— Наш добровольческий медицинский отряд дислоцирован вон там, видите знамя с красным крестом? В случае необходимости, пожалуйста, направляйте к нам пострадавших.
Глаза полковника лучатся сдержанной благодарностью.
— Спасибо, надеемся, что пострадавших не будет!
— А уж мы как надеемся!
Я возвращаюсь к своему отряду. Рёв множества голосов нарастает. Готовность… Наши пошли на штурм!
Милиция — замечательные люди. Они всё понимают — кто прав, с кем Правда, и какое будущее ждёт всех нас, если они поведут себя неправильно. Нет побоища и жертв, на которые рассчитывали наши враги: стройные ряды милиции чётко, как на манёврах, расступаются и наша штурмовая колонна наполняет собой исстрадавшееся под игом ставленников «Уряда» лоно Областной государственной администрации. Здание взято!
На флагштоках медленно поползли вниз проклятые жёлто-синие тряпки, привезенные на нашу землю ещё «позапрошлыми» «европейскими цивилизаторами» — грабителями и убийцами из Швеции, до того вырезавшими 9/10 населения Германии — «драбантами» Карла XII. И вместо них, торжественно развеваясь на ветру, пошли вверх российские триколоры. Сердце замерло, пропустило удар, а потом зачастило вскачь. Я всегда этого ждал. Всегда верил, что это случится. Но не надеялся, что даст Всевышний дожить — и теперь не могу поверить своим глазам.
Вопль рации.
— Юрич, выдвигаетесь с отрядом в здание администрации.
— Принял!
Один взгляд на отряд. Мы пойдём в место, откуда будет выход только при победе. Сунь Цзы называл это «местом смерти». Кого беру с собой? Девушки — врачи, мужчины — водители и носильщики. Позор мужчинам-врачам, которые сейчас трусливо прячутся по диванам, в тот момент, когда юные девушки с открытыми глазами идут на смертельный риск! Город полон врачами, их десятки тысяч в Донецке, а в моём медотряде одни женщины. Есть, есть мужчины, которые сотрудничают, но сейчас под рукой ни одного. Я — командир. Мой долг включает две составляющие: сохранить жизни подчинённых и выполнить боевую задачу. Я обязан быть готовым пожертвовать собой в любой момент для сбережения жизни каждой из этих юных девушек. Но я не имею права пожертвовать выполнением задачи подразделения даже ради жизней всех нас. Я могу только минимизировать возможные потери.
Против нас — спецслужбы и армия фашистской Украины. Спецслужбы и армия Штатов, самая могущественная военная сила в мире. Спецслужбы и армии Польши и других европейских лизоблюдов США — одержимых лакейским желанием урвать крохи с барского стола. Готовые пролить реки крови, уничтожить всех нас, как миллионами уничтожали индейцев, негров, вьетнамцев и многих других. Против нас — вся мощь их государств, миллиарды долларов, отработанные технологии измены, шпионажа, пропаганды и порабощения воли. Спутники и Интернет, телевидение и мобильная связь — всё, что формирует современный мир — в их руках, против нас. Точнее, против тех, кто осмелился сказать им «нет». «Нет» тому содомитскому борделю, в который они прекращают мир, в котором у наших детей будет только один выбор: стать проституткой или пидорасом. Войти в захваченное здание — это значит стать одним из тех, кто против них. Обречь себя и всех своих людей на скорую и верную, мучительную смерть. Похуй, мы будем драться!
— Медгруппа, мы идём в здание. Носильщики и водители остаются здесь и ждут указаний. Пошли!..
Медчасть развёрнута на втором этаже — классика жанра. Пониже, чтоб нести раненых недалеко, не первый — чтоб не потоптали при штурме. Прошёл день — уже перевязано множество порезанных при штурме кистей, когда люди голыми руками рвали колючку и выносили стальные решётки.
— Ну, кто ж ходит на такое дело без перчаток, ребята!
— Да кто ж знал! Я шёл мимо, а тут такое! Надо было помочь.
Развёрнут ППД — Пункт полевой дислокации, в поле, на подходах к зданию — тоже классика жанра. Это и пункт помощи пациентам на улице, и «демонстрация флага» народу, ради которого мы здесь, и запасная база на случай, если будет команда на эвакуацию. Задача командира — задолбать подчинённых, чтоб не было времени и лишних гормонов на панику, приходится её добросовестно выполнять: выход по тревоге в составе отряда, развёртывание по группам, обеспечение эвакуации раненых, свёртывание групп, передислокация. «В военное время бег вызывает панику», и специально обученные ребята из стоящих в толпе громко комментируют «Медики тренируются!», чтобы народ не ломанулся в панике при виде влачимого на носилках тела.
Хотел бы я сказать: «Словом, всё строго по учебникам, без самодеятельности и отсебятины!» — но увы! Здравый смысл и необходимость спасти Родину любой ценой — вот единственные наши учителя. На самом деле у нас военных кафедр не было, у кого были — ничему этому не учили. Никакой специализированной литературы, в которой было бы расписано, как это всё надо организовывать, тоже нигде найти не удалось. Скорее всего, она есть где-то под грифом «совершенно секретно» — да только те, кто её читал, годами учил и получает теперь немалые зарплаты за «секретность своих знаний» и «погоны», по неведомым нам причинам сейчас попрятались за диванами на просторах России. Здесь и сейчас, где решается будущее Русского мира, где мы даём бой мировому фашизму, нет ни одного из этих «высокомудрых теоретиков» военной медицины. Некому подсказать, научить, не говоря уже организовать и возглавить. Юные хрупкие девушки встали умирать за свой народ — а полковники и подполковники с немалым опытом войн сидят в Ростове и Москве и смотрят на это шоу по телевизору. Позор вам и от души пожелание — пусть «выслуги» с «пенсиями и квартирами» встанут вам поперёк глотки, а в смертный час — как гири, утащат прямо в ад! Неужели не стыдно???
Наконец отряд возвращён в расположение. Раскрасневшиеся от беготни на свежем воздухе красавицы-девушки и немногие, но крайне решительные мужчины дружно ржут друг над другом и глотают чай. Чистая физиология: целенаправленная двигательная активность в составе группы единомышленников апеллирует к «чувству сопричастности» и вызывает выброс гормонов счастья.
— Командира в штаб!
Здесь все эмоции очень обострены, чувствительность повышена: организм понимает, что речь идёт о его жизни, и собирает каждую нервную клеточку в единый сверхчувствительный радар. Мне очень не нравится угрюмое, с чуть перекошенным правым углом рта лицо Вадима — он здесь сейчас Главный.
— Ожидается общий штурм. Численность противника — усиленный батальон, до шестисот человек, из западенцев, вооружение — тяжёлое пехотное, планируется применение нервно-паралитических газов.
Тягучая, горячая волна прокатывается по спине от затылка до пят. Как ни готовься к тому, что это будет — окончательно не приготовишься никак. У противника — крупнокалиберные пулемёты и огнемёты, газы и броня, у нас — арматура и дубьё.
— Нам аргументы подвезут?
— Стоим с тем, что есть. Ничего больше не будет.
— Наша задача?
— Стоять до конца.
— Задача моего подразделения?
— У тебя отдельный отряд, ты командир — ты и решай. Хочешь — всех выведи, хочешь — всех оставь здесь.
Краски в окружающем мире медленно гаснут — так всегда бывает при тяжёлом стрессе. Наша задача ясна. Мы должны лечь здесь все, до последнего. Массовая жертва нас, безоружного населения должна разбудить тот самый алгоритм «массовых убийств русскоязычного населения», который воспламенит пламя народного восстания, если надо будет — приведёт сюда спасительные войска наших северных братьев.
В принципе, как говорят мудрые зулусы, «все, что есть сейчас, когда-то было и будет ещё когда-то». Ничего не ново в истории. Когда-то Леонид вёл своих триста избранных воинов к узкому Фермопильскому проходу, не рассчитывая победить, — его задача была лечь вместе со своими людьми. И тем пробудить свой народ, сплотить разрозненную, погрязшую в дрязгах, наполовину продавшуюся персам Грецию на общее святое дело — отпор безжалостному и могущественному врагу. Но эти триста были лучшие воины своей страны, отборные бойцы, которых с детства готовили защитить Родину. Мы — простые граждане самых мирных профессий, безо всякой спецподготовки. Медпункт кипит жизнью: сестрички, врачи и фельдшера сортируют медикаменты, оказывают помощь раненым, раздают таблетки тем, у кого прихватило от нервов желудок или сердчишко. Я смотрю на всех них и ощущаю, как медленно, твёрдая тяжёлая рука сжимает моё сердце, дышать становится всё труднее. Баран, почему я сегодня не взял противогазы? Впрочем, от них толку нет. Вслед за невидимой смертью из вентиляционных шахт при зачистке всегда входят в двери и окна бойцы из спецподразделений — в бронескафандрах, со стрелковым на изготовку. Короткие удары выстрелов в упор во всех подряд — в тех, кто уже лежит без признаков жизни, и тех, кто ещё не околел в своих старых противогазах с истекшим сроком хранения. Недостаток вооружения и спецсредств можно нейтрализовать правильной тактикой. Думай, ты командир, думай! Так что же делать?