Читать интересную книгу ТП (Повесть временных лет) - Виталий Бабенко

Всю ночь Багров паял что-то в подвале дачи, и наутро ТП-искатель был готов. Павел подключил к нему ТОПку, и теперь след Алика — если, конечно, схема принципиально верна — должен был появиться на экране трансвизора.

Багров включил ТП-реактор, набрал координаты дома, в котором жили Филины в Москве, и нащупал прицелом ТОПки требуемую квартиру. Экран показал разгромленный кабинет Ивана Даниловича, а затем детскую. На экране запульсировала желтая полоса: это означало, что биоэнергетические данные Аликовой карты и внепространственный след в детской совпадали. Багров переключил прибор на поисковый режим. Комната на экране размазалась, и тут же возникла картинка, изображавшая какое-то буро-зеленое болото. Желтая полоска порозовела.

— Все идет отлично, — отметил Багров.

Филин и Маша с надеждой переглянулись.

Изображение болота сменилось ледяным пейзажем: на переднем плане виднелся странный торос, изъеденный идеально круглыми дырами. Полоска на экране стала уже красной. Потом появились какие-то гигантские растения и насекомые: прибор остановился на драке двух муравьев размерами с верблюдов — для масштаба компьютер ТОПки нарисовал на экране синий контур человеческой фигуры. Затем картинка почернела, и на ней ничего не вырисовалось. Однако индикатор показывал, что след не потерян, наоборот Алик где-то близко: багровая полоска налилась кровью и пульсировала. Очевидно, на экране был мир, лишенный света.

И тут маленькое окошко прибора словно распахнулось. Там была голубая бескрайняя пустота; в отдалении парило несколько зловещего вида птиц, а на переднем плане — казалось, протяни руку, достанешь — парил-летел-падал…

…лго был без памяти, потому что когда очнулся, пришел в себя и осмотрелся, то вся эта гадкая жижа уже засохла на мне, и моя кровь тоже засохла, так что весь я был покрыт, словно ржавчиной, коркой, и понять, где моя кровь, где гной, а где кровь того самого чудовища, было невозможно. Нет, папка, я не оговорился, я действительно сначала очнулся, а потом пришел в себя. Я куда-то падал.

Глаза мои были закрыты или залиты кровью, в лицо бил поток воздуха, я падал и думал: «Вот сейчас… ух, вот сейчас грохнусь… вот треску-то будет… брызги во все стороны полетят…» Но проходили секунды, а я все не грохался, и в горле стоял кислый комок и подкатывал ко рту, и спазмы ударяли вверх из желудка, выталкивая этот ком, но я удерживался от рвоты, хотя непонятно зачем: на мне была такая мешанина всякой дряни, что блевотина ничего не прибавила бы нового к наряду. И все же я сдержался. А потом ради интереса открыл — разлепил — глаза. И весь этот рвотный ком тяжелым кирпичом упал в желудок — настолько удивительным было зрелище.

Я попал в голубую синь. Да, вот так мне хочется сказать: голубая синь. И во все стороны голубая синь. Я падал из неба в небо, и не было внизу никакой тверди. По крайней мере, я ее не видел. Вверху плыли редкие облачка. И внизу плыли редкие облачка. А под ними все та же голубая синь.

Не знаю, что это за мир. Не знаю, что это за место. По крайней мере, на Земле такое невозможно. Мне пришло в голову, что вот так падать можно вечность, и тут я осознал весь ужас своего положения, вспомнил прошлое, в отчаянии заглянул в будущее, — это я и называю: пришел в себя.

Дышать было трудно, но можно. Дышат же в конце концов спортсмены-парашютисты. А я словно совершал затяжной прыжок — очень затяжной, — только вот тренированности не хватало.

Снова накатил приступ тошноты. Я понял, что лечу неправильно — обхватив плечи руками, скрючив ноги, — и меня попросту болтает, крутит, как пришпиленного к тележному колесу. Я раскинул руки, раздвинул ноги — сразу же стало легче: меня развернуло лицом вниз, болтанка прекратилась. По-прежнему кружилась голова и ощущалась пустота в желудке, — но с этим, я надеялся, можно будет свыкнуться.

Внизу виднелись несколько черных точек. Они быстро приближались. Еще несколько секунд — и уже можно разглядеть: это большие птицы. Огромные черные птицы, раскинув широкие крылья, парили в голубом просторе. Все ближе, ближе… Что это? Папка, ты представляешь?! Снизу поднимались — точнее, это я падал — колоссальные ископаемые птицы, прямо какие-то археоптериксы, только величиной не с ворону, как полагается, а с планер, с дисколет, с птеранодона. Да, папка, гигантские археоптериксы: тело и крылья — в перьях, но на передней кромке крыльев — когтистые пальцы, пасть полна зубов величиной с напильники.

Я поравнялся с птицами и полетел вниз дальше. Уффф, перевел дыхание, — пронесло. Смотрю, ан нет: птицы перешли в пикирующий полет и несутся за мной. Вот одна заложила вираж — фссссс! — прошла подо мной, вывернула голову и цап меня за рубашку! Заскорузлая ткань подалась, рубашка, слетев с моих плеч, осталась в зубах сумасшедшего археоптерикса. Меня охватила дрожь, я весь посинел и пошел пупырышками — не от холода: от страха, что сейчас эти летающие крокодилы разорвут меня на куски.

Фссссс… — второй археоптерикс пошел на боевой разворот. Он пронесся в метре от меня, вернее, надо мной, — о-о-о, какая боль! — коготь полоснул по спине, развалив, по-моему, дельтовидную мышцу надвое. Кровь так и заполоскалась на ветру. Ну, думаю, что ж вы делаете, гады, рвать так рвите, глотать — глотайте, но зачем же издеваться? Что за ископаемый садизм! Археоптериксы унеслись подальше — теперь я увидел, что их четыре штуки, — собрались в стаю и развернулись в мою сторону, избрав построение ромбом. Но в этот момент опять раздалось хлоп! — в глазах чернота и в…

Алик…

— Лови его в прицел! — заорал Багров, забыв, что имеет дело не с обычной ТОПкой, а с новым прибором, им самим же и созданным. Требовалось оценить дистанцию, совместить поисковый канал прибора с осью боевого луча ТОПки, а на все это нужно было время.

Иван Данилович, окаменев, смотрел на сына — на окровавленного сына, покрытого гноем и сукровицей! — и в голове у него крутилось одно слово: «Убью! Убью! Убью!» Он словно раздвоился. Одна половина его существа испытывала бесконечную, разрывающую сердце жалость к несчастному Алику, впервые в жизни познавшему страх, боль, запах собственной крови и ужас смерти. Вторая же половина мечтала только об одном — убить того, кто сотворил с его сыном такое.

В это время Паша совместил прицельный канал прибора с лучом ТОПки и нажал на курок. В ту же секунду Алик — полуобнаженный, с рваной раной через всю спину — свалился к ногам Филина. Мария вскрикнула, побелела, но самообладания не потеряла.

— Иван! Очнись! Аптечку! Быстро!

И Филин очнулся. Стряхнув с себя наваждение, он умудрился сделать сразу несколько дел: перелистнул каталог раз-другой, набрал код на ТОПке, нажал, снова набрал, нажал. На землю плюхнулась аптечка первой помощи, а в свободной руке Филина сказался какой-то тяжелый предмет — Иван Данилович даже ухитрился перехватить его в воздухе, не дав упасть на землю. Это был автоматический пистолет Стечкина образца 1951 года с полным магазином патронов. Удивительно, между прочим, не то, что Филин нашел его код в каталоге, удивителен сам факт попадания этого оружия в каталог.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});