Гигант тупо прислушивался к своим ощущениям, на меня смотрел с уважением, а чернобородый спросил у меня:
– Налить ему еще?
– Давай, – разрешил я. – Пить следует умеренно. Две кружки вина вполне достаточно. Потом, конечно, можно еще.
Он спросил с недоумением:
– Это как?
– Выпив всего кружку, – пояснил я, – я становлюсь другим человеком! Понял?
– Ну…
– Так вот тому другому тоже надо налить!
Он врубился наконец, захохотал, троица прибывших тоже заржала с превеликим удовольствием. Я подумал, что мне с моим запасом шуточек и приколов в этом мире цены просто нет.
Когда чернобородый снова наполнял всем чаши, дважды едва не промахивался. Один из группы завел веселую песню, его дружки подхватили. Довольные и веселые, про драку уже забыли, в самом деле нравится мне этот простой мир, где все простые и понятные, даже короли.
В центр зала, подсвеченная пламенем камина, вышла танцевать легко одетая женщина, похожая на огненную саламандру. По ее телу зазмеились синие молнии, ноги переступают легко, а гибкие руки пошли исполнять над головой свой особый танец, манящий, эротичный и женственно мягкий.
Воздерживайтесь от вина, женщин и песен, вспомнил я старый совет. Преимущественно от песен. Хотя можно в исключительных случаях порадовать себя и песнями. Как вот эти…
Я поднялся, тяжело вздохнул.
– Погулял и хватит, пора на работу. Спасибо за веселую компанию… Бобик, кончай дрыхнуть! А то оставлю тебя здесь.
Гуляки замерли, когда Бобик выбрался, расталкивая их и едва не опрокинув стол, огромный и недовольный, не дали поспать после сытного обеда.
Чернобородый крикнул мне вдогонку:
– Приходи почаще, приятель!.. Как тебя зовут?
– Ричард Длинные Руки, – ответил я небрежно. – Маркграф Гандерсгейма.
Глава 9
Адский Пес на этот раз не оглядывался, стелется над землей, как стремительный стриж. Расстояние между ним и нами постепенно увеличивается, арбогастр начал хрипеть, глаза налились огнем, разогрелся так, что пот моментально высыхает, а я обжигаю ладони о его кожу.
Конные караулы Норберта увидел задолго до того, как показались шатры лагеря, их такое множество, словно все королевство Сен-Мари двинулось на покорение Гандерсгейма. Зеленая долина расцвечена красными, желтыми, голубыми, оранжевыми, синими горбиками шатров, все чистых красок, еще не научились или не любят смешивать в разные полутона здесь краски, как и люди – чистые и без всяких примесей.
Пес пронесся по прямой, пугая народ, а когда мы с арбогастром добрались до шатра графа Ришара, Адский Пес уже лежал у входа и, часто дыша с высунутым языком, смотрел на нас насмешливо и с чувством полнейшего превосходства.
Гонцы сразу разбежались в стороны с новостями. Я едва вошел в шатер, как по ту сторону тонкой шелковой стенки протопали быстрые шаги, полог откинулся, заглянул оруженосец.
– Ваша светлость?
Я кивнул.
– Кто?
– Его светлость граф Ришар.
– Зови, это же его шатер.
Граф Ришар вошел быстрыми шагами, на лице волнение, седые волосы раздуваются, словно ветер преследует его и в шатре.
– Как же вы быстро! – воскликнул он. – Просто невероятно!.. Кстати, для вас уже поставили шатер.
– Намек понял, – сказал я, – гоните в шею.
Он нервно хохотнул.
– Все шутите, а нас тут колотит нелегкая. Говорите же, как там? Почему там быстро?
– Старался, – ответил я скромно.
Он спросил торопливо:
– Судя по вашей скорости, герцог вот-вот покажется из-за тех вон холмов?
– Он близко, – подтвердил я, – но дайте ему еще с недельку. Все-таки у него обоз, большая армия пеших тяжеловооруженных ратников… Как вы здесь?.. Кстати, герцог заверил меня в своем глубоком уважении к вам, дорогой граф. Более того, заявил, что все его войска в полном вашем распоряжении. Как и он сам.
Он охнул.
– Невероятно…
– Почему?
– Судя по тому, – сказал он с недоверием, – что о нем говорят… Может быть, вы его застали смертельно пьяным?
– Абсолютно трезв, – заверил я. – Как стеклышко! И потому от своих слов не откажется. Тем более что громко и отчетливо произнес их в присутствии своих наиболее знатных лордов. А их при нем целая свита. Немалая.
Ришар смотрел на меня в изумлении.
– Невероятно, – повторил он, – просто не понимаю, как вы это сделали. Впрочем, теперь это уже неважно. Главное, что войско герцога Ульриха сможет прикрывать нам левый фланг, мы сможем двигаться более широким фронтом, разрезая Гандерсгейм на две части… Сэр Ричард, вы куда снова?
Я остановился на пороге шатра.
– А вы как думаете? Туда, куда я вообще-то должен был помчаться в первый же миг моего появления здесь.
В его глазах появилось понимание и сочувствие.
– Сэр Ричард, – произнес он церемонно и с поклоном, – мы все чтим вашу удивительную преданность делу церкви и завоевания этих диких земель, из-за чего вы вынуждены пренебрегать семейными узами… Простите!
Я улыбнулся и вышел, где споткнулся и едва не упал через разлегшегося Бобика.
– Лежи-лежи, – успокоил я. – Я ненадолго.
Знатные лорды моей свиты чуть ли не впервые деликатно приотстали. Понимают, что там, куда я направил коня, их услуги телохранителей не потребуются. В стане герцога Готфрида скорее умрут, чем позволят его сыну хотя бы поцарапать палец.
Один из свиты пришпорил коня и понесся карьером к виднеющемуся на холме шатру герцога. Мы едем степенно, видели, как всадник соскочил с коня и бегом ринулся, как в ночь, в темное нутро шатра.
Через несколько минут вышли знатнейшие рыцари Брабанта, герцог на шаг впереди, остановился, рослый гигант, за это время не стал ниже ростом, все так же уступает мне не больше, чем на один-два пальца, зато плечи шире и массивнее моих. Я вспомнил слова Смита, что герцог лучший из бойцов Арндского королевства, как в Брабанте упрямо называют Сен-Мари, и, похоже, в войне с Гандерсгеймом он захочет это доказать снова.
Я перевел Зайчика на рысь, нехорошо заставлять ждать человека, старшего хотя бы по возрасту. С герцогом у меня всегда чувство неловкости, слишком враждебно началось наше общение, потом неожиданности в Брабанте, где я вынужденно встал на защиту его семьи, и вот теперь я, Ричард Валленштейн Брабантский, скачу к своему отцу, который по родительскому долгу так много для меня сделал, стараясь отыскать в чужой стране и выкупить из плена.
Я ожидал несколько сдержанной встречи, герцог всегда отличался холодностью и склонностью к строгому этикету. К тому же у нас обычно возникала некая напряженность даже не в память о нашей вражде и лютых схватках на Каталаундском турнире, это нет, о таком вспоминается с веселым смехом и обсасыванием деталей, а из-за вмешательства в дела Брабанта, которые никакой сын позволять себе не должен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});