Как же мне без вас скучно?!
- Жора, ты что? – с каким-то испугом спросил Мишка.
Я встряхнулся, гоня прочь грустные мысли. Если вот так накручивать себя, жить дальше совсем не захочется. А мне этого делать нельзя. Хрен его знает по чьей прихоти – злой или доброй – я тут оказался, но раз я здесь и занимаюсь любимой работой, значит, сделаю всё, чтобы мир стал чуточку лучше.
- Да ничего… просто задумался.
- У тебя был такой странный вид. Словно ты не здесь, - покачал головой Мишка.
- Ты в чём-то прав, - печально произнёс я. – Так… воспоминания накатили. Ладно, не будем рассиживаться – поехали на адрес.
- Поехали! – вскочил Мишка.
Он вообще был лёгкий на подъём. Мне иной раз, чтобы вот так куда-то дёрнуться, нужно немного прийти в себя, продумать, сжиться с мыслью, что побегу сейчас куда-то на Кудыкину гору… Не знаю, характер это или возрастное. А может и то, и другое сразу.
Жил Чалый в рабочей слободке, в одном из бараков, что окружили фабричные корпуса. До гражданской войны на фабрике работала чуть ли не половина города, сейчас же там царила разруха.
Пейзаж напомнил мне грустные картины девяностых, когда так же массово закрывались предприятия, а люди оказывались на улице.
- Но ничего, скоро заработает! – с железобетонной уверенностью в голосе сказал Миша.
Он был прав. Понадобится время, неимоверные усилия миллионов людей, железная воля руководителей (кто бы что ни говорил, но сталинские наркомы не зря стали олицетворением легенды – в чём бы их потом ни обвиняли, это были фанатики своего дела), и фабрика действительно заработает, как тысячи других предприятий по всей стране.
Путь к бараку, в котором жил Чалый, преграждало море из развешанного на улице белья: словно всем домохозяйкам именно сегодня вздумалось затеять постирушку. Простыни хлопали на ветру словно паруса.
Сам барак оказался неказистым одноэтажным зданием из почерневшего от времени кирпича. Чуть в стороне стояли многочисленные сарайки, несколько бань, то тут то там были раскиданы огородики – без личного хозяйства в это голодное время не выжить.
При виде бани у меня аж всё тело зачесалось. Попариться бы сейчас, а потом посидеть с бутылочкой холодного пива.
Мишка правильно истолковал мой тоскливый взгляд, обращённый в сторону бань, и усмехнулся:
- Ничего, мы с тобой как-нибудь в баньку моих родителей сходим. В прошлый раз тебе понравилось.
- Замётано, - мечтательно сказал я и проскользнул между мужскими кальсонами и женской сорочкой.
Вход в дом был общий, потом ты оказывался в длинной «кишке» коридора, от которой отходили «рукава»-комнатки.
Стоило переступить порог, как навстречу попалась женщина с огромной кастрюлей прокипячённого белья. Она с любопытством посмотрела в нашу сторону. Мы поздоровались, она ответила кивком и тут же без злости заругалась на стайку ребятишек, едва не сбившую её с ног.
Детвора играла в войнушку.
- Здесь и живёт Чалый, - Мишка остановился возле ничем не примечательной двери.
Он тихо забарабанил пальцами.
- Хозяева, открывайте.
Дверь стремительно распахнулась. Такое чувство, что нас ждали.
Женщина, довольно молодая и привлекательная с невысказанной надеждой уставилась на нас, но как только она узнала, кто пришёл, её взгляд потускнел.
- Семён, это к тебе, - без намёка на гостеприимство произнесла она и посторонилась.
Наверное, это и была та самая приболевшая жена. На заболевшую походила не особо, хотя чувствовалось, что женщина серьёзно расстроена.
Сложно описать словами, но я почему-то понял, что в этом доме случилась беда.
Вышел Чалый – крепкий мужчина лет сорока с высоким лбом и серыми глазами, в которых застыла неимоверная тоска.
- Миша, Жорка?
- А кого ты ожидал здесь увидеть? – ухмыльнулся Мишка. – Чаем напоишь?
- Ребята, - Чалый помялся, - извините, но давайте в другой раз. Я для вас такой стол накрою – до пуза кормить и поить буду. А пока… простите, не до гостей сегодня. Жена вон болеет, да и мне чего-то нездоровится.
Он приложил кулак ко рту и ненатурально закашлял.
- Может фельдшера кликнуть? – насупился Миша.
- Не надо фельдшера. Само пройдёт. Отлежусь денёк, всё будет хорошо… Честное слово, мужики.
- Что-то ты темнишь, Чалый! – хмыкнул Михаил.
- Скажешь тоже! Ну зачем мне перед вами темнить. Мы же вместе одно дело делаем. Просто день сегодня такой, занят я. В общем, давайте только не сегодня, а? Или вечером заходите, - взмолился Чалый. – Ну надо очень!
- Сень, я же тебя как облупленного знаю, - покачал головой Миша. – Да на тебе же всё написано. Если что-то стряслось – ты скажи, мы же твои товарищи! Выручим!
- Не надо меня выручать. Всё хорошо у меня, у жены. Оставьте в покое хотя бы на один денёк, а я потом всё расскажу. Договорились?
- Не договорились, - сказал я. – Ночью сбежал заключённый Трубка. И ты в этом замешан. Как именно – ещё не знаем, но у тебя есть шанс сейчас всё рассказать нам. Потом будет поздно.
- Поздно будет, если вы не уйдёте! – в руке Чалого появился миниатюрный пистолет – внешне вроде несерьёзный, но нас разделяли считанные сантиметры - с такого расстояния не промахнуться, выстрел будет наверняка. – Считаю до трёх и уходите! Пожалуйста.
В его голосе было столько отчаяния, что я понял: случилось нечто экстраординарное, и оно выбило привычную жизнь Чалого из колеи.
Иначе бы он никогда не наставил на боевых товарищей оружие.
- Уходите! – едва не сорвался на крик Чалый. – Уходите, а то выстрелю! Я не вру…
Его трясло как припадочного, во взгляде сквозило безумие. Это же как довели человека, что он решился на такое.
Можно уйти, а потом вернуться… Но кому от этого полегчает? И не потратим ли мы драгоценные секунды, от которых порой зависит всё?
Чалый мне ни сват, ни брат… Но он свой, а своих не бросают. Даже если те оступились.
Но сначала мне придётся сделать ему больно.
Я нырнул к Чалому, повернулся спиной и, схватившись за руку с пистолетом, резко вывернул кисть, заставляя разжать пальцы.
Пистолетик – кажется, это был браунинг, упал на дощатый пол.
Будь Чалый врагом, дальнейшие действия были бы жёстче. Но я не стал бить его – развернулся, схватил за ворот рубахи и потянул на себя.
- Говори! Слышишь – как на духу!
Из здорового мужчины словно выпустили весь воздух, он сжался, побледнел, заскрежетал зубами, но всё же отрицательно замотал башкой:
- Не могу, Быстров! Как ты не понимаешь - не могу!
Я затряс его как тряпичную куклу, но он не проронил ни слова.
От отчаяния я уже было захотел перейти к более суровым мерам, но тут вмешалась его жена.
- Сеня, скажи им, - попросила она. – Вдруг они нам помогут?
Её уговоры подействовали на супруга.
- Отпусти! – процедил Чалый. – Я всё скажу.
Я выпустил ворот рубахи, даже разгладил его ладонью.
- Жги!
- Я не хотел, - опустив голову забормотал Чалый.
- Не мямли! – потребовал Михаил. – Если ты не забыл – мы твои товарищи!
- Я не мямлю! – вскинул подбородок Чалый. – Просто громко говорить нельзя. Могут услышать!
- Кто нас может услышать?! – подобрался Михаил.
Он сейчас походил на льва, выбравшего себе жертву и готового в любую секунду напрыгнуть, решая её участь. И участь та будет незавидной.
- Заходите, - вместо ответа пригласил Чалый.
Мы вошли в скудно обставленную комнату с задёрнутыми занавесками. Здесь жили бедно, но чисто. Интересно, а как я живу? Каков мой быт? До сих пор не выяснил.
Чалый указал на лавку в углу.
- Присаживайтесь.
Сам опустился на деревянную табуретку.
Похоже, он успокоился. Возможно, понял, что мы собираемся ему помочь, вне зависимости от того, в какую передрягу он влип.
- Меня заставили устроить побег Трубке, - сказал он.
- Что же могло тебя заставить? Ты ведь войну прошёл, смерти в глаза глядел! – зло произнёс Миша.
- У меня похитили дочь, - тусклым голосом объяснил Чалый.