Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Она как утро, - говорил он. - Эти золотистые волосы, эти голубые глаза, этот свежий румянец на щеках... - ну, точь-в-точь летнее утро! Здешние птички так и подумают, когда увидят ее. Нельзя же называть сиротой столь прелестное юное создание, - оно живет на радость всему человечеству. Оно дитя вселенной.
Тут я заметила, что мистер Джарндис, улыбаясь, стоит рядом с нами, заложив руки за спину, и внимательно слушает.
- Вселенная - довольно равнодушная мать, к сожалению, - проговорил он.
- Ну, не знаю! - с жаром возразил ему мистер Скимпол.
- А я знаю, - сказал мистер Джарндис.
- Что ж! - воскликнул мистер Скимпол, - вы, конечно, знаете свет (который для вас - вся вселенная), а я не имею о нем понятия, так будь по-вашему. Но если бы все было по-моему, - тут он взглянул на Аду и Ричарда, - на пути этих двух юных созданий не попадались бы колючие шипы гнусной действительности. Их путь был бы усыпан розами; он пролегал бы по садам, где не бывает ни весны, ни осени, ни зимы, где вечно царит лето. Ни годы, ни беды не могли бы его омрачить. Мерзкое слово "деньги" никогда бы не долетало до него!
Мистер Джарндис с улыбкой погладил по голове мистера Скимпола, словно тот и в самом деле был ребенком, потом, сделав два-три шага, остановился на минуту и устремил глаза на девушку и юношу. Он смотрел на них задумчиво и благожелательно, и впоследствии я часто (так часто!) вспоминала этот взгляд, надолго запечатлевшийся в моем сердце. Ада и Ричард все еще оставались в соседней комнате, освещенной только огнем камина. Ада сидела за роялем; Ричард стоял рядом, склонившись над нею. Тени их на стене сливались, окруженные другими причудливыми тенями, которые хоть и были отброшены неподвижными предметами, но, движимые трепещущим пламенем, слегка шевелились. Ада так мягко касалась клавиш и пела так тихо, что музыка не заглушала ветра, посылавшего свои вздохи к далеким холмам. Тайна будущего и ее раскрытие, предвещаемое голосом настоящего, - вот что, казалось, выражала вся эта картина.
Но я не потому упоминаю об этой сцене, что хочу рассказать про какое-то свое фантастическое предчувствие, хоть оно и запечатлелось у меня в памяти, а вот почему. Во-первых, я не могла не заметить, что поток слов, только что сказанных мистером Скимполом, был внушен отнюдь не теми мыслями и чувствами, которые отражались в безмолвном взгляде мистера Джарндиса. Во-вторых, хотя взгляд его, оторвавшись от молодых людей, лишь мимолетно остановился на мне, я почувствовала, что в этот миг мистер Джарндис признается мне, - признается умышленно и видит, что я понимаю его признание, - в своих надеждах на то, что между Адой и Ричардом когда-нибудь установится связь еще более близкая, чем родственные отношения.
Мистер Скимпол играл на рояле и на виолончели, он даже был композитором (однажды начал писать оперу, но, наскучив ею, бросил ее на половине) и со вкусом исполнял собственные сочинения. После чая у нас состоялся маленький концерт, на котором слушателями были мистер Джарндис, я и Ричард, очарованный пением Ады, он сказал мне, что она, должно быть, знает все песни на свете. Немного погодя я заметила, что сначала мистер Скимпол, а потом и Ричард куда-то исчезли, и пока я раздумывала о том, как может Ричард не возвращаться так долго, зная, что он столько теряет, горничная, передавшая мне ключи, заглянула в дверь и проговорила:
- Нельзя ли попросить вас сюда на минуту, мисс?
Я вышла с нею в переднюю, и тут горничная, всплеснув руками, воскликнула:
- Позвольте вам доложить, мисс, мистер Карстон просит вас подняться в комнату мистера Скимпола. Плохо его дело, мисс.
- Ему плохо? - переспросила я.
- Плохо, мисс. Как громом поразило, - ответила горничная.
Меня охватил страх, как бы внезапное недомогание мистера Скимпола не оказалось опасным, но я, конечно, попросила девушку успокоиться и никого не тревожить, сама же, быстро поднимаясь по лестнице вслед за нею, успела настолько овладеть собой, что стала обдумывать, какие средства лучше всего применить, если наш гость лишился чувств. Но вот горничная распахнула дверь, и я вошла в комнату, где, к своему несказанному изумлению, увидела, что мистер Скимпол не лежит на кровати и не распростерт на полу, но стоит спиной к камину, улыбаясь Ричарду, а Ричард в полном замешательстве смотрит на какого-то мужчину в белом пальто, который сидит на кушетке, то и дело приглаживая носовым платком свои редкие, прилизанные волосы, отчего они кажутся совсем уж редкими.
- Хорошо, что вы пришли, мисс Саммерсон, - торопливо начал Ричард, - вы можете дать нам совет. Наш друг, мистер Скимпол, - не пугайтесь! - арестован за неуплату долга *.
- Действительно, дорогая мисс Саммерсон, - проговорил мистер Скимпол со своей всегдашней милой откровенностью, - я сейчас очутился в таком положении, что нуждаюсь, как никогда, в вашем замечательном здравом смысле и в свойственных вам спокойной методичности и услужливости, - словом, в тех ваших качествах, которых не может не заметить каждый, кто имел счастье провести хоть четверть часа в вашем обществе.
Мужчина, сидевший на кушетке и, видимо, страдавший насморком, чихнул так громко, что я вздрогнула.
- А он велик, этот долг, из-за которого вы арестованы, сэр? - спросила я мистера Скимпола.
- Дорогая мисс Саммерсон, - ответил он, качая головой в шутливом недоумении, - право, не знаю. Несколько фунтов сколько-то шиллингов и полупенсов, не так ли?
- Двадцать четыре фунта шестнадцать шиллингов и семь с половиной пенсов, - ответил незнакомец. - Вот сколько.
- И это! кажется... это, кажется, небольшая сумма? - сказал мистер Скимпол.
Незнакомец вместо ответа чихнул опять, и с такой силой, что чуть не свалился на пол.
- Мистеру Скимполу неудобно обратиться к кузену Джарндису, - объяснил мне Ричард, - потому что он на днях... насколько я понял, сэр, кажется, вы на днях...
- Вот именно! - подтвердил мистер Скимпол с улыбкой. - Но я забыл, много ли это было и когда это было. Джарндис охотно сделает это опять, но мне чисто по-эпикурейски хочется чего-то новенького и в одолжениях... хочется, - он взглянул на Ричарда и меня, - вырастить щедрость на новой почве, в форме цветка нового вида.
- Как же быть, по-вашему, мисс Саммерсон? - тихонько спросил меня Ричард.
Прежде чем ответить, я осмелилась задать вопрос всем присутствующим: чем грозит неуплата долга?
- Тюрьмой, - буркнул незнакомец и с самым спокойным видом положил носовой платок в цилиндр, стоявший на полу у кушетки. - Или отсидкой у Ковинса.
- А можно спросить, сэр, кто такой...
- Ковинс? - подсказал незнакомец. - Судебный исполнитель.
Мы с Ричардом снова переглянулись. Как ни странно, арест беспокоил нас, но отнюдь не самого мистера Скимпола. Он наблюдал за нами с добродушным интересом, в котором, - да простится мне это противоречие, - видимо, не было ничего эгоистического. Он, как говорится, "умыл руки" - забыл о своих неприятностях, когда передоверил их нам.
- Вот о чем я думаю, - начал он, словно желая от чистого сердца помочь нам, - не может ли мистер Ричард, или его прелестная кузина, или оба они, в качестве участников той канцлерской тяжбы, в которой, как говорят, спор идет об огромном состоянии, не могут ли они подписать что-нибудь там такое, или взять на себя, или дать что-нибудь вроде поручительства, или залога, или обязательства? Не знаю уж, как это называется по-деловому, но, очевидно, есть же средство уладить дело?
- Никакого нет, - изрек незнакомец.
- В самом деле? - подхватил мистер Скимпол. - Это кажется странным тому, кто не судья в подобных делах!
- Странно или не странно, но говорю вам - никакого! - сердито пробурчал незнакомец.
- Полегче, приятель, полегче! - кротко увещевал незнакомца мистер Скимпол, делая с него набросок на форзаце какой-то книги. - Не раздражайтесь тем, что у вас такая служба. Мы можем относиться к вам, позабыв о ваших занятиях, можем оценить человека вне зависимости от того, где он служит. Не так уж мы закоснели в предрассудках, чтобы не допустить мысли, что в частной жизни вы - весьма уважаемая личность, глубоко поэтическая натура, о чем вы, возможно, и сами не подозреваете.
В ответ незнакомец снова только чихнул - и чихнул оглушительно, но что именно он хотел этим выразить - то ли, что принял как должное дань, отданную его поэтичности, то ли - что отверг ее с презрением - этого я не могу сказать.
- Итак, дорогая мисс Саммерсон и дорогой мистер Ричард, - весело, невинно и доверчиво начал мистер Скимпол, склонив голову набок и разглядывая свой рисунок, - вы видите, я совершенна неспособен выпутаться самостоятельно и всецело нахожусь в ваших руках! Я хочу только одного - свободы. Бабочки свободны. Неужели у человечества хватит духу отказать Гарольду Скимполу в том, что оно предоставляет бабочкам!
- Слушайте, мисс Саммерсон, - шепотом сказал мне Ричард, - у меня есть десять фунтов, полученных от мистера Кенджа. Я могу их отдать.