Читать интересную книгу Генеральская дочка - Дмитрий Стахов

– Я не спешу, – сказала Маша.

Вот сейчас он возьмет меня под руку, мы уйдем в глубь сада, сядем на скамейку, он закурит, мне нравится, когда курят, этот запах, он будет держать сигарету той же рукой, которой держал себя, когда мочился. Как пахнет эта рука? Смесь мужского запаха и запаха табака. И совсем не хочется спать, совсем.

– Я не спешу, – повторила она.

13

Про болезнь отца Иван узнал вечером. Во вторник. Вечера, если не приходилось задерживаться дольше обычного, начинались ужином в «Стеклянном покойнике». Заканчивались в комнате общежития для офицеров. Койка, шкаф, стол, два стула. На двери – зеркало. Утром, берясь за дверную ручку, Иван строго всматривался в свое отражение.

В тот вечер за столом с ним вместе сидели непосредственный начальник, подполковник Налепин, и Сефер Салиходжич, заместитель главы местного самоуправления. Ждали, когда дочь хозяина принесет ужин. Перед каждым стояла стопка грушевой ракии.

– Жевели! – поднимал Сефер свою стопку, запивал маленький глоток ракии горячим кофе и настойчиво уговаривал Налепина, несмотря на шедший второй день дождь, не менять график разминирования.

– Я-то в Мостар уезжаю, – отговаривался Налепин, по обыкновению недовольный тем, что махнуть всю стопку разом неприлично, и кивал на Ивана. – Ты с ним говори. Ему по холмам лазить. Его техника. Свалится робот в овраг, ты будешь за ремонт платить? Робот английский, дорогой…

– Йован! – Сефер поворачивался к Ивану. – Йован!

Иван собрался уже сказать Сеферу, что график никто менять не будет: ведь в меморандуме главы международной миссии указывается, что прокладка коридоров в минных полях не может быть остановлена ни под каким предлогом. А еще он хотел – уже по-свойски – добавить, что под дождем работа идет медленно, что кинологи уже не раз отказывались выходить с собаками под дождь, а роботы, хоть английский, хоть родной, русский, на крутых склонах действительно могут оказаться ненадежными, то есть собирался сказать Сеферу, что будет день и будет пища, что после завтрака он, Иван, все равно поедет на холмы, но почувствовал, как задрожал в кармане куртки поставленный на виброзвонок мобильный телефон. Он посмотрел на дисплей. Номер не определялся.

– Да! – вдруг поперхнувшись, сказал Иван в трубку.

Звонила отцовская подруга, та самая, с которой отец в последний раз приезжал в Москву. Из-за которой полковник ушел из семьи. Последний отпуск Ивана. Съемная квартира. Чужая мебель, дребезжащий холодильник. Отцовская подруга Ивану никогда не нравилась. Он даже не пытался это скрыть. И этим вновь обидел отца. Расставаясь, они только пожали друг другу руки. И вот надо же – Иван сразу узнал ее голос.

– Алло! Алло!

Аккордеонист закончил проигрыш и запел, высоко, слегка гнусаво. Каждый вечер он начинал с одной и той же песни, «Една и едина». Неловко отодвинув стул, Иван протиснулся между столиков и вышел на воздух. Под козырьком курили трое мужчин, один – в цветастом шейном платке. Албанцы, точно – албанцы.

– Да! – почти крикнул Иван. – Дударев слушает!

Албанец в шейном платке бросил на Ивана быстрый взгляд, отщелкнул окурок в темноту, толкнул дверь, вошел в трактир. Двое других последовали за ним.

– Дударев слушает! – повторил Иван.

Когда он вернулся за столик, ужин уже принесли. Налепин, скрежеща ножом по тарелке, резал мясо. Лицо его было краснее, чем обычно. Губы собрались в тонкую ниточку. Сефер по мобильному телефону говорил кому-то, что график разминирования остается без изменений. Иван сел за стол. Перед ним стояла тарелка с тушеными овощами. Он залпом допил ракию, наполнил большой стакан красным вином. И тут же его ополовинил. Трое сидели неподалеку, человек в шейном платке – к Ивану спиной, заказывал ужин на всех троих. Дочь хозяина упирала руки в боки: ей не нравился албанский акцент клиентов.

Ивану показалось, что один из троицы, левый, – с золотыми цепями на шее, с руками в толстых перстнях – подмигивает кому-то рядом с ним. Иван оглянулся. И Сефер, и Налепин были попрежнему заняты: один – мясом, другой – разговором.

– Что случилось? – спросил Налепин.

– Отец заболел. Сердце. Положили в больницу, в районную. Нетранспортабелен.

Иван поймал себя на том, что думает не о заболевшем отце, а об этих трех албанцах. Что им здесь нужно? Они не похожи на тех, кто иногда проезжал мимо казарм международных сил, устремляясь на запад, через Хорватию – в Италию, всеми правдами и неправдами – в Италию, в страну Евросоюза. Те выглядели хоть и целеустремленными, но тревожными, они поминутно озирались, боялись, что их документы проверит боснийская или международная полиция. Эти же были спокойны. Они заказывали узо. Узо и кофе. Все трое курили крепкие сигареты, Иван видел пачку, чувствовал запах черного табака – «житан».

– Хочет меня увидеть, – сказал Иван. – Значит, дело плохо. Мы же с ним…

– Да, ты рассказывал. – Налепин кивнул. – Пиши рапорт. На три дня я тебя отпущу, но только когда вернусь из Мостара. Значит – только с послезавтра. А в четверг как раз будет рейс.

– Не успею обернуться, – покачал головой Иван. – В Пскове я буду только к вечеру, до Калязина самолеты не летают, а на машине это день.

Налепин приступил к еде. Его щеки втягивались – двигая кадыком, он проглатывал большие куски. Сефер сделал знак, и дочь хозяина принесла еще по стопке ракии.

– Жевели! – Сефер поднял стопку и слегка пригубил. Иван выпил все до дна. Сефер вежливо улыбнулся:

– Неприятности? – Он кивнул на лежащую на столе трубку мобильного телефона.

– Отец заболел.

Сефер цокнул языком, отпил глоток остывшего кофе.

– Ты завтра и послезавтра закончи начатые проходы, – сказал Налепин. – Я доложу замглаве миссии. Прогноз-то плохой. Ливневые дожди. И у тебя будет время. Три дня – это без субботы и воскресенья. У тебя получится целых пять дней. А если ты в четверг с утра выйдешь на холмы, то и среду на той неделе приплюсуем.

– Спасибо!

– Да не за что! Жевели!

Утром следующего дня Иван, отметив, что у его отражения круги под глазами стали больше, уехал на разминирование. Два сержанта-контрактника и кинолог с собакой ехали в кузове. Дождь, шедший всю ночь, превратился в водяную пыль, стоявшую между темно-зелеными холмами и низким серым небом. Когда они прибыли к месту, из разрыва в облаках выглянуло солнце, тут же спрятавшееся, и дождь пошел вновь. Иван долго изучал карту, злясь, что не сделал этого вовремя, вчера. Сержанты сидели в кузове, рядом с Иваном стоял кинолог и, поставив уши домиком, сидела собака. Запах мокрой собачьей шерсти примешивался к запаху земли. Намеченный по карте проход упирался в полуразрушенный дом, не огибая его, продолжался за домом. Это означало, что предстояло разминировать развалины. Кинолог вздохнул и погладил облизнувшуюся собаку. Иван связался с Налепиным, доложил, что начинает работу, потом дал знак сержантам. Те откинули борт, начали выгружать оборудование. Предстояло перенести его от кармана на горной дороге до поля, полого спускавшегося к разрушенному дому. Метров тридцать, от дороги до поля, были промечены флажками «Мин нет». Кинолог, по команде Ивана, прошел до последнего флажка. Собака, низко опустив морду к земле, поджав хвост так, что он, пройдя меж задних лап, почти прижался к брюху, и часто поводя боками, начала работать. Но, пройдя каких-то два метра, села и оглянулась на кинолога.

– Сплошняком! – громко сказал кинолог и полез за сигаретами.

Сержанты подкинули монетку. Тот, кому выпала решка, взял щуп и машинально, словно не веря флажкам, тыкая щупом в землю перед собой, дошел до кинолога, другой повесил на грудь пульт управления роботом, щелкнул тумблером, и робот, подчиняясь движению джойстика, почти неслышно покатил к стоявшим кинологу и сержанту со щупом.

– Мы до этих развалин за сегодня не дойдем, – сказал сержант с пультом.

Иван чувствовал покалывание под ложечкой. У него было какое-то неприятное ощущение, что сегодняшний день, этот очередной дождливый день, закончится плохо.

– По карте нам надо подготовить все для прохода шириной полтора метра. – Иван смотрел на монитор пульта: черно-белое изображение пока было четким, но, когда робот начнет движение по полю, когда включится сканер, оно начнет дрожать.

– Ладно…

Сержант пошел вперед, Иван услышал, что по шоссе к их грузовику подъехала легковая машина, и оглянулся: патруль полиции ЕС, за рулем сидел рыжий сержант-ирландец, с ним рядом – улыбчивый капитан-итальянец, а на заднем сиденье – соотечественник, ждущий замены и еще одной звезды, с неприятным, каким-то вечно упертым выражением лица. С ним Иван был только знаком, разговаривал пару раз и поразился – этот майор был словно пронизан абсолютной верой в свою миссию, видел себя кем-то вроде спасителя и разговаривал со всеми свысока. Майор и капитан вылезли из машины, пошли по направлению к Ивану, сержант остался у машины. «Ну и здоровяк!» – подумал Иван про сержанта…