– Даже в холодильники?
– Даже в реакторный.
Троица держала путь в мобилизационный ангар, где, по мысли Рене, можно было рассчитывать на флуггер межпланетного класса. Тот, на котором он, Рене, прибыл на станцию, увы, годился лишь для челночных сообщений с Сурожем. А все флуггеры в рабочем ангаре были выведены из строя во время нападения.
Если бы на станции оставался хоть кто-то, способный рассуждать о правильном и неправильном, он наверняка отметил бы, что Рене, несмотря на свой штатский вид и развязные манеры, все делает правильно, по инструкции – не забывает задраивать за собой двери, каждый раз проходя мимо аварийной панели нажимает на кнопку «SOS», даже маски химзащиты для детей прихватил.
– Дядя Рене, а когда… мама? – спросил мальчик, его звали Даниилом, сестра же звала его Данькой.
– Что – мама? – спросил витязь, не сбавляя темпа.
– Когда к нам туда придет мама? – повторил мальчик, играя серебряной серьгой в ухе своего носильщика.
– Куда это – «туда»?
– Ну в это место… куда мы с Сашкой-какашкой… улетим?
– Что ты сказал? Как ты меня назвал? А ну-ка повтори! – взвилась девочка и, подпрыгнув, отвесила брату подзатыльник.
Мальчик надулся и попробовал лягнуть девочку ногой. Витязь посмотрел на мальчика сурово, а на девочку со значением – мол, сейчас не время ссориться. Брат и сестра тотчас присмирели – ничто так не способствует послушанию, как смутное движение в затаившейся между контейнеров темноте. Рене положил ладонь на костяную рукоять метательного кинжала, на всякий случай.
– Ты хочешь знать, когда мама прилетит к вам на Светлую? – ровным голосом спросил он у мальчика.
– Да.
– Мама… Мама прилетит скоро. Как только я ее найду там, в лесу, мы сразу прилетим к вам.
– А когда ты ее найдешь?
– Как только – так сразу. Я не знаю точно, где она. Ретранслятор не работает.
– Но я же тебе дозвонилась! – заметила Саша.
– Тебе повезло. Через несколько минут ретранслятор… – Рене запнулся, подбирая слово. Там, на планете, он говорил в основном по-французски, переходить на русский каждый раз было трудно, каждую фразу приходилось сколачивать, как какой-нибудь сарай. – В общем, он упал. И теперь я не могу связаться с мамой. Но у нее очень заметный вертолет. Медицинский. Белый, с такой большой красной полосой. Она вам его наверняка показывала. Его легко найти среди зеленых деревьев.
В темноте блеснула пара кошачьих глаз с вертикальными зрачками. Рене со вздохом облегчения вернул кинжал в ножны.
– Скоро найдешь? – поинтересовался мальчик.
– Прямо завтра и найду. Может сегодня. Вечером.
– А папа?
– Что – папа?
– Когда прилетит? – не отставал мальчик.
Витязь вновь замешкался с ответом, но на сей раз споткнулся он вовсе не о языковой барьер. Рене бросил косой взгляд на девочку – ее аквамариновые глаза наполнились слезами, но она все-таки не разревелась. Только ноздри ее трагически раздувались. «Молодец, вся в маму. А ведь малышка только что видела в кают-компании полковника Рабковского – точнее то немногое, буро-красное, с глазами и погонами, что от него осталось. А вот Даня не видел. Слава богу – ему можно врать что угодно.» Чем Рене тотчас и воспользовался.
– Папа тоже прилетит, – заверил витязь мальчика. – Но немного позже. У него тут будет очень много дел. Он будет тут работать.
– Убивать врагов? – уточнил мальчик.
– Да.
– А потом прилетит?
– Да.
– А что мы с Сашкой-какашкой будем делать? Пока мы будем туда лететь?
– Саша будет читать тебе сказки из книги. Про спящую царевну, про Дюймовочку… Там еще есть одна сказка про Илью Муромца, который всех побеждает, потому что он самый сильный и храбрый.
– Как ты?
– Почти.
– Рене, скажи ему, чтобы не называл меня какашкой! – возмущенно зашипела девочка.
– Даня, ты слышал? Еще раз назовешь Александру нехорошим словом, и я зарублю тебя вот этим мечом. Будет из тебя паштет. Понятно? – Рене сделал зверское лицо. Мальчик захныкал и закрылся рукой. – Так на чем мы остановились? Ах да, на книжке. Саша будет тебе читать… Если будешь слушать внимательно, я подарю тебе собаку. Овчарку.
– Ой, Рене… – девочка остановилась, закусила нижнюю губку и, сверкнув глазищами, выпалила.. – Я забыла!
– Что забыла?
– Книжку! Когда ты переодевал этого балбесика… В общем, я ее положила на его велосипед ну… на сидение… и забыла!
«Еще не хватало», – досадливо подумал Рене, но тут же улыбнулся своей фирменной ясноглазой улыбкой, от которой млели, как кошки на солнцепеке, девушки, молодели и немедля начинали пудриться дамы, добрели вредные старушки, а проститутки сбавляли цены вдвое. И, обращаясь к мальчику, сказал:
– Саша будет рассказывать тебе сказки по памяти. Правда, Саша?
– Я… буду, – пообещала девочка. – Вот если бы с нами была мама…
– Мама скоро с вами будет.
Рене осторожно отдраил пожарную дверь ангара.
Его сердце предательски екнуло. Нет, не вооруженного отребья он боялся, скорее боялся обнаружить следы его пребывания. Дети не должны видеть трупы.
– Хочу кушать, – вдруг заявил Даня.
– Потерпи.
– Хочу! – капризно повторил мальчик.
– Надо было за завтраком есть, а не гав ловить! – Саша назидательно прищурилась.
– Заткнись, Даня. Сейчас не время ныть, – строго сказал Рене. Но тут же привычно себя одернул – с детьми полковника Рабковского нужно обходиться вежливо. И отстраненно. Безо всяких там «заткнись». С ними нужно вести себя как с чужими детьми, а не как со своими. Хотя теперь можно и как со своими, по большому-то счету, теперь разницы нет, как нет и самого полковника.
Флуггер типа «Кефаль» с дважды счастливым бортовым номером 77 находился там, где ему и положено – в одном из четырех ангарных боксов. Только топлива в баках было на полтора пальца.
Рене отстегнул мечевую и кинжальную перевязи, чтобы не мешали возиться, и задумался: сколько лет он не заправлял флуггер? Тысячу лет? Две?
По правде говоря, лет пять. В последние годы Рене, когда куда-то летал, хоть бы даже на станцию «Федино», предпочитал пользоваться услугами русских пилотов на правах пассажира. А ведь когда-то, еще на Земле, до того, как на него нашла навязчивая, необоримая охота к средневековой простоте и он поселился на планете Сурож, входящей в конгломерацию Большого Мурома, у него была не только летающая дача, но и свой болид. И денег у него тогда тоже было изрядно, благо дядя, член правления русско-турецкого концерна «ВизанТех», оставил ему порядочные суммы перед тем, как испустить дух на своей беломраморной даче под Псковом. Впрочем, суммы эти никуда не делись: привольное житье в лесах, населенных разноплеменными любителями живой архаики – русского извода, галльского, карфагенского, какого захочешь, – обходилось в гроши. Пища – простая, без выкрутасов. Одежда – тоже, прямо скажем, не дизайнерская. Самые большие траты – на лошадей и доспехи. Ну, оружие, само собой. Но даже его эксклюзивный булат имел цену колеса б/у, снятого с болида после аварии. А проценты меж тем прирастали… Сколько у него теперь, интересно? На скромный трехэтажный дом в ближнем Подмосковье хватит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});