Читать интересную книгу Кремль 2222. Царицыно - Дмитрий Дашко

Он что-то булькнул, из открытого рта вытекла струйка крови. Дюжий был обречён и знал об этом. Я подхватил девочку, прежде чем он упал. Поставил на пол и велел малютке бежать.

Ситуация слегка улучшилась: уже двое на одного. Приятели убитого комбинатовского опомнились сразу. Пошли в атаку с двух сторон, зажимая меня в клещи. Их глаза обезумели и почернели от гнева. Эти бравые ребята не привыкли встречать от местных отпор.

В другое время я бы ощутил изрядное беспокойство, мне попались достойные противники, тем более их двое. Но сейчас подобная лирика интересовала меня меньше всего. Зло должно быть наказано и точка! Цена… ценой будут их жизни.

Всё же приятно иметь дело с профессионалами! Ты знаешь, что ждать от них, они – что от тебя. Наша партия походила на шахматную, когда гроссмейстер начинает тереть морщинистый лоб сразу после того, как его противник сделает банальные «е-два, е-четыре».

Вот когда связываешься с новичком – жди проблем, иной раз они умеют выкидывать сюрпризы. Мне с этим уже приходилось сталкиваться.

А тут даже драться не надо, достаточно увидеть стойку, которую приняли бойцы. Ребята подготовлены неплохо, грамотные, но звёзд с небес не хватают.

Из клещей я вырвался, оказался сбоку. Ага, вижу, что не ожидали. Слегка растерялись и выбрали навязанную мной тактику: пошли по одиночке, мешая друг другу.

Махать ногами умеют, но здесь тесновато. Я рывком сократил дистанцию и сошёлся в боксёрском клинче с одним из них, немного поиграл в Кличко и отпрянул после того, как превратил все внутренности комбинатовского в отбивную, при этом прикрываясь им как щитом. Его напарник бессмысленно топтался, не решаясь покалечить приятеля. Зато у меня такой дилеммы не было. Я пинком отправил ещё живую «котлету» на последнего противника, тот автоматически принял его в объятия, не давая свалиться.

Всё, ребята, ваша песенка спета. Я взвился в воздух и ногой в прыжке вышиб обе теперь уже бесчувственные туши в затянутое чем-то вроде промасленной бумаги окно. Тела с треском оказались на улице.

Чистая победа!

Я оглядел посетителей кабака, но не нашёл в их взорах ничего похожего на одобрение или моральную поддержку. Скорее страх, желание сорваться с места и скрыться как можно дальше, чтобы не приведи господь, в свидетели записали. Знакомые поведенческие рефлексы обывателя.

И только Степаныч шагнул ко мне с дружеской улыбкой.

– Где ж ты раньше был, дружище? – смеясь, спросил он. – Я давно мечтал, чтобы нашёлся кто-то вроде тебя, способный набить морды этим уродам.

Кабатчик как заправский гимнаст перепрыгнул через стойку и бросился к дверям. Вернувшись, обречённо произнёс:

– Песец, братва! Они трупы!

Глава 14

Кабатчик зря нагнетал панику. Да, комбинатовским перепало, я их изрядно покалечил, но, как говорят тут – живота не лишил. Об этом сообщил Степаныч, осмотревший страдальцев более детальней.

– Живы будут – не помрут, – добавил в конце он.

В Царицыно имелась собственная полиция. В кабак нагрянуло сразу пятеро блюстителей порядка. Они носили ту же униформу, что и стрельцы, разве что шапки и клапана на кафтанах были васильковыми.

Я приготовился дать отпор, принял боевую стойку. Пропадать, так с музыкой! Однако Степаныч взял меня под руку:

– Не дури, Игорь! Всё образуется. Сдайся стражникам.

Страшная усталость навалилась на плечи. Я обречённо вздохнул – будь, что будет.

– Взять его! – приказал стражник с щетиной на ввалившихся щёках.

Он погрозил мне:

– Не вздумай сопротивляться, парень! Мы тебя из пистолей изрешетим. Мяукнуть не успеешь.

– Не будет, – за меня ответил Степаныч. – Только вы, парни, поаккуратнее. Не испортите мне ученика.

– Был бы кто другой, мы б его сразу на месте уложили, – ответил щетинистый. – А пока в поруб посадим. Пусть воевода суд правит.

Связав мои руки верёвками, стражники вывели меня на улицу. Там уже собрались привлечённые громкими звуками зеваки.

– За что вы его, соколики? – прошамкал беззубый дедок в треухе.

– Двух комбинатовских побил, – пояснил ражий стражник за моей спиной.

– Вот оно как! Ить наверняка за дело! Давно пора приструнить этих гопников! Чего воевода с ними цацкается?

– Не тебе судить! – огрызнулся щетинистый. – Ступай домой, старый! Там тебя бабуся твоя заждалась.

Меня затолкали в поруб, на поверку оказавшийся каменным мешком с одним-единственным крошечным оконцем почти у самого потолка. Здесь было холодно и сыро.

Я опустился на колченогие деревянные нары, которые противно заскрипели под моим весом. Стоило привести мысли в порядок. Надеюсь, влияния Степаныча будет достаточно, чтобы наказание смягчили. Может, стоило дать бой пятёрке местных копов? Выскочил бы из кабака, потом ломанулся из Царицына, а там ищи ветра в поле? Хотя, сколько я б там продержался без припасов и оружия? До первой шайки-лейки мутантов, наверное.

Да и не чувствовал я за собой особой вины. Скорее наоборот – вершил справедливость. Нужно было вступиться за несчастного ребёнка, а развязные комбинатовские отнюдь не собирались церемониться со мной. С моей стороны была самозащита, на том и буду строить свою линию поведения в суде. Вопрос только в том, что он из себя представляет. Похоже, всё замыкается на воеводе, вердикт зависит лишь от него. Вряд ли тут как в моём прошлом: с присяжными заседателями и толстым талмудом законов.

Оказывается, здесь ещё и кормили. Остроносый парнишка в серой рубахе принёс миску с горячим варевом и краюху хлеба.

– Поснедай. Воевода распорядился, – произнёс он, не выказывая ни капли страха, а ведь я мог запросто сломать его тощую шею.

Стресс на какое-то время уговорил желудок, но при виде еды приступ голода нахлынул с новой, ещё более страшной силой. Я слопал всё, вылизал миску до идеальной чистоты. И только тогда почувствовал насыщение.

Всё же с набитым животом ситуация воспринимается немного легче. Как-нибудь выкручусь из этой передряги.

По закону Архимеда после сытного обеда полагается поспать. Я бухнулся на нары и преспокойнейшим образом заснул. Разбудил меня резкий тычок в спину.

– Поднимайся, лежебока, – узнал я голос Степаныча.

– Что, свиданку разрешили?

– Не-а. Я с воеводой поговорил, расписал всё, как было. И другие свидетели нашлись. В общем, воевода милостив. Тебя к месяцу чёрных работ приговорили.

– И только? – удивился я, ожидавший куда более серьёзного наказания. Как ни крути, но той несладкой парочке досталось серьёзно.

– Наши давно зуб на комбинатовских имеют. Много о них всяких слухов ходит. Если даже одна десятая часть – правда, то хуже злодеев на свете не сыскать.

– Тогда чего ж вы их гнездо злодейское не разорите?

– А тут, парень, две вещи: политика и экономика. Не выжить нам без Комбината. В трудные годы они на выручку пришли. Если б не они, тут бы никого в живых не осталось. Все б от голода скопытились. Да и сейчас многое под вопросом: будет неурожай, снова кишка к кишке прилипнет. Скотину опять же кормить надо. А у комбинатовских всё налажено как часики. Знал бы ты, сколько наших на них работают.

– Понятно, – произнёс я, получив примерный расклад по текущей ситуации. Всё как раньше. За двести лет ничего не изменилось. Приходится идти на компромиссы со всякой гнусью и закрывать глаза на сукиных сыновей, если это наши сукины сыновья. Ох уж мне эта политика!

Но мой мягкий приговор свидетельствовал о том, что всё не так уж безнадёжно.

– Домой идём, Степаныч?

Он хохотнул.

– Я-то домой, а ты в общественные нужники – чистить. Чёрная работа – на то и чёрная. Возьми вот, – он протянул мне стопку одежды, – переоденься. У тебя сегодня будет много впечатлений.

– Надеюсь, не придётся зубной щёткой драить, – вздохнул я, вспоминая армейские будни.

Бывали у меня в те времена залёты… всё было, включая ведро с хлоркой в камере на «губе».

К моему удивлению, всё оказалось не так уж и страшно. То ли народ попался весьма чистоплотный, то ли штрафников вроде меня хватало. В общем, ничего экстраординарного, всё в пределах бытовой нормы. Однако пропах я основательно. Лишь специально ради меня натопленная баня смогла смягчить то амбре, которое я распространял на всю округу.

Ночёвка прошла в порубе, утром меня повели на очередные работы – теперь предстояло заняться чистотой торговой площади. Я махал метлой и сжигал мусор, мой конвоир – сонливый парнишка лет двадцати – стоял в сторонке и попыхивал самокруткой. Он же сводил меня на обязательные обед и ужин.

Вечером заявился Степаныч.

– Как жизнь арестантская?

Я ответил ему рефреном из «Владимирского централа».

Степаныч дослушал до конца и цокнул языком:

– Хорошая песня, душевная.

Он примостился со мной рядом на нарах.

– Голодный?

– Нет. Тут как на убой кормят.

– Это воеводы приказ. Ты ж у меня в учениках ходишь, к тебе особое отношение. А наказание – так, для формы. Хотя трудно тебе потом придётся.