Но почему он так сделал?
Я проглядела статью, сосредоточившись на личной жизни Бенджамина, прокрутила до этого подзаголовка. И тут у меня перехватило дыхание. В статье говорилось: «В 1986 году Уитни был обвинен в сексуальных домогательствах в отношении несовершеннолетнего ребенка. До суда дело не дошло, но Уитни оплатил обучение этого ребенка, так что кое-кто поговаривал о том, что родителей мальчика просто подкупили». Что? Почему об этом нет в Гугле? Потом я вспомнила, что добавлять информацию в Википедии может любой. Наверняка и Райан, и Бенджамин знают об этой записи.
Почему же Бенджамину не подать в суд за клевету?
Потому что это далеко не клевета.
Я вернулась к поиску и ввела «Бенджамин Уитни», и «сексуальные домогательства», и «несовершеннолетний». Ничего. Почему же это есть в Википедии, но отсутствует в новостях? Потому что историю попытались скрыть. Похоронить воспоминания.
Это все проясняло.
Нет, нет, хватит придумывать. Может, Бенджамин просто не знает о записи в Вики, а кто-то сделал это просто, чтобы его очернить. Возможно. Все возможно.
Кто-то позвонил в дверь. Это был Райан. Я выключила компьютер, предварительно удалив историю. Осторожность не помешает.
Я открыла дверь. Он снова выглядел нетрезвым.
— Привет.
— Привет. Входи.
— Прости за то, что ушел.
— Нормально, не парься. Проходи, садись.
По телику показывали «Топ-модель по-американски». Если его не отпугнули бардак в квартире, моя убитая машина и мой лишний вес, то тупое шоу точно не испугает. Но все равно я выключила его. Я порылась в поисках фужеров — хотя бы сейчас мы будем пить не из стаканов. Я даже записалась на класс дегустации вин, чтобы имеет возможность предложить ему что-то получше, чем «2Бак Чак». Но пока это был или «2Бак Чак», или ничего. Я наполнила два фужера вином и присоединилась к Райану.
Он посмотрел на меня.
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
Дыхание сбилось. Он хочет рассказать мне о своем отце?
Я ждала.
Но то, что он сказал, было не тем, чего я ожидала.
— Я влюбился в тебя, — сказал он. — Знаю, это звучит глупо, мы только встретились.
Конечно, глупо, но он сказал мне, что готов в меня влюбиться уже после первого свидания. Да уж, буду скептичной.
Он продолжил.
— Боже, я просто не могу перестать думать о тебе. С тех пор, как я впервые тебя увидел, я не могу перестать думать о тебе. Ты мне даже снишься.
Я была польщена и растерянна одновременно.
Что ж, он выложил карты на стол. Мне очень хотелось позволить стенам недоверия рухнуть и поверить в то, что он сказал, но я не могла. Он меня не знает. Он может, в буквальном и переносном смысле иметь любую женщину, которую захочет. Любую. И я не забыла о некой Ник. До тех пор, пока он не расскажет мне о ней, я не смогу ему довериться. Неважно, что я уже знаю о его непростых отношениях с Алексис. Было слишком много тайн вокруг этого парня.
Он продолжил.
— Все, о чем я мог думать, когда ушел, это о том, захочешь ли ты увидеть меня снова. Я надеюсь, ты веришь, что я не собираюсь наступать на те же грабли. Я наркоман, я всегда им буду, но я уже не колюсь, я могу удержаться. Я понял, что не хочу больше. С меня хватит. Боже, я надеюсь, ты поверишь мне.
— Конечно, я верю.
На самом деле. Не было причин не верить.
Ну, если исключить его срыв… Но я сразу выбросила мысль об этом из головы.
— Просто не могу поверить, что эта чокнутая Алексис, мое наркоманское прошлое и то, что я хожу к терапевту, не отпугнуло тебя.
— Перестань, у нас у всех есть свои тараканы.
У некоторых, правда, больше….
— Я серьезно. Я влюблен в тебя, — повторил Райан. — И могу представить тебя рядом с собой на всю оставшуюся жизнь.
Я нахмурилась. О чем он? Почему я? А как же Ник?
— Знаю, знаю, — продолжил Райан. — Мы едва знакомы. Ты едва знаешь меня. Я знаю, это дико, но я тебя вижу. Вижу твое доброе и отзывчивое сердце, твое чувство юмора. Не знаю, почему, но это так. Я просто знаю. И то, как ты повела себя в ситуации с Алексис… Я просто в тот миг и понял, что влюблен.
Ситуация с Алексис? Что он имеет в виду.
Райан пояснил.
— Ты просто могла подойти и потребовать, чтобы я вернулся к тебе, когда я говорил с ней в парке. Ты как-то поняла, почему Алексис села спереди вчера и почему я отвез тебя домой первой. Не могу поверить — ты все поняла. Большинство женщин устроили бы истерику по этому поводу. Но не ты. Ты поняла.
Ну, я рада, что смогла тебя одурачить, ведь я на самом деле ничего не поняла. Я просто не знала, как себя вести.
— И потом, когда я рассказал тебе о своей проблеме с наркотиками, ты не сделала из этого трагедию. — Он замялся. — Вчера, после того, как я успокоил Алексис и отвез ее домой, у меня было время подумать. Я хочу жениться на тебе. Я не могу представить себе другую женщину, которая бы так спокойно все восприняла.
Батюшки святы, жениться на мне? Дыхание сперло, сердце заколотилось.
— Но это не только из-за Алексис, — сказал Райан. — Она просто заставила меня это осознать. Я просто не знаю, с кем еще я чувствовал бы себя так комфортно. Так, словно я знаю тебя всю жизнь.
Я глубоко вдохнула.
— Так, ладно. Сколько ты выпил?
Грубый вопрос, особенно после сказанного, но я все же думала, что это алкоголь развязал ему язык. In vino veritas — истина в вине.
— Пару бутылок пива в «Зоне 810».
Это был бар ниже по улице.
— И пару виски с водой.
Я кивнула. Как давно он ушел отсюда — три часа назад? Наверное, он напился за это время, раз уж говорит мне такие речи.
Но Райан не выглядел настолько уж пьяным. Глаза не были мутными, речь была четкой, и он не шатался. Однако я помнила о своем дяде Джеке. Он мог в буквальном смысле пить всю ночь, и ни словом себя не выдать. Так что Райан тоже мог быть пьян, просто не показывал этого.
Он посмотрел на меня, лицо исказила боль.
— Я знаю, ты думаешь, что я не знаю, что говорю. Но я знаю. Я думаю, что влюбился в тебя с первого взгляда.
Он стал напевать мотив, и я узнала песню Рэнди Ньюмана «Мэри».
— Я тебя полюбил, как увидел тебя в первый раз, Мэри.
Его голос был мелодичным и приятным, не то, что мой. Есть ли что-то в этом мире, что он не может делать?
Райна улыбнулся.
— Моя мама пела мне ее, когда я был маленьким. Только она пела вместо «Мэри» мое имя. — Он выглядел смущенным.
— Очень мило.
Он посмотрел на меня, и я подумала вдруг о том, а каким он был ребенком.