нее все получалось. Зоя залезла на теплую печку, она дотянулась до полки. На ней были коробки спичек с различными наклейками и пузырьки с лекарством, Зоя знала, это для сердца. Она обдирала красивые этикетки с коробков. А дедушка Вася зачастил в Вельяминово к медичке на уколы. У него очень болела голова, лицо опухало после сна.
– Это от карельских болот,– вздыхала бабушка. Он выносил с поля боя раненых, ползком по болотам. Дедушка был санитаром.
Василий входил в хату с клубами морозного воздуха в овчинном полушубке, в овчинных рукавицах, в шапке ушанке завязанной под подбородком. Ватные штаны заправлены в валенки.
– Морозяка,– он прикладывал замерзшие руки к теплой печке.
Руки он отморозил на фронте, поэтому и овчинные рукавицы не спасали теперь от жгучего мороза. И вскоре в доме опять были чужие люди, умер дедушка Вася. Елена осталась в доме вдвоем с сыном Михаилом. Михаил вместо отца стал работать на конном дворе. Он с детства любил лошадей и умел с ними заниматься. Вечером Михаил снимал стекло с керосиновой лампы и подкручивал фитиль, доставал из-за зеркала тетрадь с химическим карандашом и ставил себе трудодень. На ходиках подтягивал гири и усаживался за стол, он поглядывал, как Елена наливает в миску щи, они весь день «томились» в русской печи и аромат вкусный заполнял хату. Остатки с чугунка она выливала в ведро с кормом для поросят. Елена уходила за перегородку в зал и разбирала постель, взбивала перину и большие пуховые подушки. Клала под свою подушку фуфайку: «повыше», – говорила. Михаил тушил лампу и в темноте лез на теплую печь. Радио говорило, что бы утром не проспать, Гимн зазвучит громко, и Елена опять будет управляться по хозяйству.
Зоя проснулась от громкого чужого голоса. Окна были красиво расписаны морозам. Бабушка гремела у печки. Зоя откинула теплое одеяло, с перины перебралась на подушки, схватившись за никелированную спинку, украшенную большим Розовым атласным бантом. Она выглянула из-за перегородки. У двери стояла ряженая в вывернутый тулуп с ухватом в руках и христославила.
– Рождество твое …
Елена, взглянув на внучку, резко сказала гостье:
– Не пугай ребенка.
Входная дверь захлопнулась, в клубах мороза исчезла гостья.
Зоя сползла с высокой мягкой кровати, подошла к бабушке. Она наблюдала, как Елена, нацепив кусок сала на вилку, смазывала им горячую сковороду и выливала с половника на нее жидкое тесто. Она пекла блины. Их уже была большая стопка на тарелке. В чугунках томилась похлебка и щи. Михаил, свесив голову с печи, тоже наблюдал, как стопка блинов увеличивается. Во всем был порядок, только за столом и все вместе они будут, есть блины. У бабушки было все по-другому.
У Елены не выходило из головы, сыну Михаилу уже двадцать восемь, а он не женат, у его сверстников давно семьи, а он не сможет найти себе невесту, стесняется своей хромоты, нога не правильно срослась. Это тогда в сорок третьем поспешил, спрыгнул неудачно на ходу с полуторки
– Его надо женить, надо искать невесту для сына самой, – решила Елена.
Не раз она с Панюшкой говорили об этом, размышляла сама, но в деревне не было ни одной подходящей, ни одна не могла задеть душу Елены, да и в соседних деревнях тоже. Елена переживала, сын стал инвалидом, но для нее он ее любимый сын, он трудится, он хороший будет хозяин. Михаил теперь с радостью шёл на конный, где раньше работал его отец, Михаил так же ходил в ночное, Воронок его встречал радостным ржанием. Они работали вместе до вечера, дел в колхозе было много.
Через пятое-десятое Елена узнала, есть подходящая невеста. В Юрасово, есть сирота.
– Конечно бесприданница, гол, как сокол, сирота, – так думала Елена, – Но тут уже не до «фасону», главное ему б приглянулась. Дальше тянуть нельзя.
Сундук у Елены с приданым полный стоял на видном месте в зале. Марфа оставила много добра. Да и Елена сама готовила, то отрез ткани положит, то платок. Хата большая, новая, на дворе скот, сад посадил Василий, новый погреб выкопал. Одним словом поехали свататься в Юрасово.
Елена волновалась, понравятся ли молодые друг другу? Да и ей самой было не все равно. Антонина была уже взрослая барышня, ей было около тридцати. Но чувствовался характер и достоинство. Косы, аккуратно уложенные в корону, одежда бедновата, но аккуратная. Молодые сразу приглянулись друг другу, Елена на это обратила внимание. Подводы со свадебными и гармонистом рысью мчали по большаку. Невеста в светлом платье в балетках отбеленных зубном порошком с красиво уложенными косами в корону, гордо рядом с мужем вошла в его дом. Елена благословила молодых. И гуляли веселую свадьбу. Шура Мерсиянка – жена двух братьев Елены: первый муж вернувшись с войны сразу умер от ранений, оставив Шуру с маленьким сыном. Арина оставила невестку с внуком у себя и женила на ней младшего сына Николая, родился второй внук, но теперь без мужей Шура жила по-прежнему со свекровью и детьми.
Она била дроби с частушками раздвинула круг гостей:
– На столе каша,
Под столом каша,
Поглядите вы на Тоню
Теперь Тоня наша…
Звонкий красивый голос летел над большаком. Арина, сложив руки на груди, наблюдала за невесткой, ее младший пятилетний внук Николай пустился в пляс с матерью. В круг пошли и гости. Гармонист перешел на вальс, и закружили в танце пары. Шура увидела, что свекровь ей махнула рукой. Шура торопливо зашла в сенцы, в это время Капа выходила из хаты и оторопела, Арина наотмашь влепила невестке пощечину, потом еще и еще.
– Еще раз посмеешь, блудливая овца…
Арина увидев Капу, сказала грозно Шуре.
– Иди с глаз! Сволочь!
А Шура выйдя на улицу, опять пошла в круг и вскоре ее голос разносился над большаком.
– Дура,– плюнув, Арина ушла в дом. Потом уже Капа узнала, что Арине доложили:
– Шура терлась у Николая Капкиного на коленях.
Когда ехали за невестой, Арина смотрела на молодых, вспоминала, как тоже взяла сироту Шуру, веселую, работящую, женила на ней сына Василия, в 1942 году играли свадьбу. Мужа Арины Павла немцы назначили старостой, отказать было невозможно. У Павла и Арины двадцать лет назад одна власть отняла фабрику в Юзовке и добротный дом, но они смирились, чудом спаслась их семья тогда в горевшей Юзовке. Атаман Краснов с казаками жестоко подавлял восстание в 1919 году. Бежали на родину Арины, работали в колхозе, дети вступали в пионеры. Прошло двадцать лет и вот теперь немцы со своим порядком,