Нырнув во влажную прель осеннего леса, я испытал постепенный переход к менее ярким цветам, но оттого не менее чётким оттенкам монохрома. Проявились и совершенно новые нюансы, которых раньше не было. При пристальном взгляде вокруг себя я заметил небольшое свечение, идущее от наиболее толстых стволов мелькавших вдоль тропы деревьев. Я прильнул к одной из сосен и чуть не заорал от неожиданности: вдоль ствола тоненькими опалесцирующими нитями тянулись вверх к исчезающей кроне настоящие живые ручейки. Стоило коснуться коры ладонью, как в этом месте возникал небольшой «водоворот», заставляющий руку светиться ещё целую минуту после того, как контакт прерывался. Подобных деревьев было не так много, чтобы лес выглядел декорацией к «Аватару», но странность подобного явления обескураживала.
Решив разобраться с этим феноменом попозже, я быстро переоделся, засунул джинсы и рубашку в сумку и спрятал её в развилке ближайшей светящейся сосны.
Приседая и наклоняясь для начала около четверти часа, я припустил бегом, ориентируясь на внутреннее чувство и хорошо протоптанные в лесу тропинки. Чем дальше я углублялся в чащу, тем реже встречались светящиеся деревья. Вскоре они пропали совсем.
Городской лес — это вам не парк, но и не дремучая чаща или дебри с завалами и буреломами. Архиерейский из-за своего расположения был исхожен вдоль и поперёк. Днём тут шляется куча народу. А вот ночью… Вряд ли в тёмное время суток тут бродят хорошие люди. Хотя и чудиков на свете немало.
Я же в бытность свою студентом и в лес-то ходил — по пальцам пересчитать можно. Всё корпел над учебниками или девушек провожал. Но всё больше по освещённым улицам и тротуарам. Не всегда, конечно. Но это уж, как водится.
Набрав изначально хороший темп, я уже через четверть часа выбрался на большую поляну, где располагались Холодные Родники — сердце Архиерейского леса. Излюбленное место местных моржей и любителей закаливания.
Останавливаться не было смысла. Хватит времени на обратном пути. Заодно и окунусь. А теперь только вперёд! Сегодня разведка территории и максимальная нагрузка. Бежалось легко и приятно: казалось, в теле каждая клеточка отдаётся чистым и яростным звоном, все мрачные мысли вылетели из головы, мозг заработал, словно метроном, анализируя все, даже самые незначительные события последних дней.
Не забывал то и дело прислушиваться к Матрикулу. Татуировка молчала. Что ж, я и не ожидал быстрого результата, в предыдущей миссии пришлось прожить почти месяц, прежде чем я вышел на первый контакт с Демиургом. Да и тот чуть не прошляпил…
В кафе, кстати, Иваныч очень заинтересовался необычной татуировкой. Больше всего его привлёк цвет первых двух изображений — зелёный. Абстрактные рисунки, вписанные в треугольник и круг, больше походили на помесь арабской вязи и скандинавских рун. Их сложное переплетение создавало оптическую иллюзию провалов в пространстве. Третья синяя татуировка была вписана в октагон и была довольно простой: три изогнутые линии, исходящие из одного центра, образовывали подобие трилистника. Что-то отдалённо знакомое, читанное или виденное в сети.
Но я никогда не был силён в символике. На все вопросы товарища я просто махнул рукой, сославшись на блажь, мол, сделал тату под настроение, случайно. Предложили на халяву. Выбрал самый нейтральный и в то же время приглянувшийся загадочный рисунок. А цвет? Это уже фантазия самого кольщика.
Фёдор покрутил носом, хоть и с трудом, но проглотил предложенную версию, всем своим видом давая понять, что не верит мне ни на грош. А мне то что? Пусть себе думает что хочет.
Чуть больше часа — и впереди в прогалинах между стволов деревьев передо мной замаячили огни новостроек северо-западного района. Ага. Я глянул на часы — бег по этому радиусу занял час двадцать. Поворачиваем и максимально ускоряемся до Холодных Родников.
На большой поляне я было уже далеко за полночь. Куцый серпик луны отражался в водном зеркале, умножаясь в каждой из каменных ванн. В тишине ночи звуки падающей по искусственному водопаду воды, казалось, разносились на километры. Приблизительно вспомнив рельеф и расположение окрестностей, я без особого труда отыскал подходящую мне старую мшистую колоду, служившую сиденьем для любителей шашлыков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Судя по весу, тянула она килограммов на тридцать пять-сорок. Самое то. Пришло время силовых упражнений с неудобными тяжёлыми предметами.
Здесь, вокруг каменных ванн Холодных Родников, вновь стали проступать из серой мглы стволы светящихся деревьев. Словно таинственные стражи выстроились они по периметру вытянутой поляны. Может, всё дело в воде? Вроде бы на опушке, где я их впервые увидел, неподалёку расположено русло ручья. Странная особенность у местной флоры. А может это новые проявления способностей анавра? О чём-то таком вроде бы говорил Ремесленник, мол, в теле самого носителя нейротрона могут открыться дополнительные умения.
Видеть ток древесных соков и их свечение — что может быть бесполезнее? Мысленно махнув рукой на пока не совсем понятную способность, я приступил к тренировкам. Спешить было некуда, поэтому каждое из упражнений я ограничивал пятьюдесятью повторениями и сразу менял группу мышц. Спустя час скинул насквозь пропитанные потом треники и трусы. Некого было стесняться. На поляне я был один: в краткие минуты передышек мой слух улавливал лишь звуки естественного фона ночного леса. Птиц почти не было слышно. Пару раз печально — заунывно прокричал сыч. Но и тот заткнулся, возможно потому, что ему так никто и не ответил. Почём мне знать, зачем кричат сычи по ночам?
Через два часа, чувствуя, что, кроме обильного потоотделения, я не ощущаю пока существенного нарастания усталости, я стал наращивать темп, включив в упражнения ещё и перемещение на корточках с колодой на плечах по периметру поляны в перемежающемся рваном темпе. Результатом стала нарастающая жажда.
Перерыв на полчаса и ледяная вода из родника немного подняли настроение. Достаточно однообразные тренировки и угрюмый, молчаливый лес вокруг не располагали к энтузиазму. Хотелось плюнуть и вернуться в общагу, тупо завалиться спать. Но пришлось пересилить прорыв лени. До восхода было ещё далеко, а достигнуть порога выносливости мне пока не удавалось.
Спустя два часа проявились первые признаки усталости. Кожа начала «гореть» при любом прикосновении, мышцы стали постепенно наливаться упругой тяжестью, и в теле возник настоящий вал из сотен пульсирующих покалываний, сродни тем, что мы чувствуем при возвращении кровообращения в онемевшей конечности. Только многократно сильнее.
Я прекратил упражнения с утяжелением и оставил лишь отжимания, приседания и сгибания в поясе из положения лёжа, увеличив число повторений до ста. Голова продолжала работать ясно, ни голода, ни жажды я не ощущал. Закончив, встал в позу Ромберга, закрыл глаза, потом, не размыкая век, прошёл по воображаемой прямой.
Координация движений нареканий не вызывала. Ещё через час возник острый приступ голода, сопровождавшийся неприятной отрыжкой и болью в животе, да такой, что я, плюнул и не стал тратить время на вскрытие банки со сгущёнкой, попросту стал набивать рот мхом, который в изобилии рос на стволах старых лиственниц, запивая их водой прямо из каменного бассейна. Горечи я не ощущал, лишь старался тщательнее пережёвывать субстрат, казавшийся в спектре ночного зрения тёмно-серой массой и остро пахнущий сырой землёй.
Спустя четверть часа и пару обглоданных стволов, все неприятные ощущения сошли на нет. Живот успокоился. Интересно, будь тут случайный наблюдатель, чтобы он обо мне подумал?
Прозанимался в заданном темпе ещё час — жжение кожи и покалывание в мышцах постепенно вернулись. Решил, что для первых суток, пожалуй, хватит и испытывать судьбу не стоит. С наслаждением залез в один из каменных бассейнов, с головой погрузившись в воду. Ледяная влага, наполняющая старинные ёмкости показалась ничуть не холоднее воды из-под крана. Тело благодарно расслабилось, неприятные ощущения прошли почти незаметно.