Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До казармы добирались раза в три дольше обычного. Грузовик с пробитыми скатами и поврежденным мотором тянул еле-еле. Сербы рассказали о недавних попытках мусульман перерезать дорогу, предупредили о возможном нападении на машину. Тент с кузова грузовика пришлось снять, иначе было бы неудобно отстреливаться. Ехали, держа наготове автоматы со снятыми предохранителями. Молча. Посередине кузова на одеялах лежал Костя Богословский. Его лицо очень повзрослело после смерти. Рядом со мной ерзал на скамейке ставропольский казак Володька-Кишечник. Еще в начале дороги, встретившись со мной взглядом, он прошептал:
— Не могу… Крыша едет… Кажется, сейчас начнут стрелять… То ли из-за того камня. Видишь, там… То ли из-за тех деревьев… Ничего не могу сделать. Кажется, начнут стрелять, и меня завалят. Не могу…
И это говорил Кишечник. Тот самый, от скабрезной похвальбы которого мы все уже порядком устали. Позировать в папахе, в ремнях, с оружием перед объективом заезжих телевизионщиков — это одно. Почувствовать собственным позвоночником ледяное дыхание смерти — совсем другое. Но вины ставропольского казака здесь нет. Это только в толстых книгах пишут, как человек распоряжается своими нервами. В жизни все куда сложнее.
— Соберись, — так же шепотом сказал я Володьке и ощутимо ткнул его кулаком в бок.
Кажется, он понял меня правильно.
* * *Только сейчас ясно: лишь по чистой случайности на обратном пути мы не попали в засаду. Более того, по дороге нас даже не обстреляли.
Выехавшие на полчаса раньше санитарные машины, в которые были загружены Володька-Бес, Сашка К. и десяток сербов, раненных на расположенных неподалеку позициях, были попросту расстреляны мусульманами. Почти половина сербов, находящихся в «санитарках», была убита. Володьке и Саше просто повезло живыми доехать до госпиталя.
Удивительно, но эмблема Красного Креста на бортах машин стрелявших нисколько не смутила. Говорят, что подобные вещи случались и раньше. Неужели это — обычная реакция местных мусульман на крест? Даже если этот крест красного цвета и помещен в белый круг?
Именно в момент обстрела сознание вернулось к Володьке-Бесу. Его реакция на происходящее была своеобразной. Он вытащил четыре «лимонки», что были у него в карманах, положил их рядом, одну зажал в руке, готовый в любой момент другой рукой рвануть кольцо.
Серб, встретивший машину в госпитале, рассказывал потом, каких усилий стоило ему убедить «маленького руса» разжать кулак и отдать «ручну бомбу». При этом глаза Володьки были полузакрыты и язык шевелился еле-еле. Похоже, он был всерьез настроен подорвать себя и предпочесть смерть мусульманскому плену. Как тут не вспомнить ранее изрядно затертый, а ныне незаслуженно забытый лозунг «Русские не сдаются!».
* * *Перед загрузкой в камион (так по-сербски называется грузовик) подошел к землякам-тулякам Максиму М. и Андрею Х. Кажется, это был тот самый случай, когда молчание является единственно верной и самой искренней формой человеческого общения. Разумеется, для людей очень близких, объединенных чем-то большим и серьезным.
Не мог не обратить внимания, как после боя просветлели лица у ребят, как изменилось выражение их глаз. Помпезно звучит, но в этот момент лица моих земляков были лицами героев, подсвеченные изнутри высокой отвагой и готовностью к самопожертвованию. Хотя не уверен, смог бы самый современный фотоаппарат точно отразить это их состояние.
Неожиданно Максим спросил:
— А ты знаешь, кто нам сегодня помог?
При слове «нам» он сделал движение головой, будто очертил круг, в который вошли Андрей, я и он сам.
Мне оставалось только пожать плечами.
Чуть выждав, будто проговаривая про себя все, что нужно сказать вслух, Максим пояснил:
— Нас Матронушка сберегла… Как земляков… Как тех, кто за правое дело, за веру православную…
Я как-то опешил от услышанного. Про Матронушку слышал. Знаю, что это — русская святая, блаженная старица, уроженка тульской земли. Знаю, что слепая от рождения, она обладала уникальным духовным зрением, даром прозорливости, помогала даже после смерти многим людям в разрешении больших и малых бед.
Слышал… Знал… Только сам ни разу к ней за помощью не обращался. На ее могиле на московском Донском кладбище был единственный раз, случайно и не в качестве паломника, а скорее как праздный ротозей.
Если верить Максиму, теперь Матронушка сама напомнила о себе. Вернусь домой, непременно узнаю как можно больше о знаменитой блаженной старице. Наверняка и книги какие-то, ей посвященные, уже изданы, и племянник мой, человек глубоко верующий, к тому же всерьез интересующийся историей, обязательно что-то сможет рассказать по этой теме.
Все сделаю… Хотя стыдно, что в свои тридцать с немалым хвостиком лет я почти ничего не знаю о великой русской святой, своей землячке. Я со своими двумя «верхними» образованиями не знаю, а мой однополчанин, с грехом пополам окончивший десятилетку, о ней знает, ее почитает.
Вернусь, во что бы то ни стало займусь православным самообразованием.
* * *Первым, кто встретил нас на лесной базе, был Андрей-Малыш. Он уже все знал. И про внезапное наступление мусульман. И про гибель ребят. Последнее известие потрясло его. С Володей Сафоновым и Дмитрием Поповым Малыш был очень близок. Вместе в Питере они искали «югославский» канал, вместе ехали, вместе ели, спали, мерили километры горных боснийских троп. В том рубленом бункере, где смерть настигла Дмитрия и Володю, должен был быть и Малыш, и он только чудом там не оказался. Накануне, буквально за несколько часов до выезда на вахту на «положай», у него окончательно развалились (вот оно, качество снабжения обмундированием русских добровольцев) ботинки. Попытки обратиться к Славко-каптеру результата не дали. Как обычно, тот таращил глаза и разводил руками: «Нема, сутра». Просить у кого-то ботинки напрокат бесполезно. У Андрея, несмотря на юношеские восемнадцать лет, сорок пятый размер ноги. Таких ног у членов отряда всего несколько.
— Чего уж там, оставайся, — посоветовали ему. Он и остался. Остался… в живых.
Теперешнему его состоянию не позавидовать. Малыш чувствует за собой вину за гибель Володьки и Димы.
— Если бы я был с ними, все бы было по-другому, лучше бы меня, чем их, — бессвязно повторяет он и размазывает слезы по щекам, к которым бритва еще толком не прикасалась.
Мы как могли утешали Андрея. Он ни в чем не виноват. Просто ангел-хранитель простер накануне над ним свои крылья. Судьба…
* * *Сербы пересказали нам содержание новостей, переданных по сараевскому (мусульманскому) телевидению. Оказывается, среди тех, кто наступал на нас 12 апреля, был один наш соотечественник — с какой-то очень типично русской (не запомнили, к сожалению) фамилией. Какими ветрами и на каких условиях занесло его в армию мусульманской Боснии — нам неведомо. Русский стрелял в русских! За тысячи километров от границ Отечества. Сараевские политики моментально уловили всю политическую значимость подобного факта. Русского, наступающего на высоту Заглавок в составе мусульманского отряда, моментально (едва ли не в тот же день) показали по телевидению! И не просто так. А в момент вручения ему какой-то награды боснийским командиром. Что ж, дураки и сволочь — главные орудия политиков. Но не дай Бог этому пареньку попасть в наши руки.
В той же передаче крупным планом были показаны тела Володи Сафонова и Димы Попова. При них обнаружены документы, записные книжки и еще что-то, что с головой выдает в них русских. Разумеется, официальное Сараево брызжет по этому поводу слюной. И пытается извлечь политический навар из сопоставления фактов присутствия русских по обе стороны фронта. Нам, по большому счету, на все это плевать. Беспокоит только одно — тела наших оказались в руках врагов, на вражеской территории. Видит Бог, нашей вины в этом нет.
* * *Прибавилось подробностей на тему «начало боя за высоту Заглавок 12 апреля». Из сбивчивых рассказов сербов, находившихся в то утро на позициях в районе соседней с Заглавком высоты Столац, стало понятно, что гибель Володи Сафонова и смерть Димы Попова случились не разом — между ними был промежуток времени, за который что-то происходило. Действительно, сначала мусульманская пуля на самом пороге бункера настигла Володю Сафонова. Дима Попов оттащил его в сторону, надеясь, что Володя только ранен, начал его перевязывать. Последнее получалось плохо — от нервного перевозбуждения ходуном ходили руки. Только перевязав командира, Дима вступил в бой, но успел сделать всего несколько коротких очередей. Мусульмане к тому времени уже вплотную подобрались к бункеру и просто расстреляли его.
Обрастает подробностями и уже ставшее легендарным поведение единственного оставшегося в живых на том фланге русского добровольца — Пашки-Пулеметчика. В том бою близко подобравшиеся мусульмане не только стреляли в него, но и пытались забросать гранатами. Кроме неприятельской пули в спину (это потому, что стрелял из пулемета стоя, поворачивая корпус почти на 180 градусов), он получил еще добрую дюжину гранатных осколков (точнее, шариков, которыми были начинены гранаты, что использовали в том бою мусульмане). Слава Богу, и они не причинили Пашке серьезного вреда: из того боя он выходил своими ногами с оружием в руках.
- Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Война в тылу врага - Григорий Линьков - О войне
- Война все спишет - Леонид Николаевич Рабичев - Биографии и Мемуары / О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Вечное Пламя I - Ариз Ариф оглы Гасанов - Научная Фантастика / Прочие приключения / О войне