Иногда в горах вспыхивают костры, нагоняя на помещиков смертельный страх. Эти костры разгораются, охватывая все пламенем стихийного восстания. Господские усадьбы превращаются в пепел, зачастую погребая под собой и управляющих и их помощников. Но вот горечь и ненависть, накопленные годами, иссякают, и тогда наступает беспомощность. Что же дальше? Небольшой отряд солдат затопчет последние искры восстания, придет новый управляющий, крепостные вернутся на поля и станут получать за день работы вместо двадцати — сорок сентаво.
Мир прочтет затерявшуюся на газетных страницах заметку о подавленном бунте индейцев и позабудет об этом, ибо Боливия — далекая страна, где всегда что-нибудь да происходит.
По лестнице климатов
— Скорей бы уж Потоси…
— Это почти четыреста километров. Значит, два дня пути, если дорога не станет еще хуже.
— Если судить по карте, за Камарго нам предстоит несколько раз взбираться на высоту четырех тысяч метров, а перед Потоси будет кульминация — почти четыре тысячи двести. Это на тысячу семьсот метров выше Камарго.
Наши страхи относительно дальнейших километров пути были не напрасными.
Удаляясь от границы Аргентины, нам пришлось перебираться вброд через десятки рек и быстрин. Стартер, который столько раз мок в воде и покрывался песком, забастовал. Ржавчина и песок положили начало делу разрушения, а ежедневная заводка насквозь промерзшего двигателя довершила его. Обмотка не выдержала.
О ремонте посреди дороги нечего было и думать. Не оставалось ничего другого, как до самого Потоси заводить мотор рукояткой. Кордильерам засчиталось первое попадание «в яблочко»…
Вот уже третий день дороги южной Боливии дают нам возможность вкусить отшельнической жизни. С утра до вечера на дороге не встречается ни одной машины. Лишь изредка откуда-то из-за пригорка, словно мираж, покажется караван лам, будто выросший из скупой земли альтиплано. В такие минуты мы кажемся себе чужими, ненужными здесь.
С незапамятных времен караваны лам были тут единственным видом транспорта, который соединял редкие горные селения, разделенные друг от друга массивами Кордильер и преданные забвению. С незапамятных времен ламы со своими индейцами-погонщиками были единственными послами жизни среди безлюдья нагорий. Лишь всего несколько лет назад войсковые части да горстка рабочих привели в порядок дорогу для автотранспорта, годную хотя бы на сухое время года.
И теперь здесь, на этой единственной дороге, сталкиваются две отдаленные эпохи. Древность встречается тут с XX веком.
Из-за поворота появляется караван лам и тут же на мгновение, будто окаменев, застывает на месте. Стройные животные сбиваются в кучу; в их глазах сквозит страх при виде столь удивительного и непонятного «зверя». Над головами их ярко горят, переливаясь красной и желтой краской, кисточки, словно воткнутые в уши. Вдруг все стадо, будто стая воробьев, разлетается по склонам, и там ламы снова замирают. Неподвижные, выжидают они, пока не затихнет вдали его странный рев. И только после этого они снова выстроятся и двинутся в путь за своим вожаком.
Повстречались два века, прошли мимо, как чужие, и опять удаляются в одиночество гор, каждый своей дорогой.
Красная линия, обозначающая на карте Боливии путь «татры», подкралась к густо заштрихованной полосе с названием «Куэста-дель-Обиспо». Нашим взорам открылась потрясающая панорама. Некоторое время дорога петляла по краю горных круч, ощетинившихся тысячами кактусов. Потом она пошла виться бесчисленными серпантинами, которые исполинской лестницей спускались в широкую долину. Там, в глубине, она ползла по дну ее чуть приметной ленточкой и скрывалась за отрогом гор.
Пока «татра» в течение целого часа плелась шагом, кружа по всем серпантинам, высотомер опустился более чем на 700 метров.
Мы ожидали нового подъема, но дорога между тем затерялась где-то в дальнем уголке горного ущелья. В этот момент она напоминала потайной ход, открывающий последнюю возможность уйти из осажденного замка. Извилистое ущелье, вклиненное между отвесными скалами, в конце концов сузилось настолько, что на его неровном дне с трудом хватало места только для одной машины. Нас окружил таинственный полумрак, недоступный солнечным лучам даже в полуденное время. Нависшие глыбы с косыми слоями обнаженной породы сжимали теснину, превращая ее в узкую щель, и нам постоянно казалось, что они вот-вот сорвутся и погребут под собой серебристого жука, занятого поисками выхода из лабиринта.
Пятнадцать долгих километров пробирались мы по дну ущелья. От дороги уже давно не осталось никаких следов. «Татра» карабкалась по камням и вымоинам наполовину высохшей горной реки. Через два месяца сюда хлынет бурный поток реки Томаяпо, одного из притоков Пилькомайо, в нижнем течении которого не так давно умирали тысячи парагвайских и боливийских солдат — статистов в спектакле, поставленном американскими нефтепромышленниками.
Мы проехали.
«Татра» выиграла первый круг в состязании с периодом дождей.
За последним поворотом теснины перед нами вдруг оказалось небольшое ущельице, заключенное в красные стены глубокого каньона. Съезжаем по мелким порогам — и вот мы в узких каменных воротах. Повсюду тишь и благодать. А там, над верхними краями пропасти, гудит, гуляя по альтиплано, ветер. Со стен то и дело срываются и падают на дно каньона куски выветрившейся породы, и эхо усиливает грохот их падения.
Ворота стометровой высоты расступились перед нами — и в тот же миг мы очутились в новом, неведомом мире. Казалось, будто мы перенеслись из суровой действительности в царство грез. Два мира, столь отличных друг от друга, а в иных местах земного шара отделенных один от другого целой градусной сеткой географических широт, здесь спокойно уживаются рядом, разделенные всего лишь одними воротами скал. А волшебной палочкой, открывшей перед нами эти ворота, оказались те одиннадцать сотен метров высоты, которые мы преодолели за два минувших часа.
Как бы сорвавшись с морозного и пустого альтиплано, мы стремглав падали в тропики. Термометр подскочил на 25 градусов в тени, и над зелеными зарослями знойно задрожал воздух, раскаленный полуденным солнцем. Красная лента дороги, окунувшаяся в свежую зелень; над нею небосвод цвета синьки с белоснежными облаками.
Минуты отдыха после тяжелой битвы с горами.
Минуты накапливания сил для следующего круга.
Сколько цилиндров вышло из строя?
Мы едем на последних каплях бензина.
С того времени как мы пересекли боливийскую границу, нам еще не удалось достать ни одного литра; насос выкачивал остатки неприкосновенного запаса. Последней нашей заправке горючим на границе в Вильясоне предшествовала целая одиссея мыканья между гражданским управлением, таможней, полицейским комиссариатом, заведующим железнодорожными складами и представителем нефтяной компании. И это в Боливии, скажете вы, у которой есть и своя нефть, и свои нефтеперегонные заводы, и сотни километров своих нефтепроводов.