Их балконы и террасы пестрели цветами, в открытых окнах развевались занавески. Еще издали Мартин заметил, что на одном из этих колоссов происходит что-то необычное. Судно было похоже на белый замок с двумя башнями, на которых полоскались флаги. С борта, обращенного к причалу, были спущены на набережную нарядно убранные сходни.
Мая, описав последний полукруг над заливом, легко опустилась на посадочную площадку одной из башен. Мартип приземлился на другой. Внизу под собой он видел множество черных и белых голов, беготню вверх и вниз по сходням, до него доносились возгласы, рыдания, смех и плач.
Наконец он понял: на этом судне уезжают на свою новую родину негры из Соединенных Штатов.
Черная мать — Африка, их прародина, — ждет их.
И среди тех, кто пришел в последний раз обнять своих черных братьев, наверное, находится и Майн Боб. Вот почему она направила сюда свои крылья!
Мартину хотелось, чтобы сегодня все кончилось. Но совсем не так. Он представлял себе, как они соберутся все вместе — Мая, Боб и он, наступит официальный, торжественно-трогательный момент- он откажется от своей любви, передаст Маю Бобу и уйдет навсегда. Отречением от Май он искупит свою вину. Но теперь Мартин видел, что все пройдет не так легко и безболезненно, что его ожидают мучительные завтра, что ему и дальше суждено терзаться.
С башни Мартин видел, как на палубе судна, украшенной флагами и гирляндами из цветов, происходил последний акт прощания. Прощались белые с чёрными и черные с черными. Мартин сразу же узнал черного боксера Бэртона и находящуюся рядом с ним тощую блондинку в темных очках, которая уезжала вместе с ним в Африку. Он увидел негритянского поэта Алана Грума, окруженного воздушным букетом белых девушек, на глазах которых дрожали слезы не то от смеха, но то от плача.
Сколько белых рук пожимало черную руку гроссмейстера и профессора Шахматной академии Джо Болла! Черная танцовщица Джессика Уорлек прощалась с поклонниками своего дарования всех цветов кожи и вытирала заплаканные глаза кружевным платочком. Белые матроны обнимали пухленького негритенка и передавали его с рук на руки.
У многих уезжающих на шеях были венки из живых цветов. Огромный негр, наклонясь через борт, поднимал сжатый кулак, прощаясь со стоящими па берегу, и кричал:
— Спасибо вам, белые братья! Мы никогда не забудем!..
При виде этих полных любви, трогательных сцен на душе у Мартина стало и грустно и радостно. Ему хотелось побежать к ним и удержать их — не уезжайте, милые, останьтесь с нами и простите нас, Хиггинсов, меня, Мартина Хиггинса, простите! Он увидел, что Мая кивает ему с другой башни, приглашая его к себе, и освобождает для него место на площадке. Он сделал несколько взмахов крыльями и опустился рядом с ней, как голубь, перелетающий с карниза на карниз. Мая взяла Мартина за руку и обратила его внимание на то место внизу, где волны прощания вздымались как будто выше, где рукопожатия были как будто крепче, а объятия — горячее. Там, среди молодых людей и девушек, стоял Боб.
— Вы видите его? — спросила Мая, и в ее голосе Мартин уловил скрытую гордость и радость. Он вполне понимал ее!
— Ваш жених, Мая! Ваш капитан, если вы будете рулевым, ваш рулевой, если вы будете капитаном!
Ему хотелось произнести эту фразу особенным, проникновенным голосом, а получилось фальшиво и напыщенно. Вдруг он побледнел, увидев, как среди окружавших Боба людей появилась черпая красавица в матросской шапочке. Она подошла к Бобу, обняла его вокруг пояса своей нежной рукой и положила ему на плечо голову так спокойно и доверчиво, как это могла сделать только жена или возлюбленная.
В первый момент Мартин возликовал. Но тут же опомнился, ему стало стыдно за свое низкое, почти инстинктивное чувство. В порыве самоочищения ему захотелось сделать что-нибудь хорошее, пойти против самого себя, против своего страстного желания, подавить в себе невольную радость, чему-то воспрепятствовать, что-то спасти. Он встал перед Маей, заслоняя собой влюбленную пару. Но Мая уже успела увидеть их и, возможно, даже раньше, чем Мартин. Она моментально поняла его маневр и приняла трагический вид, но в глазах у нее засверкали веселые искорки.
— Не утруждайте себя, мой друг, — сказала она упавшим голосом. — Я все вижу! Дон-Жуан! Он изменил мне!
— Может быть, это его сестра, — произнес Мартин, стараясь и свое сердце заставить желать этого. Но девушка в матросской шапочке вдруг засмеялась так звонко, что даже сюда к ним донесся ее воркующий смех.
— Как она смеется! — воскликнула Мая. — Сестры так не смеются! Сразу можно понять! Это его возлюбленная!
Благородство Мартина снова подверглось тяжелому испытанию, снова в нем появилась трещина.
Сам того не желая, Мартин начал надеяться, что так оно и есть, что Боб любит другую девушку, такую же черную, как и он сам…
Но вдруг Мартин обратил внимание на то, чего раньше не замечал и что в корне меняло положение.
Он стал пристально следить за всем, что происходило внизу вокруг Боба и его подруги. И, в самом деле, не оставалось больше никакого сомнения.
Вначале Мартин упустил из виду одну подробность: не Боб прощается со своими приятелями неграми, уезжающими в Африку, а, наоборот, приятели остаются и прощаются с Бобом, который уезжает. Только теперь Мартин все понял. Он изумленно посмотрел на Маю.
— Боб уезжает! — воскликнул он.
— Ну и что же?
— Вы об этом знали?
— Конечно, знала…
— И что Боб любит другую девушку?
— И это знала.
— Так, значит, это было наказание…
— Нет! Испытание!
— Но я заслужил… наказание…
— Вы хотели пожертвовать собой из любви ко мне! Я никогда не узнала бы об этом, если бы не было этого испытания.
Мартин покраснел и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:
— Что же вы? Почему вы не внизу? Почему ае прощаетесь с Бобом?
— Я думаю, что мы уже попрощались…
— Значит… значит, вы его не любите? — облегченно вздохнул Мартин.
— Я люблю свою работу, свое искусство. Я любила Боба ничуть не больше, чем любую из моих моделей. А вот вы… вы проявили такое благородство, такое великодушие, что мне даже жаль чего-то…
— Чего же вам жаль?
— Что вы так легко отказались от меня. Ваше благородство, собственно говоря, было жестоким. Я предполагала, что вы все же будете бороться за меня, как в былые времена мужчины боролись за женщин…
Мартину хотелось сказать ей, что ему не так уж легко было отказаться от нее. Он достаточно силен, чтобы бороться за нее — силой ли своих мускулов или хитростью и коварством, как это делали варвары, но он не имел на это права, потому что чувствовал свою вину. Мартин схватил Маю за руку и так сжал ее, что Мая вскрикнула. И потом, вырвав руку, она долго дула на красные отпечатки его пальцев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});