Читать интересную книгу Посол Господина Великого - Андрей Посняков

Налетев, ветер задул, закружил, забуранил, превращая спокойную до этого морскую гладь в нечто подобное кастрюле с кипящей похлебкой. Завыли снасти, вмиг сорвало парус, унесло черт знает куда в морские просторы.

Потерявшую управление лодку неумолимо несло на скалы… Они становились все ближе, черные, как зубы дракона. И такие же кровожадные! Бурные волны с ревом бились о прибрежные камни, погода разыгралась так, что вход в залив практически не был виден. Одно хорошо – пиратские суда вряд ли осмелятся выйти сейчас в открытое море. Они-то не осмелятся… А вот кое у кого хватило ума.

Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу – снова, как когда-то на Ладоге, вспомнилось Олегу Иванычу. Что же, черт возьми, делать?

Неужели остров пиратов настолько неприступен с моря? Настолько, что нет там какого-нибудь небольшого заливчика, кусочка пляжа – достаточного – нет-нет, не для корабля – для их маленькой лодки, утлой скорлупки в диких руках стихии?

Всем смотреть!

Вон там, кажется. Нет, не то…

А вот здесь?

Тоже ничего хорошего. Впрочем… А ну, подгребли! Вон, прямо над обрывом – одинокая сосна. А внизу – оголенные корни. Вот они, нависают над морем, и, кажется, даже шевелятся, словно волосы Медузы Горгоны!

Если…

Если схватиться…

…за них… и чуть подтянуться…

Можно вполне удержаться…

Только нужно направлять лодку. И скинуть латы. Вот так.

– А ну, приготовились, ребятишки! Хватайтесь, как подойдем.

Бурное течение, огибающее остров пиратов, подхватило, понесло лодку. Олег Иваныч ворочал кормовым веслом, стараясь хоть как-то выровнять утлое судно. Вот и обрыв. Камни… Нависающие над волнами корни…

– Раз-два!

Прыгнули! И, кажется, зацепились!

Ну, теперь его очередь…

Олег Иваныч бросил весло, поднял вверх руки…

Чертов водоворот закрутил, заболтал лодку, швырнул с размаху о камни, унося обломки в море!

Ударившись головой о борт, Олег Иваныч смог лишь уцепиться покрепче, теряя сознание и полностью отдаваясь на волю стихии…

Трое, выбравшись на утес, с ужасом смотрели, как крепнувший ветер уносил в море обломки…

– Господи! – встав на колени, воскликнула боярыня Софья. – Господи…

А ветер выл, не умолкая, с ревом бились о скалу волны, и ничто не внушало никакой, даже самой малейшей, надежды…

Глава 4

Ревель. Май 1470 г.

И капитан был опытный, и все моря проплаваны,

Он силы был недюжинной – дубы валил плечом,

И нам казалось – много нас, мы сильные и храбрые,

И никакая буря нипочем…

Андрей Макаревич, «Песня о капитане»

Софья… Софья, Олексаха, Гришаня…

«Господи Иисусе, сделай так, чтобы они остались живы, сотвори чудо, прошу тебя! Знай, душа моя открыта к тебе, Господи!» – вздохнул Олег Иваныч. И ведь, можно сказать, только все и началось-то у них с Софьей, как… Хоть, конечно, и раньше далеко небезразлична была Олегу новгородская боярыня, а уж теперь-то… Господи!

Закончив молитву, Олег Иваныч подошел за благословеньем к батюшке.

– Слыхали о тебе, господине, – посмотрев на него, улыбнулся священник, отец Феодор. – Поистине, чудесно спасенье твое! Молись, господине, благодарствуй Господу!

– Молюсь, отче, – склонил голову Олег Иваныч.

В узких шерстяных рейтузах, в короткой куртке с модными рукавами с разрезами, в длинном, ниспадающем почти до полу плаще – вряд ли кто из старых знакомцев узнал бы в этом европейского вида господине новгородского житьего человека. Впрочем, нет – узнали бы. По глазам, светло-серым, как низкое балтийское небо, по бородке, аккуратно подстриженной, по… Узнали бы… Если осталось кому узнавать…

Вздохнув, Олег Иваныч купил у алтаря три свечки. Куда вот только ставить их, во здравие или за упокой?

Прикинув, решил все-таки поставить во здравие. Мало ли, может, спаслись тогда. За корни-то вроде цепко хватались.

Выйдя из церкви, Олег Иваныч глубоко вдохнул сырой воздух. Только что прошел дождь, булыжники мостовой скользили под башмаками. Хорошими, надежными башмаками, с пряжками, работы мастера Юлиуса Майера, чья мастерская в конце Длинной улицы, что вела от холма Тоомпеа в гавань. Близкое море дышало сыростью, и нельзя сказать, чтоб это было Олегу Иванычу неприятно – не простая это была сырость, вовсе не затхлая, наоборот – свежая, бодрящая, морская, принесенная свободным балтийским ветром.

Пройдя вдоль по мостовой, он остановился напротив узкого переулка, задумался.

– Тере, герр Олег, – вышел из переулка молодой парень, направился прямо к Олегу Иванычу. В узких штанах, в короткой красно-желтой куртке, на рыжей голове – лихо заломленный берет с длинным зеленым пером.

– Тере, Томас, – поздоровался Олег Иваныч, улыбнулся. Томас Ленстеди был самым молодым мастером Ревеля, города, куда занесла Олега судьба в лице холодных волн Балтики.

Последнее, что он помнил, ударившись о борт лодки, – были горы бело-коричневых брызг и – сквозь них – черные скалы пиратского острова…

Полузахлебнувшегося, его вытащили сетью матросы «Белой коровы» – пузатого одномачтового когга, принадлежащего ревельскому купцу Яану Стерсену, по национальности – шведу. Так Олег Иваныч оказался в ганзейском городе Ревеле, Колывани, Датской крепости, Таллине. Люди, эсты, финны, шведы, издревле селились у холма Тоомпеа. В 1219 году король Дании основал здесь крепость, вообще же под властью датчан город находился до 1346 года, а с того времени – развивался как немецкий ганзейский город, подчиненный Любеку. Лет двести уже жили в нем и немцы, и шведы, положившие начало церковной общине Олевисте, неподалеку от которой была и русская церковь, откуда только что вышел Олег Иваныч. Русские селились около Длинной улицы, отдельным компактным районом, и вере своей не изменяли. Жаль, маловато стало их, русских-то, да и туго пришлось после того, как Ганза свернула торговлю с Новгородом. Тем не менее еще существовала русская община, куда сейчас и намеревался отправиться Олег Иваныч, да вот встретил по пути Томаса. Томас Ленстеди – по происхождению полушвед-полудатчанин – родился здесь, в Ревеле, где, в свою очередь, родились и его родители… Долгое время работал в оружейной мастерской отца, которую и унаследовал совсем недавно, после батюшкиной кончины. Мать Томаса умерла еще раньше, от мора. К русским Томас ходил не просто так – хотел вложить деньги в товары для Новгорода, тайком от магистрата снарядить кораблишко. А что – хороший, не облагаемый налогом бизнес. Только вот, правда, не очень законный… Попадешься – проблем не оберешься. Зато и навар. Русский Томас прилично знал – да на Длинной улице когда-то все, кто хотел, его знали, с русскими издавна жили бок о бок, хоть и кривились католические священники, да куда деваться. Кроме бизнеса, еще одно дельце было у Томаса в русском квартале – нравилась ему Елена, дочь церковного старосты Евлампия, в доме которого проживал сейчас Олег Иваныч, спасенный матросами Стерсена. Сам Стерсен и позвал русских, когда распознал в бреду выловленного из моря русскую речь – случалось раньше, хаживал с товаром в Новгород. Говорил, правда, не так, чтобы очень – но кой-что понимать мог. Староста Евлампий сразу признал в Олеге Иваныче влиятельного софейского человека – доходили слухи через ливонских рыцарей. Узнав, предложил свой дом, оказал почет и уважение, даже денег дал – отдашь, сказал, после, в Новгороде, буде станется… Ой, хитрил Евлампий, явно всего не рассказывал. Планировал, ой, планировал к Новгороду пробиться с товарцем, в обход законов ганзейских. Ну, Бог с ним, с Евлампием, себе на уме был. Олег Иваныч даже иногда задумывался, а не будь он человеком архиепископа Феофила, так ли принял б его Евлампий? Скорей всего – и руки бы не подал, мало ли утопленников с моря вылавливают. Хитер был староста, хитер да речами сладок. Волос черен, борода космата, глаза – туда-сюда – бегают. Тот еще жук. Зато дочка – красавица! Ну, не такая красавица, как, скажем, Софья… Эх, Софья, Софья… И свет белый без тебя не мил, оказывается. Олег Иваныч вздохнул, помянул Господа, потом махнул рукой – что толку вздыхать-то! Надобно выручать и Софью, и прочих, коли живы. А для того – случай подходящий нужен, да не дожидаться его, случая, надобно активно самому готовиться… Тогда и сладится. Так что нечего пока завидовать чужому счастью да красоте Еленкиной, от того Софье легче не станет.

Красива, красива Еленка… Недаром Томас ко двору Евлампия хаживал. Староста его не гнал: хоть иноверец, да богат, и руки к месту, и собственную мастерскую имеет. Чем не жених? А что касаемо веры… Так ведь всякое бывает. Может, и нашим, и вашим выйдет. Вот, человечка, церкви новгородской небезразличного, пригрел… Так, может, и с дочкой что сладится… Нестоек был Евлампий в вопросах веры, когда выгодой пахло, ох, нестоек, алчен! А дочка, Еленка, – чем-то на Ульянку Гришанину походила, только старше чуть. Такая ж черна коса, брови в струнку вытянуты, ресницы долги. Глаза светлые, голубые. На язык востра – а уж непоседа! С утра уже по горницам вертится, все успеет – и обед приготовить, и за прялкой с сенными девками посидеть, и с матушкой – той еще старушенцией – полаяться, а уж батюшка – и не подходи. Он ей слово – она десять. Рот прямо не закрывался. Ну и жена Томасу достанется – красива, да болтлива не в меру. Томас-то, голова рыжая, прямо млел, когда Еленку видел. Она-то, по-московитскому обычаю, взаперти за прялкой не сидела – поди-ка удержи этакое помело! И похоже, что судьбу свою собралась решать сама, безо всякой оглядки на всякую там религию. Как заключил Олег Иваныч – по-европейски решительная девушка. Что и неудивительно – Ревель, чай, не в глуши какой – на перекрестках торговых. Хоть и народишку всего-то тысячи три с гаком, ну, может, чуть поболе. Впрочем, по тем временам – и то много.