— Сколько ты с собой колод носишь. Не знал, что ты игрок.
— Я и водку ношу. И еду. Никогда не знаешь, что и где пригодится. Так что, играем или лясы точим?
Вот теперь я заволновался по-настоящему. Потому что деньги — фигня. А вот второго шанса, чтобы Большак поставил на кон Митьку уже не будет. Если сейчас все сорвется, придется придумывать что-то новое, более замысловатое. А мне бы этого очень не хотелось.
Однако Большак согласно кивнул, в нетерпении почесав ладони.
Я перетасовал карты, поймав десятку и убрав ее вниз колоды, а после стал сдавать Семену. Тот взял две карты и серьезно задумался. Поглядывая то на меня, то на розданное. И все же решился.
— Еще.
Ну я по доброте душевной и отдал ему десятку. Жалко, что ли, если хороший черт просит?
Большак какое-то время смотрел на лицевую сторону карт, после чего все же бросил их. Если честно, я думал, что сейчас реально придется отбиваться. Однако черти застыли в немой скорби. Да и Большак боялся пошевелиться.
— Так что там? — спросил я, хотя и так знал ответ.
— Перебор, — тихо произнес Семен.
— Выиграл я, получается. Эй ты, как там тебя, иди сюда.
Черти перед Митькой расступились, и Черноух выбрался к игральному ящику. Выглядел он как девка на выданье. Которую разве что коромыслом оприходовал жених. А так один в один. Стесняется, жмется, не знает, куда себя деть.
— И чего мне с тобой делать? — спросил я, словно искренне не знал, зачем выиграл черта. — Ладно, будешь мне ботинки чистить, да нечисть в округе гонять.
Я поднялся на ноги, забрав деньги. И тут проснулся бес. Портсигар так задрожал, что чуть из кармана не выскочил. Спасибо тебе, Григорий. А то я на радостях чуть не удрал, позабыв о самом главном. Потому что мне действительно не хотелось здесь больше находиться.
— Семен, — обратился я к Большаку. — Честь по чести все, без обид?
И протянул руку. Главный черт медленно поднял голову, подумал несколько секунд, но все же ответил.
— Без обид.
И руку пожал.
Вот теперь точно все. Официально Митька перешел в мое владение, как бы грубо это не звучало. С точки зрения крепостного права, с позапрошлого века у нечисти не очень много-то и изменилось. Потому получалось, что я теперь целый помещик. Домик у меня есть, крепостной тоже.
Бес — птица другая. Он вроде как вольный и просто к хисту привык. Понятно, что без него он страдать начнет, все же к промыслу сильно привязался. Причем именно к хисту, а не ко мне. Но ничего, переживет. А вот Митька Черноух теперь вроде слуги.
— Дяденька, вы меня к лешему поведете, да? — подал голос черт, как только мы покинули деревню.
— Зачем? — искренне удивился.
— Я же не дурак, все понял. Вы меня ему пообещали. Я и есть та вира, так ведь?
— Нужен ты больно лешему.
Позади послышался чудовищный грохот, словно взвод дембелей пытался прорваться в поезде в вагон-ресторан. Митька при этом вжал голову в плечи. Ага, это называется мышечная память.
— Что там такое?
— Большак лютует. Когда леший нас в деревне запер, он так же буйствовал. Меня поколотил так, что два дня лежал. Он же черт, а черти буйные.
— Ты тоже буйный?
— Эх, если бы, — досадливо махнул рукой Черноух. — Одни беды со мной.
— Ну вот, хорошая компашка подбирается, — ухмыльнулся я. — Сплошь бедовые.
А что, мы даже друг друга уравновешиваем. Бес на воле бешеный, черт наоборот застенчивый. И в середине этой команды мечты я. Рубежник, который ото всех скрывается и за которым охотится опасный ведун.
— Дяденька, а скажите правду, зачем вам я?
— Митя, честно не знаю. Понимаешь, некоторые люди часто поступают не так как нужно, а как чувствуют. Помнишь, я тебя тогда прогнал и ругал по-всякому?
— Ругали, значит, заслужил, — потупил голову Митька.
— Все для того, чтобы ты ушел и под общую раздачу не попал. Вот только потом на душе нехорошо было. Не место тебе здесь, с этими… чертями.
— И куда мы теперь, дяденька?
— Ко мне. Там домик, банька, недалеко лесок. Не такой, конечно, большой, но тебе должно понравиться. Там обживешься, посмотришь, если захочешь уйти, держать не стану.
— А куда же я уйду? — чуть слышно спросил Митька.
Правда, с этого момента приободрился. И даже перестал плестись позади, как побитая собака. Принялся рассказывать, какого страху натерпелся, когда леший буйствовать начал. А еще сказал, что после смерти лешачихи и прочая нечисть стала свободнее по лесу ходить.
Я даже придумал забавную, как мне показалось, шутку. Как только мы дошли до пня, где я передавал лешему дары, то остановился, обернулся назад и поклонился.
— Уходим мы из твоих владений, батюшко. Коли не трудно, выйди попрощаться.
Если честно, это было в определенной степени даже наглостью. Однако сельский мужичок действительно появился среди деревьев, хитро улыбаясь. Я посмотрел на Митька, который словно в камень обратился.
— Значит, получилось все у тебя, Матвей?
— Получилось. Вырвал из цепких и гнусных лап образцового черта. Буду теперь учить его жить среди людей. Ну, и немного нечисти.
— Помогай тебе, Господь.
Леший поглядел на Митьку, который стоял ни жив, ни мертв. И явно проклинал тот час, когда рубежник выиграл его в карты.
— Жалко, хороший черт, если так можно выразиться, — проговорил леший. — Теперь одна шушера останется. Ладно, ступай, Матвей. Если что надо, приезжай. Помогу советом или делом. И кренделей еще привози.
Я поклонился в пояс, а когда разогнулся, лешего уже и след простыл. Хотя, кто его знает, может, стоит сейчас за деревом и ухмыляется.
— Митька, ты чего замер, как вкопанный?
— Это… это… — Черноух тыкал пальцем в пустоту…
— Указательное местоимение. Ничего себе, думал, что черта забрал, а оказалось, что филолога. Садись в машину.
— Эй, псы и черти у нас ездят на заднем сиденье! — неожиданно появился рядом бес.
Ну да, Григорий был в своем репертуаре. Когда переставало пахнуть жареным, он проявлял недюжинную храбрость. Самый лучший диванный воин.
— А может его в багажник, хозяин? Черта бы помыть, шкура воняет.
— Может тебя в багажник? — сурово поинтересовался я. — Залезай в портсигар и сиди там тихо.
— Дяденька, я лучше правда назад. Только как мне внутрь пробраться?
Я показал, как открывать дверь, после чего Черноух устроился на сиденье. Правда смущенно держа руки на коленях и боясь до чего-нибудь дотронуться. А когда «Зверь» зарычал — ойкнул и вовсе сполз на пол. Только после долгих уговоров и уверений, что ничего с ним не случится, вернулся на сиденье.
А затем, стоило мне включить магнитолу, так и вовсе удивленно подался вперед, покачивая головой. Учитывая, что там играло нечто современное, состоящее из десяти слов на всю песню, я всерьез забеспокоился за музыкальный вкус черта. Хотя было и еще кое-что важное, не терпящее отлагательств.
— Митя, а ты же в любого человека можешь превратиться?
— Да, дяденька, вы если хотите, я могу опять в ту…
— Нет, никаких падших женщин в моей машине, — я немного помолчал и добавил. — И в жизни. Ты можешь стать обычным человеком? Без всяких этих перекосов. Не хотелось бы, чтобы чужане видели, что я занимаюсь незаконной перевозкой чертей.
— Так нас только пьяные же видят, дяденька. А им веры нет.
— Давай исключим любую возможность провала.
Митька кивнул и буквально через секунду у меня на заднем сиденье возник молодой пацан лет пятнадцати. Худой, сутулый, даже вполне симпатичный. Разве что один глаз косил. А я подумал, что Митька ведь действительно такой и есть внутри — жизнерадостный и робкий, несмотря на все прожитые годы, как подросток. Получается, это его своеобразное альтер эго.
Мы въехали в Большое Поле, и я остановил машину возле мусорки. Вышел и выбросил все карты, которые были в рюкзаке. Надеюсь, что больше в руки их не придется брать. Прав Васильич, ничего хорошего они не принесут.
Я вернулся в машину и вырулил на трассу. По радио заиграла Cream Soda со своей надоевшей и популярной некогда песней. Я хотел было переключить, но неожиданно вмешался Митька.