Наконец, пришла к концу эта ужасная зима 1922–1923 годов, когда можно было почти услышать запах приближающейся весны. Несколько докторов пришли к моей постели для очередной проверки. Я сказал им о том, что нечто беспокоит меня на спине; я чувствовал острую боль, и также было трудно дышать. После постукивания и слушания на моей груди, они нахмурили брови и ушли.
На следующее утро меня перевели в другую больницу в Биби-Эйбате, в нефтедобывающем районе Баку. Там мне сказали, что в результате тифа я получил осложнение в виде плеврита. Это была плохая новость. Без правильного лечения и правильной пищи мог последовать туберкулез.
После общего осмотра один из докторов, молодая женщина немецкой национальности, задержалась около моей постели. Она сказала, что если это возможно, то после ухода из больницы я должен ехать для того, чтобы набраться сил, в Абастумани или в другой горный курорт для легочных больных на Закавказье.
Боюсь, что я почти презрительно усмехнулся в ответ на ее предложение. Ха, мне, безработному человеку ехать на горный курорт? Я спросил. Доктор вздрогнула, но ее глаза, прекрасные темно-голубые глаза, оставались добрыми и понимающими. Я воспользовался ее симпатией, чтобы выболтать все о себе и о том, что за бестолковщину творю из моей жизни. Она выслушала меня без всяких слов, не глядя мне в глаза.
На следующий день во время ее регулярного обхода она вновь пришла ко мне. В это время она улыбалась как ангел. Она говорила, чтобы я забыл свои печали, думал только о хорошем, что я получу в больнице хороший уход и буду находиться здесь до тех пор, пока не выздоровею окончательно.
Эта прекрасная женщина сдержала свое слово. Мое питание было улучшено. Меня положили в палату с окнами, смотрящими на берег моря. Днем я мог наблюдать вихри ветра в зеленых деревьях за окном. К ночи я засыпал под шум прибоя. Она часто приносила мне хорошие книги для чтения и всегда находила для меня ободряющие слова. Когда мне стало лучше, я стал немного наглым, достаточно наглым, чтобы спросить, является ли она коммунисткой. Она не была озадачена. Она просто сказала «нет» и покинула меня. Я не верил, что такое чудесное создание могло быть коммунисткой, но на всякий случай я хотел убедиться.
Недели следовали за неделями этого превосходного ухода и внимания. Настоящая весна пришла с зеленой травой, цветущими деревьями, приятными днями и чудесным солнцем. Я никогда не чувствовал себя лучше за всю жизнь и меня по-настоящему защекотало, чтобы уйти из больницы и видеть мир снова.
Должно быть, медицинский персонал был согласен со мной. Пришел день, когда добрая женщина, доктор, позвала меня в свою комнату для консультаций. Она сказала мне, что у меня нет более следов плеврита, что мое общее здоровье превосходно и что я должен выписаться из больницы. Далее она посоветовала, чтобы я уехал из Баку, где все еще были тысячи безработных, чтобы попытаться найти работу в сельской местности, которая также будет очень полезной для моего здоровья. Она рекомендовала не принимать все близко к сердцу, затем сказала, что у нее есть для меня сверток в комнате для смены одежды для выписывающихся пациентов. При уходе я попытался поблагодарить ее, но запнулся, чтобы произносить слова глубокой благодарности и восхищения по ее адресу. Вместо этого, я взял ее руку, поцеловал ее и вышел из комнаты, не позволив ей видеть мои глаза. Я подумал, увижу ли я ее когда-нибудь вновь, когда я буду самостоятельным и мужчиной. Годами позднее, при поездке через Баку, я попытался найти ее, но безрезультатно.
В комнате для смены одежды я нашел сверток с моим именем на нем. В нем был костюм, нижнее белье, носки, пара ботинок. Все было моего размера. Мое изумление стало настоящей радостью. Затем в кармане костюма я нашел небольшой сверток с деньгами, достаточными для моего недельного питания. Все это было подарком доктора. Благослови ее Господь и защити.
Я почти бежал из больницы, направляясь прямо на железнодорожную станцию. Сел на первый скоростной поезд, в пассажирский вагон первого класса. Я не имел понятия, куда идет этот поезд. У меня не было никакого билета. Не было также у меня какого-либо плана. Все, что я хотел, это уехать из Баку. Я не хотел задержаться здесь даже на один лишний день.
Наконец, поезд тронулся. Когда он набрал нормальную скорость, я сказал себе: «Прощай, ангел доктор, прощай Баку. Я слишком много страдал на твоих улицах, Баку». Я потратил здесь около семи месяцев времени.
Тем не менее, будучи самостоятельным, я мог быть гордым за себя. Несмотря на черные дни, голод, банд, «гостиницы восток», без нормальной работы, у меня никогда не возникало желания воровать, как это делали некоторые другие. Я никогда не пытался просить подаяния в виде денег или пищи, как это делали некоторые люди. Я приехал в Баку честным человеком и уезжаю из Баку честным человеком. Я был нищим, обтрепанным и грязным, видел человеческое горе, но был честным. Так, все было легко в моем сердце и жизнь опять начала казаться хорошей и даже чудесной. Я также знал, что научился многому. Я видел и говорил с людьми на дне новорожденного советского общества, с крестьянами, вырванными корнями из своих домов, с рабочими, превращенными в безработных, с теми, которые стали бродягами лишь для того, чтобы не принять Советов, с детьми, превращенных системой в бездомных сирот. Я более уже не был романтичным, наивным человеком по поводу Советов и коммунизма.
Поездка безбилетным на поездах в это время не была необычной, в самом деле, она была почти модной. Каждый старался избежать оплаты проезда, и безбилетные путешественники были таким привычным явлением, что даже для них имелось название, зайцы. Некоторые ехали на крышах вагонов, другие на креплениях внизу. Худшим наказанием для них, поскольку многие железнодорожники сочувствовали им, было высаживание на следующей станции.
Будучи зайцем первого класса, я узнал у других пассажиров, что поезд, на который я сел, шел до Москвы через Ростов-на-Дону и Харьков. По пути он должен был проходить через северный Азербайджан и Дагестан. Конечным пунктом для своего путешествия я выбрал окрестность где-то между Хачмасом и Дербентом, в лесистой местности вдоль берега, где, как кто-то в Баку рассказывал мне, требуются лесорубы.
Я не смог доехать туда. Через сорок с лишним километров севернее Баку в мой вагон пришли контролер и чекист в черном кожаном пальто и с револьвером на бедре. Закаленный многими месяцами в Баку, я улыбался, когда сказал, что билета у меня не имеется. Когда они спросили, куда я еду, я сказал, что следую по своему наитию. На этом они приказали мне выйти на следующей станции или я буду арестован.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});