Читать интересную книгу Озеро тьмы - Рут Ренделл

Как только они вошли в квартиру, Мартин вручил ей рождественский подарок. Пустые бутылочки из граненого стекла с серебряными пробками почему-то показались ему неуместными, и после ланча с певцом «кантри» он купил одеколон «Ма Грифф», чтобы наполнить их. Однако несмотря на то что Франческа назвала их симпатичными, даже красивыми, сказала, что никогда не видела таких изящных вещиц, он чувствовал ее разочарование. Мартин спросил ее об этом напрямую, но Франческа сказала, что нисколько, ни капельки, просто все дело в том, что она ничего для него не приготовила и ей жутко стыдно.

После ужина — стейки жарил он, а салат делала она — Мартин спросил, будет ли Рассел ждать ее звонка, но Франческа ответила, что они с мужем жутко поссорились и теперь не разговаривают.

— Из-за тебя, Мартин. Я сказала ему, что люблю другого.

Мартин взял ее за руки. Она придвинулась к нему и положила голову на плечо; они сидели на диване.

— Ты собираешься оставить его, получить развод и выйти за меня, да?

— Я хочу, но не знаю…

— Тогда тебя ничего не остановит. Я люблю тебя, а ты говоришь, что любишь меня…

— Я правда тебя люблю, Мартин!

— Ты можешь остаться здесь. Завтра мы поедем туда, заберем твои вещи, и тебе больше не нужно будет возвращаться.

Она молча обняла его. Потом, в спальне, он смотрел, как она раздевается. Похоже, Франческа нисколько не стеснялась — ни ложной скромности, ни желания дразнить, выставлять себя напоказ. Она раздевалась медленно и сосредоточенно, как маленький ребенок. Удивительно белая для кареглазой брюнетки кожа, тонкая, похожая на стебелек талия, изящные ступни и лодыжки. Худоба каким-то образом сочеталась в ней с округлыми формами, без намека на угловатость. Мартин вспомнил похожих на фей девушек с рисунков Артура Рэкема[37], но тут Франческа начала складывать свою одежду на стул и повернулась к нему левым боком.

Вся рука выше локтя представляла собой сплошной синяк, а на предплечье виднелось нечто вроде красного пятна от ушиба. Но это были пустяки по сравнению с кровоподтеком на бедре — сине-черным, отечным и спускавшимся до самого колена.

— Франческа!..

Мартин не сомневался — ей не хотелось, чтобы он видел. Она тщетно пыталась прикрыться руками.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? — Это никогда не пришло бы ему в голову, ведь он всегда жил в другом мире, но стыд и страдание в ее взгляде напомнили ему о ссоре, о которой она говорила. — Не хочешь ли ты сказать, что Рассел…

Франческа кивнула.

— Не в первый раз. Но такого… такого еще не было.

Мартин ласково обнял ее, прижал к себе покрытое синяками тело.

— Ты должна переехать ко мне, — прошептал он. — Должна оставить его и никогда туда не возвращаться.

Однако на следующий день она не позволила ему забрать ее вещи из дома на Фортис-Грин-лейн. К концу уик-энда Франческа должна вернуться к себе — раньше Рассела и Линдси. Мартин не настаивал. Меньше всего ему хотелось портить три чудесных дня, которые они провели вместе. В субботу вечером они отправились по магазинам в Хэмпстед. До этого Мартин никогда не ходил в магазины одежды вместе с женщиной. Ему было скучно и одновременно тревожно. Франческа неумеренно восхищалась пиджаком и платьем из серой замши, парой зауженных кожаных брюк кремового цвета и еще одним платьем, которое казалось Мартину совершенно непрактичным, потому что было сшито из прозрачного плиссированного бежевого шифона. Франческа не замечала цен, он это знал — в таких вещах она была наивной, как ребенок в магазине игрушек. Ему пришло в голову, что нужно купить ей пиджак и платье, но затем он увидел, что эти вещи стоят триста фунтов, а на текущем счете у него столько не было. Кроме того, что скажет — и что сделает — Рассел, когда увидит, что Франческа принесет домой нечто подобное? В конечном счете, поскольку она выглядела такой задумчивой, Мартин попросил разрешения купить ей маленький джемпер с короткими рукавами, последнюю вещь, которая вызвала ее восхищение. Он подумал, что пятнадцать фунтов — смешные деньги, хотя это не имеет значения, если джемпер сделает ее счастливой.

Они пошли в театр, затем поужинали в «Иниго Джонс». Утром, примерно в половине одиннадцатого, неожиданно пришел Норман Тремлетт. Франческа только что встала и вышла из ванной в пеньюаре. Было совершенно очевидно, что под ним ничего нет. С немалой гордостью Мартин наблюдал, как глаза его приятеля взволнованно забегали, как у собаки, следящей за полетом мухи. Норман остался на кофе. Франческа не дала себе труда одеться. Она была абсолютно невинна в отношении того, какие чувства вызывает, и бесхитростно рассуждала о пьесе, которую они видели, словно Норман был ее братом или на ней надет твидовый костюм и ботинки.

— Ты меня удивил, — с восхищением прошептал Норман, когда Мартин провожал его к двери. — Никогда бы не подумал… И часто ты этим занимаешься?

В глубине души Мартину очень нравилось, что его считают Казановой. Но позволять это было бы неправильно, это отразилось бы на Франческе… на ее добродетели, если в современном мире это слово еще что-то значит.

— Мы собираемся пожениться.

— Пожениться? Ты не шутишь? Это просто великолепно. — Норман замер на пороге. — На венчании, — сказал он, — я полагаю… я полагаю, шафером у тебя будет Эдриан?

Мартин рассмеялся.

— У нас будет не такая свадьба.

— Понятно. Хорошо. Отлично. Только если тебе потребуется кто-то… ну, кто-то близкий, ты понимаешь… ну, ты знаешь, куда идти.

На Новый год Франческа надела джемпер, который ей купил Мартин. Короткий рукав открывал синяки на предплечье, и Франческа завернулась в одну из своих шалей. В четыре часа она сказала, что ей пора уходить. Соберет вещи и возьмет такси на Хайгейт-Хай-стрит. Рассел и Линдси приедут не позже шести.

— Я отвезу тебя домой, Франческа.

— Милый Мартин, в этом нет никакой необходимости, правда. Опять шел снег, а вечером подморозит, и будет скользко. Ты побьешь свою красивую машину.

— Такси точно так же может занести на льду. В любом случае я настаиваю, чтобы отвезти тебя. Рассела не будет дома, и он не увидит, как мы приедем, — если это тебя волнует. Я отвезу тебя домой, а если ты попытаешься меня остановить, я силой запихну тебя в машину. Понятно?

— Да, Мартин, конечно. Я больше не буду спорить. Ты так мил и добр ко мне, а я ужасная, неблагодарная девчонка…

— Вовсе нет, — возразил он. — Ты ангел, и я тебя люблю.

Мартин никогда особенно не задумывался о доме, в котором живет Франческа, но теперь, когда он должен был его увидеть, его разбирало любопытство. Вероятно, он когда-то проезжал по Фортис-Грин-лейн, но вспомнить эту улицу не мог. Где-то в районе Финчли, на границе Масуэлл-Хилл. Пока Франческа собирала чемодан, Мартин заглянул в атлас Лондона. Описания района он там не нашел — то ли это район стандартных домиков, то ли богатый пригород, то ли муниципальное жилье. Франческа вышла из комнаты, и он помог ей надеть полосатую красно-синюю куртку с капюшоном.

— Если бы я знала, что будет так холодно, — сказала она, — то захватила бы с собой шубку. — На ее лице появилась уже знакомая серьезная и одновременно детская улыбка. — У меня есть старая бабушкина шубка.

— Когда мы поженимся, я куплю тебе норку. Это будет мой свадебный подарок.

Мартин поехал по Норт-Хилл, затем свернул на Финчли-Хай-роуд. Фортис-Грин-лейн шла от Фортис-Грин-роуд в направлении Колни-Хатч-лейн. Франческа не указывала дорогу в отличие от многих других женщин. У Мартина создавалось впечатление, что когда она была с ним, то предоставляла ему принимать решения и руководить ею. Но это не пассивность, а благородная уступчивость. С Фортис-Грин-роуд он повернул налево, и они оказались на улице, где жила Франческа.

Начинало темнеть, и остатки дневного света были прозрачными и синими, а на Фортис-Грин-лейн зажглись уличные фонари горчичного цвета, спектр излучения которых составлял полную противоположность спектру небесной синевы. Улица была длинной, извилистой и широкой, непропорционально широкой для маленьких приземистых домов, из которых состояла. Иногда попадались кирпичные, в три этажа, викторианские особняки, но доминировали все же низкие маленькие домики. Они стояли группами по четыре штуки, одни облицованные коричневой штукатуркой, другие очень бледным, каким-то анемичным, кирпичом, с маленькими окнами с металлическими рамами и плоскими крашеными крышами. На траве в палисадниках лежал снег. Это были неплохие дома, совсем не трущобы, но Мартин подумал, что сделал бы все возможное, лишь бы не жить в таком месте. В глубине души он всегда презирал людей, которые на это согласились. Неужели Рассел Браун, тридцатипятилетний мужчина, явно не бездельник, преподаватель и писатель, не мог найти для своей жены что-то получше? Бедная Франческа…