Читать интересную книгу Изгнание Изяслава - Игорь Росоховатский

– Успех сопутствует мне! – громко сказал Горчан. – Русичей привел мой старый друг. Правда, он не может сразу отпустить всех нас. Ведь там есть и другие русские вожаки, преданные киевскому хану. Мы договорились так. Пока он отпустит только троих – меня и двух моих людей, кого я выберу.

Горчан обвел улыбчивым взглядом воинов, задерживая его почти на каждом, иногда заговорщицки подмигивая, будто говоря:ты и есть тот, кто поедет со мной на волю. Он продолжал:

– Остальные сдадутся в плен русичам.

Послышался тихий, но грозный ропот.

– Плен будет недолгим, – поспешно проговорил хан. – Мой друг, русский воевода, оставит для охраны десяток воинов, а сам с отрядом уйдет в другом направлении. Когда я вернусь с подмогой, ваш плен закончится. ,

Тягостное, напряженное молчание было ответом.

Верный Юсуф воскликнул:

– Тысячу лет нашему премудрому Горчану!

Его крик подхватили лишь те, кто рассчитывал попасть в число двух. Недоверчиво и злобно смотрели остальные воины на своего предводителя. А он все так же улыбчиво положил какой-то сверток в переметную суму, бросил несколько слов двум воинам, с которыми был на переговорах.

И вдруг резко вскочил на коня, крикнул:"Ждите!" – и, сбив с ног Юсуфа, поскакал во весь опор к выходу из стана. За ним едва поспевали двое всадников.

Юсуф растерянно поднялся на ноги, часто моргая от пыли и отряхиваясь. Он глянул вслед хану и наконец-то осознал, что его ожидания не оправдались.

– Горчан предал нас! Убейте собаку! – закричал он и бросился к своему коню, на бегу вытаскивая саблю.

Свистнув, стрела вошла в его горло…

Через несколько минут хан Горчан был уже далеко. Русичи провожали его улюлюканьем.

2

Два воина подвели к князю Изяславу худого человека в черной рясе с капюшоном. Его захватили среди пленных торков. Жарислав распорядился доставить монаха, плохо говорившего по-русски, к князю. Монах оказался католическим проповедником, посланцем папы. Он нес нечестивым Христово слово. На вопрос князя о причине его пребывания в отряде Горчана у русских границ монах ответил, что его долг – следовать за заблудшими братьями, подобно человеческой тени.

– Слово апостола Петра подобно звону меча! – крикнул Всеволод Ярославич, князь переяславльский. – Папа на нас натравляет нечестивых!

Монах перевел взгляд с князя Изяслава на его братьев, посмотрел на Коснячко, на Всеслава Полоцкого, потом опять остановился на побагровевшем лице Всеволода и спокойно ответил, как бы извиняя горячность князя:

– Ira impotents sui est. [53]

Князь Изяслав заинтересовался монахом. Такие, как этот посланец папы, составляли главную заботу Феодосия и митрополита Георгия. Они боролись против византийцев и русичей за души нечестивых степняков и в этой борьбе не гнушались никакими средствами.

Монах продолжал отвечать на вопросы, задаваемые Всеволодом, Святославом и воеводой Коснячко. Иногда он отвечал откровенно. Тогда его речь становилась громогласной. Иногда он юлил, хитрил, заливал словесным медом гнев слушающих. На вопрос князя черниговского о том, почему папа завоевывает души не только словом, но и мечом, почему стремится захватить всю землю и действует не только убеждением, но и силой, монах гордо выпрямился и ответил поговоркой:

– Ferrum ferro acuitur. [54]

– Папа забыл другую поговорку, – грозно сказал Святослав, и его рука легла на рукоять меча:– Ex nimia potentia principium oritur interitus principium. [55]

Изяслав Ярославич поспешно взмахнул рукой, показывая, что допрос окончен и монаха можно увести. Он спросил у Коснячко совета – как поступить с пленником? Держать у себя – папа узнает, разгневается. И отпустить нельзя – монах, несомненно, лазутчик. Воевода в ответ сделал недвусмысленный жест:ребром ладони провел по горлу. Князь испуганно замотал головой, но не сказал ни слова.

В тот же день два хмурых воина увели монаха в степь. Один из них уже занес меч, как вдруг пошатнулся и упал. Стрела вонзилась ему в спину. Другая стрела настигла его товарища. Из-за холма показалось трое людей. Передний разрезал ремни, стягивающие руки монаха. Недавний пленник поправил рясу и прошептал на ухо своему спасителю:

– За торками идут куманы[56].

3

Узнав о бегстве пленника и гибели его стражей, воевода Коснячко, не теряя времени, доложил об этом князю и высказал свои догадки. Князь же вызвал Изяслава-отрока и приказал следить за полоцким боярином Стефаном, не спускать с него глаз, да так, чтобы боярин ничего не замечал.

– Друга своего, Турволода, в помощь возьми, – сказал Коснячко. – Дабы и ночью сторожили…

Князь добавил:

– Надеюсь на тебя, отроче.

И отрок старался. Он уподобился тени и не отставал от Стефана. А тот вскоре заметил соглядатая, но виду не подал. Наблюдая, как отрок пытается остаться незамеченным, недобро усмехался про себя, думал:"Ладно, потешься, княжий выкормыш. Ты еще сослужишь службу, да не князю, а мне…"

Однажды поздним вечером к Стефану подошел какой-то боярин.

Настороженно оглядываясь, они зашли за плетень.

У Изяслава сильно забилось сердце. "Увидят – убьют", – подумал отрок, но поспешил за ними. Окажись сейчас Турволод рядом, все было бы проще. Но умаявшийся после целого дня слежки Турволод спал в тереме.

Двор был большой и пустынный. Темные тени протянулись через него, между ними оставались светлые пятна. Одно из них было особенно большим, а обминуть его отрок не мог.

"О Боже, защити мя, засти им глаза туманом!" – взмолился он. Ему показалось, что мольба помогла. Ни Стефан, ни второй боярин не оглянулись до тех пор, пока он не спрятался в густой тени. Оказалось, что рисковать стоило, предчувствие не обмануло отрока. Он услышал то, что, по его мнению, было очень важным для князя. Стефан сказал:

– Передай (кому передать, отрок не расслышал):Всеслав хочет вначале получить от Ярославича Псков. Ибо пока киевская дружина сильнее нашей. А присоединим к своему войску псковичей – можно будет начинать…

Кожа отрока покрылась пупырышками, стала шершавой, будто его окунули в ледяную воду. "Как же это? Ведь он князь, да к тому же сыновец, подумал он о Всеславе. – Как он может быть таким подлым, чтобы добротой нашего князя воспользоваться да за добро злом отплатить? Да на такое не то что простая чадь, а даже нехристь не пойдет…"

4

Десять дней праздновал Киев победу над торками. Десять дней в княжеском дворце лились рекой хиосские вина и раздавались песни гусляров. На одиннадцатый день начали разъезжаться гости и союзники.

Всеслав Брячиславич напомнил своему стрыю, киевскому князю, о его обещании.

– Велю приготовить тебе грамоту на владение Псковом, – ответил Изяслав.

Радостная улыбка слегка оживила серое унылое лицо полоцкого князя. Из его уст вырвался вздох облегчения, и он обнял своего дядю, прижался к нему. Его порыв был искренним, теперь он поверил, что князь не лгал. Старая обида на какое-то время отлегла от сердца. Однако Всеслав знал, что она все равно вернется, ибо обласкан он в меньшем, а обижен в большем, обижен давно и надолго. К обиде деда присоединялась обида отца – эти обиды он с рождения получил в наследство, таил в себе, присоединял к ним свои собственные, нехотя копил, как дьявольское богатство, от которого был не в силах избавиться. Может, передал бы его дальше – своим потомкам, ничем не выдал бы себя перед Ярославичами до самой смерти, но время созрело раньше, чем кто-либо ожидал.

"Видимо, посеянное семя должно прорасти, – с какой-то тоскливой обреченностью думал он. – Сумеет ли князь Изяслав своим благодеянием заглушить росток еще до того, как он заколосится, или того, что определила судьба, никому не изменить?. . " Он понимал, что свара их на руку лишь врагам русичей, он готов был после получения Пскова стараться угомонить своих бояр и себя самого, но знал, что все это продлится недолго. Ибо ближние – те, на кого он опирался, – раздували искры обиды, а пойти против ближних он не мог:князь без соратников – посмешище. И все же после того, как он вступит во владение Псковом, появится надежда, ибо сможет сказать он:от Ярославича получил не одни обиды, но и радость. Ибо не побоялся киевский властитель усилить его, а значит, не замышляет худого против Полоцка.

Князь Изяслав ушел к писцам. Постоял немного, глядя, как они рисуют замысловатой вязью на выделанных кожах, как под их руками рождаются слова, которые останутся жить и после них, и после его смерти, чтобы рассказать потомкам о детях Ярослава Мудрого. Они напомнили Изяславу о том, как много значат его решения, его дела и для сегодняшней и для завтрашней Руси. Задумчивый, отрешенный от суетных дел, от вина и прекрасных плясуний, ушел он в свою светлицу. Вскоре ему принесли лист пергамента, на котором киноварью был написан указ о даровании Пскова со всеми его землями на вечные времена полоцкому князю. Изяслав должен был еще раз взвесить свое решение, обдумать его последствия.