секунды, как она вздрогнула как от удара воображаемого тока и, выронив копье из рук, с безумием в глазах упала ниц.
Когда я забрался на дерево, девушка стала бить челом об бревенчатый пол домика, разбивая лоб в кровь. Я пригнулся и положил руку ей на плечо. Она медленно подняла голову.
Достав из лежавшего возле неё рюкзака полотенце из вычиненной шкуры и шепчу: — Потом голова болеть будет. Да и шрамы могут остаться…
Легонько прижимаю полотенце ко лбу, — ну вот, ты ещё и заплакала.
Осторожно вытерев слезы, даю ей кувшин фруктового вина с добавлением высушенного сока, листьев и коры ивы.
Созданный мной синеватый порошок — это очень сильное успокоительное и препарат против памяти, вероятно сильный наркотик. Я называю его Забудин или Противопамятин, если коротко, средство, которое железобетонно лечит голову на ближайшие несколько часов. Сам я старался как можно меньше принимать его. Пусть лучше мучает головная боль, хоть помнить буду что происходило.
Как только девушке в руки попал кувшин, потребовалась пара глотков, чтобы содержимое исчезло.
Своеобразно успокоив Фенрию, скормил вяленое мясо ей и Алеше, который подлез под руку и теперь кайфует от поглаживаний. Тугарин же поступил умней, залез мордой прямо в сумку и, вытащив что-то оттуда, посмотрел на меня, отвернулся и сожрал за два укуса.
Я терпеливо покормил троицу. Убрал в рюкзаки вещи и помог аккуратно спустится краснолобенькой и Алеше. Тугарин демонстративно спрыгнул сам.
Чуть отдышавшись, убрал рога в рюкзак.
“Что смотришь дорогуша? Что с боя взято, то свято, знаешь ли.”
Глаза девушки были прикованы вовсе не к рогам, а к трубке, через которую я дышу. Спасителем я уже для нее стал, не хватало ещё и в пантеон богов записаться. Повезло, что не на ее глазах рана на лбу зажила.
Пропустив спутницу вперед, быстро отвернулся и вытащил кость из горла, теперь она не нужна, но лучше будет убрать в рюкзак, пригодится еще. Горло почти зажило, говорить, правда, какое-то время не смогу, да и дышать легче не стало, легкие будто жженые, но меня больше беспокоит чувство опасности. Прямо сейчас мне кажется, что за мной кто-то наблюдает. Тонка же грань между здравой настороженностью и легкой паранойей.
— Как же тело болит…
* * *
Закутанное в черный как смоль балахон и длинный грязный плащ некто издали из-под глубокого капюшона наблюдает за уходящим человеком и двумя вампалами.
Когда-то это существо само было человеком, но после смерти преобразилось. Его длинный и острый язык теперь мерзко свисает изо рта. У его крючковатого носа осталась только одна ноздря. Поговаривают, Убором может стать тот, кто умер в ярости, или тот, чей дух не желает покидать тело.
Убор не стал дальше преследовать группу, лишь смотрел в спину уходящему на восток мужчине и, когда убедился в том, что он далеко ушел, направился к обезглавленному трупу в кустах.
С минуту надменно постояв и поразглядывав тело, упал на ноги и принялся слизывать с земли черную кровь.
— Редко попадаются такие свежие, — причмокивая, он облизал трахею.
Выдернув из зада сломанное древко, перевернул тело на спину, сел сверху и запустил язык прямо в рану между оголенными ребрами. Немного поковырявшись, кончиком языка достал до сердца и почувствовал, как его пронзает экстаз. Предвкушение хорошего пира заставило, ломая когти, разорвать грудину и вгрызться внутрь. За пару минут он сожрал все вкусности и, украсив округу ошметками, успокоился. Задыхаясь, удовлетворенно прилег возле ног.
Отдохнув, отгрыз ногу и закинул одубевшое мясо на плечо, чтобы в дороге было что грызть.
Порыскав по округе, нашел голову и, переваливаясь с ноги на ногу, пошел в ту часть леса, куда никогда не падает свет.
— Никогда не ел… Вендиго, — смотря прямо в мертвые желтые глаза, косноязычно промямлил Убор и, скрыв отсеченную голову под мешковатой одеждой, начал размахивать вторым трофеем, иногда его покусывая.
Навеселе петляя меж деревьями, Убор не заметил выступавший из-под рыхлой укрытой листвой земли корень и споткнулся об него. Упав, прикусил язык, молниеносно поднялся и гневно начал ногой бить по узловатому обитчику, превращая того в труху.
— Ты зачем это делаешь? — донесся сонный девичий голос. — А вы чего? Разбудить нормально не могли? Гаина, наказать бы вас всех…
Убор отпрыгнул, теряя трофеи и судорожно срывая с пояса нож, с выпученными глазами начал озираться по сторонам.
— Милый, я сверху, — с макушек деревьев начинают демонстративно спускаются лианы. — Эй, падаль. Зачем тебе такое примитивное оружие? Против Лесавки твоя иголочка бесполезна. Или же… Ножик под боков, ходим под Богом? Ха-ха-ха.
Заливистый смех лесной девы сбивает с толку даже сильнейших существ этого мира. А жалкое отродье, стоящее перед её деревом, не способное шелохнутся, вызывает лишь жалость и охоту подарить милосердие в виде быстрой смерти.
Упавшие листья задрожали, земля вздыбилась буграми, из-под нее стали подниматься корни и обвивать тело жертвы.
— А вот и нет. Бог не Тимошка, видит немножко! Упыри отвратительны. Тебе никогда не стать похожим на моего очень далекого деда, Кощея Великого.
— Я… Я не Упырь, я… Я вампир. Ваше Высочество… Пощады… Молю…
С дерева, качаясь на длинных лианах и вся обвитая ими же, спускается прекрасная с длинными зелёными волосами бледная стройная высокая молодая девушка в белой грубой рубахе, подвязанной осокой.
— Ха, вампир? Какой вампир будет питаться падалью и закусывать дерьмом?
Вампир-упырь хотел было что-то сказать, но дева подняв руку, поднесла длинный пальчик к своим нежно-розовым губкам и нежно сказала: —Я лучше тебе ротик зашью. Ток ты не кричи сильно. Хорошо?
Тонкие игольчатые корни мучительно вгрызлись в плоть, намертво скрипим верхнюю губу с нижней, оставив лишь маленькую дырочку для свисающего языка.
— А теперь. Не хочешь ли прогуляться со мной и моими подружками до моего отца? Лешего.
Убор в ответ начал крутить головой, мычать и подергивать языком.
— А, ха-ха-хрр… Ой… Я буду расценивать это как да. Ты же кивнул. Кивнул?
— СУКМА-АНРУ-ВЫПУС-ТГРР…
* * *
Обыкновенный лиственный лес, редкие полосы лугового разнотравья, постепенно начинают разбавляться подгорелыми стволами и совсем уж черными пнями, украшенными сеткой давно истлевших вен.
Далекие пронзающую душу крики, стоны, вой и рёв, гул ожесточенного сражения, короткие яркие вспышки и густой черный дым пожирающий небо, медленно обволакивающий местность запах гари, за которым следует едкий удушающий туман.
На выжженном поле среди обугленных трупов и догорающих остатков деревянных башен, опираясь на большой двуручный меч, стоит огромный черный доспех, весь покрытый мелкими наростами и глубокими алыми порезами. Его горящие угрожающим изумрудным светом глаза пронзительно строго смотрели на тварь