Читать интересную книгу Мертвый Город - Максим Резниченко

– Раз ты так просишь, – мои слова падают сухо, как прошлогодние листья. А потом одной очередью, не снимая пальца со спускового крючка, расстреливаю в упор весь барабан, все двадцать патронов. Звон в ушах и звезды в глазах от ярких в темноте дульных вспышек. Тварь больше не шевелится. Мертвое тело исчезает, когда я уже практически дохожу до выхода из помещения. Проклятые нематериальные твари несут самую настоящую смерть.

Глава 2

В фонарике уже нет необходимости. Света достаточно, и я выключаю его. Звук передергиваемого затвора застает меня в дверном проеме, а резкий электрический свет слепит, не давая толком рассмотреть, что происходит.

– Стоять! – резкий крик.

Кто это еще? Ах да, со мной же был еще кто-то, и кричит, похоже, Клаус. Поднимаю руку, закрываясь от света, который после темного помещения кажется просто ослепляющим.

– Макс, ты?! – снова обращаются ко мне, но уже другим голосом.

Свет меркнет и больше не слепит глаза. С каким-то вялым интересом осматриваюсь вокруг, ищу глазами тех, кто называет меня по имени.

Пустота внутри. Мысли, словно заторможенные, не спеша шевелятся в голове. Пустота в сердце. Я ничего не чувствую. Я устал.

– Опусти ствол, – снова говорит молодой парень с зелеными глазами. Это Семен. Он обращается к Клаусу. Значит выжил. Я рад, но радости не ощущаю.

На полу рядом с ним лежит девушка. Это Соня. Она без чувств. Надеюсь, с ней все в порядке, но у меня нет желания проверять ее состояние. Мне все равно.

Прямо передо мной, в нескольких метрах, широко расставив ноги, стоит Клаус. Он не спеша опускает ствол своего дробовика. Как-то на автомате фиксирую, что это все же Бенелли. Ну и видок и парня. Грязное, в разводах, лицо. Белки глаз сверкают на почти черном лице. Он внимательно оглядывает меня. Пусть смотрит. Мне все равно.

Рыжий выглядит почище, но все равно чумазый, как шахтер. Он уже не смотрит на меня. Вообще отворачивается, сильно ссутулившись. Что с ним? Не знаю. Мне все равно.

Клаус что-то говорит мне, но смысл его слов ускользает от меня. Он опять обращается ко мне и, видя, что я никак не реагирую, подходит. Берет меня за плечи и начинает трясти. Зачем так грубо?

– Да очнись ты наконец! – доносятся до меня его слова, и я, словно, водолаз, выныриваю на поверхность собственного сознания. Нехотя, через силу, осмысленность возвращается ко мне. Мысли начинают шевелиться, оживать.

Клаус все еще трясет меня, держа за плечи, и я, наконец, отвечаю:

– Хватит, – мой голос звучит мертво и глухо.

Он сразу отпускает меня и, всматриваясь в лицо, спрашивает:

– Ты цел?

– Да, – отвечаю все тем же незнакомым бесцветным и глухим голосом.

Он как-то странно смотрит на меня, а потом говорит:

– Мне очень жаль…

Что ему жаль, я не понимаю. О чем он вообще?

– Катя, – еле слышно роняет он, опуская голову.

Катя… Катя! Мои мысли, мое сознание замирают на миг, а потом взрываются яркими образами и картинками, запечатленными будто на фотопленке. Катя…

Хриплый стон вырывается у меня из горла, и я окончательно прихожу в себя. В бессилии сжимаю кулаки. Мы потеряли ее. Теперь, когда мой мозг снова заработал после кратковременной отключки, я вспомнил. Но почему Клаус…?

Я резко хватаю его за грудки.

– Ты знал? – рычу ему в лицо. – Ты знал?! Отвечай!

Трясу его так, как он тряс меня еще минуту назад. Он не сопротивляется и не пытается вырваться. Я что-то ору ему прямо в лицо. Злость. Злость и обида душат меня.

– Отвечай!

– Нет! – наконец произносит он. – Нет! Я не знал!

Я перестаю его дергать, но продолжаю держать, не отпуская.

– Тогда почему? Объясни мне, почему ты так громко кричал, что нельзя входить в эту проклятую дверь?! Откуда ты знал это?! Откуда ты знал, что там нас ждет?!

Клаус вытирает лицо от капелек моей слюны, но все также не делает попыток освободиться.

– Я не могу объяснить. Я просто чувствовал… – произносит он тихо.

Гляжу на него. Шлема на нем нет, видимо, успел снять. Его серо-стальные волосы всклокочены и покрыты слоем пыли и грязи. Его глаза не смотрят на меня, но все равно я вижу, какие они усталые, и как они налиты кровью от полопавшихся кровяных сосудов.

– Не верю тебе. Ты врешь.

Отпускаю его одежду, потом резко вскидываю руку, хватая его за горло, толкаю и одновременно делаю подсечку. Клаус падает, будто подкошенный. Я сразу же наваливаюсь сверху, вытягивая из кобуры пистолет. Взвожу курок и упираю ствол ему в горло под самый подбородок. Руки у Клауса свободны, но он не шевелится, сперва испуганно, а после зло, глядя на меня.

– Говори! – приказываю я.

– Что тебе говорить?

– Не играй со мной словами, Клаус. Я сейчас серьезен, как никогда, и если ты мне не расскажешь все, что я хочу знать, я убью тебя.

Он молчит и смотрит на меня. Ни тени его вечной усмешки в глазах. Но и ни тени страха.

– Ты уверен? – спрашивает он.

– Говори, – отвечаю, – откуда ты знал, что нельзя входить в зеленую дверь.

Клаус не спешит отвечать и тянет время.

– Эй, вы что устроили? – слышу голос Рыжего за спиной, но не оборачиваюсь. – Парни! Успокойтесь!

Я молчу, как молчит и Клаус. Мы глядим в глаза друг другу.

– Да, – наконец произносит он негромко, – я знал, что дверь – это ловушка.

– Откуда? – быстро спрашиваю я.

– Я не могу сказать, – совсем тихо отвечает он.

– Ты не оставляешь мне выбора, – не уверен, готов ли убить Клауса, да и вообще я вдруг нахожу, что веду себя чересчур неадекватно, что ли. Тем не менее, я делаю вид, что собираюсь выстрелить. Отстраняюсь от Клауса и раскрываю ладонью вторую руку, чтобы меня не забрызгало кровью.

– Подожди! – вскрикивает Клаус.

– Макс! Ты спятил?! – надрывается за моей спиной Рыжий. – Убери пушку!

– Давай договоримся…

– Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной, – обрываю я зло.

– Тем не менее, – настаивает Клаус, – давай все же договоримся, что когда мы найдем точку выхода, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать из того, что знаю я сам, – он делает короткую паузу и добавляет, – а ты расскажешь мне то, что обещал еще там, у фонтана. Но одно ты должен знать – я сделаю все, чтобы мы смогли без потерь добраться до цели. Я сам этого очень хочу. А насчет Кати… Мне действительно очень жаль. Я старался удержать ее и остальных от опрометчивых действий. Я предупреждал, но меня не слушали. Даже ты.

Мне нечего возразить на последние слова. Да, он предупреждал. Мало того, едва стрельбу не устроил. А Катя… Я прекрасно помню, как она держала пистолет у его головы, и как она требовала не мешать ей, и как сильно она хотела поскорее выбраться отсюда.

Глупо. И обидно. И винить некого, потому что сама виновная погибла. А вина Клауса…

– Кто такая Наталья?

– Откуда мне знать? – у него получается в таком положении пожать плечами.

– Ты знал, что она тварь?

– Практически был уверен в этом, но проверить не мог. Все мои попытки «созерцать» проваливались.

Ярость вдруг пропадает, исчезает и злоба, оставляя после себя горькое послевкусие и усталое разочарование.

– Так как, мы договорились? – очень серьезно спрашивает Клаус.

Прячу пистолет в кобуру и встаю на ноги.

– Договорились, – киваю, – но с одним условием. – Если кто-нибудь из нас пострадает по твоей вине, тебе не сдобровать.

– Но я же сказал, что…

– Клаус, – перебиваю его на полуслове, – ты можешь говорить, что угодно, но запомни то, что сказал я.

– Ты настолько мне не доверяешь? – он поднимается и начинает оттряхиваться.

– Настолько, – отвечаю холодно.

– Почему?

«Потому что ты уже пятнадцать лет, как мертв», – едва не вырывается у меня, и его вопрос остается без ответа. Все, больше не хочу с ним разговаривать.

Способность ясно мыслить окончательно возвращается ко мне. Способность рассуждать трезво не отстает, и теперь собственная вспышка ярости, направленная на Клауса, кажется мне чересчур эмоциональной. Однако, должен признать, его реакция на мою агрессию оказалась более чем спокойной. Почему? О чем он не может рассказать? Что он может знать? Новые вопросы, и ни одного ответа. Лишь догадки, полные предположений и гипотез. Надеюсь только, что Клаус искренне хочет выбраться из этого мира, как и все мы. Все мы… Нас осталось уже четверо…

Семен помогает Соне подняться с пола. Она уже пришла в себя и, держась за парня, встает на ноги. Оглядывается вокруг беспокойным взглядом, спрашивает негромко о чем-то Рыжего. Тот, опустив голову, качает ею из стороны в сторону, и лицо девушки сводит гримасой скорби. Ее большие синие глаза наливаются влагой, и слезы, прочерчивая светлые дорожки, катятся по грязному лицу. Она опускается на колени, придерживаемая Семеном, и закрывает лицо руками, содрогаемая беззвучным плачем. Шлем ее где-то потерялся, и сейчас бывшие некогда светлыми длинные волосы лохматыми прядями скрывают ее лик.

Я не расскажу своим друзьям о том, что видел там, за дверью Я не расскажу, что видел Катю. И о том, что она была еще жива. Я просто не смогу этого сделать.