Читать интересную книгу Клуб одиноких зомби - Екатерина Савина

Но сегодня на ужин были куриные желудки, тушеные с овощами, и картофельное пюре. После второй тарелки Петр предположил, что, возможно, это блюдо повкуснее дежурных сосисок. Даша разомлела от счастья и забыла о своей подруге.

Петр сам напомнил об Ольге, когда Даша перемыла посуду и присоединилась к просмотру сериала.

– И кто только такие сценарии пишет? – с усмешкой сказал Костюков. – Так далеко от реальности. Да, кстати, хорошо, что следователем прокуратуры оказался мой однокашник. Он поверил мне на слово, что я просто удовлетворял любопытство милых дам. Но ты, Дашенька, все-таки скажи своей подружке, чтобы не лезла в эту историю, там много темного...

– Что именно? – тотчас спросила Даша и пожалела, что проявила крайнюю заинтересованность.

Петр сделал вид, что не расслышал ее вопроса, потому что заинтересовался перестрелкой в фильме. Девушка убедилась в том, что допустила оплошность. Костюков был не из тех, кто любил дома рассказывать о милицейских буднях. Наверняка, он уже жалел, что пошел вчера у нее на поводу и стал разузнавать о Кирилловой.

Даша догадывалась, даже если сказать Петру, что Ольга уже с «головой влезла» в эту историю и не успокоится, пока не распутает это дело, он не проронит больше ни слова. Костюков не сомневался в экстрасенсорных способностях Калиновой, ему довелось в них убедиться, но он недолюбливал Ольгу, считая ее искательницей приключений, способной сбить Дашу с пути.

«И он в этом прав, – подумала Даша. Ольга ищет приключения и находит их, но иначе она жить не может. Она всегда там, где надо кого-то спасать от колдунов и черных магов. Однажды она спасла и меня... Петр не знает об этом... И я ему ничего не скажу... Ничего, даже то, что завтра я не только не буду отговаривать Ольгу заниматься ее расследованием, но и стану активно помогать ей, это будет моим маленьким женским секретом».

А Петр на самом деле даже и не предполагал, что Даша не раз пускалась вместе с Ольгой в различные рискованные предприятия, именуемые на их языке «охотой на ведьм», и завтра собиралась бегать по магазинам вовсе не за продуктами, а за пособием по нумерологии.

Сериал они досматривали молча...

Глава 19

«Вера – первая жертва. Нам всем суждено погибнуть, нас много, мы все в одной цепочке... Я не хочу умирать... Я знаю, что ты можешь нас спасти. В тебе заложен антикод, ты можешь остановить саморазрушающуюся систему. Надо успеть до того, как все числа приведутся к единице. Этого не произойдет, если ты активизируешь последние четыре числа своего антикода. Торопись, времени очень мало,» – я так отчетливо слышала эти слова, будто эта женщина находилась в палате и в полный голос говорила мне это.

Когда то же самое слово в слово я прослушала во второй и в третий раз, это стало похожим на прокручивание магнитофонной записи. Я поняла, что осознала всю важность возложенной на меня миссии, поэтому сеанс магической связи надо было выключить. Я усилием своей мысли стала двигать портрет на голубом фоне все дальше и дальше от себя. Изображение становилось меньше и более расплывчатым, а голос все тише и тише. Наконец, лицо превратилось в крохотную точку на потолке и вылетело за пределы этого здания. Голос растаял в тишине палаты.

Я посмотрела на числа, обведенные в кружок. «Легко сказать – активизировать, но как? – недоумевала я. – Те же числа встречаются и выше, но как понять, когда и что имеется ввиду? А ведь надо спешить! Это единственное, что я знаю наверняка...»

Я почувствовала, что точка в районе межбровья начала ныть, я попыталась помассировать ее рукой, но от этого ощущения только усилились. Я вспомнила, что именно в этой точке хирург прикасался сверлом своей дрели. Характерный зудящий звук раздавался в моих ушах, и мне показалось, что я начинаю сходить с ума. Я испытывала жуткое чувство страха, еще было не совсем темно, но я уже боялась наступающей ночи, я боялась встать с постели и подойти к выключателю, чтобы зажечь свет. Я сжалась в комок и, как затравленный зверек, смотрела на дверь, ожидая, что она откроется и произойдет самое худшее... Темнело довольно быстро. Холод сковал мое тело, зубы стучали, а вытаращенные глаза, не моргнув, смотрели на дверь. Нет, я никого не ждала, но я боялась, что за мной придут...

«Как я могла довериться этой женщине! Она же ведьма, воплощение зла, на ее лице печать Антихриста! Почему я сразу этого не поняла, не распознала обман? – спрашивала я себя. – На ней была маска! Эта женщина, у нее два лица и два имени. Она уже не принадлежит сама себе. И ей, действительно, угрожает опасность! Но опасность угрожает и мне, и в этом виновата она... Нет, я больше этого не вынесу!»

Боль в межбровье стала нестерпимой... За окном раздался звук, похожий на выстрел. Я совсем забыла про окно, что оттуда тоже можно ожидать угрозы. Я резко перевела взгляд налево. «Боже, это был отвлекающий маневр!» – пронеслось в моей голове, потому что дверь открылась и вспыхнул яркий свет. Я зажмурилась, втянула голову в плечи и закричала, что было мочи: «Нет!»

Горячая рука дотронулась до моего лба.

– Что случилось? – спросил испуганный голос.

Я открыла глаза, сама не понимая, что со мной произошло. Не было ни боли в межбровьи, ни страха, было только чувство неловкости.

– Что случилось? – повторил Александр Геннадиевич. – Ты опять выходила в астрал?

Я почувствовала себя провинившейся школьницей и одновременно осознала, что со мной произошло. После магической связи с женщиной, приславшей мне числовую записку, я вошла в транс и испытала то, что грозило ей и еще многим, о которых она говорила. Я была почти уверена, что угроза состоит в трепанации черепа и последующем зомбировании. Я уже дважды во время транса доходила до одного и того же момента и оба раза, когда страх достигал кульминации, меня приводили к реальности.

Я думала об этом, не пытаясь что-то объяснить Голявину. А он напряженно ждал, переминаясь с ноги на ногу. Я решила: «Сейчас он еще что-нибудь спросит, все равно что и я расскажу ему все сначала». Но он молча пожал плечами, повернулся к двери и собрался уходить. Я так долго его ждала, я так много хотела ему сказать, а он, не успев прийти, сразу же уходит!

Я не могла этого допустить, поэтому крикнула:

– Куда вы уходите? Почему вы меня бросаете, точнее уже бросили? Вы не хотите не лечить меня, ни просто посидеть со мной, когда я в таком состоянии! Я вас совсем не понимаю! Ну, поговорите же со мной...

Последние слова я произнесла почти шепотом. Голявин, разумеется, остановился и растерялся еще больше. То, о чем мне не хватало времени подумать, теперь яснее ясного говорило мне моими не сверх, а самыми естественными чувствами. Нервная дрожь сменилась усиленным сердцебиением и горячим румянцем на щеках. Пожалуй, если бы он снова развернулся и ушел, я бы не стала больше его задерживать.

Алксандр Геннадиевич сел на край кровати, чего раньше никогда себе не позволял, и произнес:

– Ольга, нельзя же жить одними паранормальностями, тем более, если это вредит здоровью. Мы стараемся сделать все возможное, чтобы не было никаких осложнений, а вы пренебрегаете всеми нашими рекомендациями. Но вы, видно, совсем не бережете свое здоровье. Посмотрите на себя, до чего вас довели эти безрассудные прогулки по астралу...

– До чего? – не своим голосом спросила я.

– До навязчивых страхов... вы... вы вслух разговариваете сами с собой и пугаетесь звуков и даже теней. Никакое лечение не пойдет на пользу, если, если...

– Так что же если?

– Если постоянно доказывать, что у вас есть паранормальные способности. Это никому не нужно ни вам, ни мне. Да, для моей диссертации нужны примеры, подтверждающие мою гипотезу о том, что экстрасенсы выживают, получив даже смертельную травму... Это я вам на простом языке объясняю... Можно сказать еще так... Чем выше энергетический потенциал был у больного до травмы, тем быстрее будет идти выздоровление...

– Я вас поняла! – почти крикнула я. – Вы, Александр Геннадиевич, потеряли ко мне интерес, потому что я перестала являть собой живой пример, подтверждающий вашу «дурацкую гипотезу». Ну не идет мое выздоровление так быстро, как вам этого хотелось. Интересно, на каком основании вы, вообще, судите о моем здоровье? Неужели, анализы мочи и электрокардиограмма могут судить о том, в каком состоянии у меня мозги? Лично я здесь совсем никакой связи не вижу.

Я заметила, что Голявин, стал улыбаться. «Интересно, что его так веселит? – недоумевала я. – Наверно, я со всех сторон выказала себя полной дурой. Теперь он снова стал разговаривать со мной на „вы“, чтобы увеличить между нами дистанцию».

– Чему вы улыбаетесь? – едва не плача, спросила я.

Александр Геннадиевич мгновенно стал серьезным. Мне казалось, что мое сердце выпрыгнет из груди. Странная мысль пришла мне в голову: «Если бы сюда сейчас кто-нибудь зашел и увидел доктора на моей кровати, как бы он оценил обстановку? Надеюсь Голявин не вскочил бы с койки. Это было бы по-мальчишески глупо».