Отношения Джеймса и Жорж Санд иногда приобретали юмористический оттенок. Однажды на благотворительном базаре, устроенном в пользу страдающей Польши, писательница, одетая в шаровары, новое и шокирующее публику одеяние, торговала духами. Джордж старался держаться подальше от этого прилавка, но писательница сама подошла к нему:
– Барон Джеймс просто обязан купить этот флакон духов за 5000 франков.
– Что же мне делать с этими духами? – с усмешкой спросил Джеймс. – Лучше дайте мне свой автограф, я продам его. А деньги мы поделим пополам.
Жорж Санд написала несколько слов на листочке бумаги и протянула его Джеймсу. Надпись гласила: «Расписка в получении 10 000 тысяч франков в пользу угнетенных поляков. Жорж Санд».
Наблюдавший за этой сценой Гейне обнял друга за плечи и произнес сакраментальную фразу: «Глубокую скорбь трудно выразить словами…»
Но Джеймс не скорбел. То есть не скорбел по поводу потери этой суммы. Его социальный рейтинг только повышался в результате подобных инцидентов. Это было частью его политики – терять значительные суммы денег, передавая их значительным людям из мира искусства при значительных обстоятельствах. О нем говорили, и ему это нравилось.
Когда Эжен Делакруа предложил ему позировать для портрета нищего, Джеймс согласился не раздумывая. На следующее утро в дверь мастерской художника позвонил попрошайка в лохмотьях. Ему открыл ученик художника и, удрученный ужасным видом нищего, дал ему франк, затворил дверь и тут же выбросил происшедшее из головы. Через 24 часа слуга в ливрее передал ему запечатанный конверт.
«Дорогой сэр, – гласило письмо, – в конверте Вы найдете капитал, который Вы доверили мне у дверей мастерской Делакруа, а также проценты с этого капитала и проценты с процентов – общая сумма составила 10 000 франков. Вы можете обналичить чек в одном из банков Ротшильдов в любое удобное для Вас время. Джеймс Ротшильд».
Эта история стала общеизвестна, что способствовало росту популярности Джеймса. Точно так же, как и тот факт, что он приобрел виноградники Лафит (за четыре миллиона франков, что соответствует 1 540 000 долларов) только по той причине, что их название напоминало ему его парижский адрес.
Но, несмотря на все свое кажущееся легкомыслие и праздное времяпрепровождение, Джеймс никогда не забывал, что он самый богатый человек во Франции. Его банк, «Братья Ротшильд», с легкостью подавлял всех своих конкурентов. Состояние Джеймса достигло 600 миллионов франков, то есть на 150 миллионов франков превышало сумму состояний всех остальных финансистов Франции, вместе взятых. Джеймс предоставил королю Португалии ссуду в размере 25 миллионов франков. Король Бельгии предоставил в доверительное управление Джеймса сумму 5 миллионов франков, и Джеймс превратил ее в 20 миллионов.
Вот что писал о Джеймсе Гейне:
«Я люблю навещать барона в его кабинете в банке, где я, как философ, могу наблюдать человеческую природу… люди склонялись и расшаркивались перед ним. Это такой изгиб спины, который сможет воспроизвести далеко не каждый акробат. Я видел, как люди, подходя к кабинету барона, складывались буквально пополам, как будто к ним подключили вольтову батарею. Они ведут себя так же благоговейно, как вел себя Моисей, когда понял, что ступил на святую землю. Моисей тогда снял обувь, и я уверен, что все эти бесчисленные финансисты, осаждавшие Джеймса, также сняли бы свои ботинки, если бы не боялись осквернить воздух запахом потных ног. Кабинет Джеймса – весьма примечательное место, где вдохновляешься высокими идеями, так же как при виде морских просторов и звездного неба. Здесь можно видеть, как мал человек и как велик Господь».
Этот отрывок прекрасно иллюстрирует двойственное отношение Гейне к своему другу. Немецкий Байрон хорошо осознавал, что для Ротшильда – он всего лишь ценный экземпляр в его коллекции знаменитостей. Однажды Джеймс устроил большой прием для группы финансистов. К десерту был приглашен Гейне, который должен был поддержать интеллектуальную беседу и придать блеск мероприятию. Однако десерт подали, а Гейне не появился. За ним отправили посыльного, но он вернулся один. Гейне не явился и послал своему покровителю записку с извинениями, которая заканчивалась словами: «Господин барон, я всегда пью кофе там же, где обедаю».
А вот еще один отрывок из Гейне: «…я пришел навестить господина барона и в коридоре столкнулся с одетым в атлас и золото лакеем, который выносил золотой горшок господина барона из его комнаты. Навстречу шел какой-то биржевик. При виде лакея он остановился и, сняв шляпу, низко поклонился этому важному сосуду… Я постарался сохранить в памяти имя этого человека, поскольку уверен, – в скором времени он станет миллионером».
Были и более едкие комментарии. Людвиг Бурн в то время был не менее известным литератором, чем Гейне, и к тому же уроженцем той же самой еврейской улицы во франкфуртском гетто. Он автор следующих сардонических строк, посвященных мальчикам-Ротшильдам:
«Было бы благословением Божьим, если бы все короли были свергнуты, а их троны заняли представители семьи Ротшильд. Только подумайте о преимуществах. Новая династия никогда не будет связываться с займами, поскольку ей, как никому, хорошо известно, насколько это обременительно для заемщика, которому приходится выплачивать по нескольку миллионов в год. Исчезнет коррупция среди министров, как открытая, так и косвенная. Кто в этих условиях будет давать им взятки и зачем? Такого рода пороки станут историческим прошлым, и мораль восторжествует».
Но по существу, все французские короли после Наполеона I были свергнуты с трона (за исключением Людовика XVIII, который умер на посту). Джеймс принимал самое активное участие в делах каждого царствования. Но с воцарением каждого нового правителя он становился еще более могущественным. Они с Бетти так умело вели свой салон, что при любой волне оказывались на ее гребне.
31 июля 1830 года внезапно прервалось правление короля Карла X. Казалось бы, его коллапс неизбежно повлечет за собой коллапс барона Джеймса. Он был правой рукой режима, контролирующей все финансовые операции. Король поручил ему осуществление конвертации пятипроцентного государственного займа в трехпроцентный – это была сделка гигантского масштаба. Он финансировал участие Бурбонов в гражданской войне в Испании в 1820-х годах. Знак Почетного легиона ему вручил Бурбон. Он был неотъемлемой частью того, что в народе получило название «бурбонная чума».
Но так или иначе, казалось, что Ротшильд был абсолютно не готов к переменам, произошедшим в июле 1830 года. Его конкуренты предпринимали все необходимые предосторожности, а прекрасный Джеймс продолжал давать балы, которые посещал герцог Шартрский и герцог Брунсвикский. Создавалась впечатление, что он погружен в полуденную летнюю дрему и не замечает, как на улицах как грибы растут баррикады. Старый король бежал. Народ возвел на престол Луи-Филиппа, сына Филиппа Эгалите[3], который, очевидно, был ревностным сторонником либеральных идей. Консерватора Ротшильда ожидало страшное пробуждение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});