мозга,
250. Затрепетавших, ослабевших от Явления этого:
От хватки незнакомой содрогнулось всё естество его.
В момент, который короче смерти, но длиннее Времени,
Какой-то Силой, которая безжалостней Любви, счастливей Рая,
Беспрекословно взятое в божественные руки,
255. Влекомое неистовым блаженством и понуждаемое им,
Потоком ураганным силы и восторга
Гонимое в немыслимые глуби
И возносимое в безмерные высоты,
Оно из лап смертельных Смерти было вырвано
260. И изменению беспредельному подвергнуто.
Всеведущий, который знает всё, не глядя и не рассуждая,
Не поддающийся познанью Всемогущий,
Мистическая Форма, которая миры в себе способна содержать,
В обитель страстную свою вмиг превратила душу Ашвапати,
265. Чтоб поиск одиночества его привел
К значениям объятья Бога.
И, вот, когда вневременное Око свело на нет часы,
Тем самым упраздняя деятеля вместе с действом,
Его дух широко и абсолютно безупречно заблистал:
270. Стал разум пробудившийся его чистою грифельной доской,