Читать интересную книгу Игра на выживание - Патриция Хайсмит

- Да, конечно, - ответил Рамон. - Я в этом уверен, потому что...

- Продолжайте, Рамон.

Но Рамон больше ничего не сказал. Он напряженно вглядывался в пространство перед собой, как будто пытался увидеть там нечто необыкновенное, невидимое постороннему глазу. Теодор подумал о том, что если он купил цветы уже после того, как совершил убийство, то время вполне совпадает. К тому же столь циничная выходка была вполне в духе Рамона вернуться с цветами на место убийства и швырнуть их на стол.

Саусас принялся расхаживать по комнате.

Теодор, томясь в нервном ожидании телефонного звонка, прошел в дальний угол, где была устроена кухня, состоявшая из раковины и двухконфорочной газовой плиты, поставленной на маленький холодильник, и ничем не отгороженная от общего пространства комнаты. На плите стояла миска, из которой торчала ручка ложки, а на дне плескались остатки давнишнего супа из помидор. В раковине валялась грязная консервная банка из-под супового концентрата. К стене над раковиной была приколота кнопкой нарисованная Ленией забавная карикатура, изображавшая широко улыбающегося Рамона за мытьем посуды - очень симпатечное лицо с копной черных, как смоль волос - и летящие во все стороны водяные брызги. Услышав у себя за спиной шаги Саусас, Теодор обернулся.

Саусас разглядывал попугайчика в клетке.

Птичка действовала уже не так активно, как прежде, пытаясь удержаться на своими крохотных коготках на двух вертикальных, скользких прутья решетки и приподнимая клювлм дверцу клетки. Ей удавалось приподнять дверцу почти на три дюйма, чего было бы больше, чем достаточно для того, чтобы выбраться на волю, если бы она находилась ближе ко дну клетки; но когти постоянно соскальзывали вниз по гладким металлическим прутьям, и тогде ей приходилось выпускать из клюва дверцу, чтобы ухватиться им за соседний прут. Дверца же тем временем падала с тихим звяканьем. И тогда пернатый пленник начинал все заново, энергично упираясь коготками о прутья и набираясь сил для последнего рывка. Теодор отвернулся, злясь на себя за то, что невольно засмотрелся на это зрелище, в котором, к слову сказать, ему тоже мерещилась некая двусмысленность: в самом ли деле птичке хотелось выбраться на волю, или, может быть, ей просто нравилось бряцать дверцей клетки? Двусмысленность была основой жизни, самим ключой к тайном мироздания! Почему Рамон убил Лелию? Потому что он любил её. У Теодора появилось гнетущее предчувствие, что он никогда не сможет возненавидеть Рамона за содеянное так сильно, как тот того заслуживает.

- Такая настоячивость должна быть вознаграждена. - Саусас наклонился поближе к клетке, и Теодор снова взглянул в его сторону.

Звяк... звяк-звяк. Пауза в несколько секунд, в течение которых птичка давала отдых своим уставшим мускулам, а, возможно, и пыталась напрячь свой крохотный мозг в поисках более уверенной опоры. А затем снова: звяк... звяк-звяк.

Зазвонил телефон, и Саусас метнулся к аппарату через вчю комнату.

- Ага... ага, - повторял он, кивая головой, окружая себя клубами сизого сигаретного дыма. - Так, хорошо, очень хорошо... Что ж, все сходится. Он вымыл его. - Он мелком взглянул на Рамона, который по-прежнему сидел неподвижно, тупо уставившись в одну точку. - Замечательно. Да. В участке. - Саусас положил трубку, сосредоточенно наморщил лоб, а потом снова пыхнул сигаретой и объявил Теодору: - Нож был там. Им пришлось двигать плиту. Он был засунут между ней и стеной. И на нем обнаружили отпечаток его большого пальца. - Он взглянул на Рамона. - Вы ведь вымыли нож, не так ли?

- Да, - согласно кивнул Рамон.

- Ладно, Рамон! Одевайтесь! поедем в тюрьму7 И на этот раз выйдете вы оттуда очень не скоро.

Рамон медленно встал с кровати и направился к шкафу.

- А что это был за нож? - спросил Теодор.

- Один из кухонных ножей. Форма лезвия совпадает с характером нанесенных ранений. Энрике сказал, что это был большой типа тесака, который у тому же очень часто точили.

Теодор внезапно вспомнил этот нож. Он был похож на нож мясника, с широким лезвием, сужающимся на конце. Этот нож появился у Лелии ещё до того, как они познакомились. Теодор перевел взгляд на Рамона, вяло копошившегося перед раскрытым шкафом. Какая участь ждет этого человека? Какого наказания он заслуживает? Если по справедливости, то над ним нужно проделать все то, что он сотворил с Лелией, а потом ещё и кастрировать.

- Мы позаботимся о нем, - пообещал Теодору Саусас, словно читая его мысли.

Рамон натянул белую футболку и поверх неё надел свой светло-синий пиджак. На нем были черные брюки. Можно было подумать, что он одевался с закрытыми глазами. Закончив одеваться, он подошел к ним. Саусас взял его за руку и решительно повел к двери.

Теодор взглянул на птичку, а затем подошел и снял клетку с крюка. Он также прихватил и зеленую материю, которой Рамон обычно накрывал клетку и сунул в карман коробочку с птичьим кормом. А потом, не обращая внимания на ухмылку Саусаса, вслед за ними направился к выходу.

Однако, оказавшись в коридоре, Рамон повернул не к лестнице, а пошел совсем в противоположную сторону, направляясь в дальний конец коридора.

- Рамон! - окликнул его Саусас.

- Он пошел в туалет, - объяснил Теодор, однако Саусас все-таки отправился следом за ним.

Рамон скрылся за узкой дверью.

- Там есть окно? - тревожно спросил Саусас.

- Кажется, нет.

- Если оно там есть, и он попробует вылезти через него, то наверняка разобьется в лепешку. С такой-то высоты..., - сказал Саусас, равнодушно поводя своими густыми черными бровями.

Они терпеливо ждали, и в конце концов из-за двери тесного туалета, где, как Теодору было хорошо известно, не было ни света, ни бумаги, а иногда и воды, послышался шум спускаемой воды. Затем Рамон вышел в коридор, и они продолжили свое шествие. Рамон шел впереди в сопровождении Саусаса, а замыкал процессию Теодор. Рамон же, похоже, даже не обратил внимание на то, что Теодор нес клетку с его попугаем.

- Я хотел бы зайти в собор, - сказал Рамон, когда они вышли на улицу.

- В собор? Это которой на площади?

- Ну всего на минутку. Это же совсем недалеко отсюда.

Саусас был явно раздражен этой просьбой, но Теодор видел, что его католическая душа не могла не откликнуться на нее.

- Ладно. Идем. Но только совсем ненадолго. И чтобы мне там без глупостей, ясно?

Пройдя всего лишь каких-то полквартала, они уже могли созерцать пронзающие голубое небо шпили Собора города Мехико. Кварталы района, где жил Рамон, были огромными и мрачными. Былое величие некогда грандиозных каменных строений ныне деградировало до уровня дешевых лавчонок и давно пришедших в упадок, захолустных квартир. Босоногая, морщинистая старушонка, похожая на маленькую больную обезьянку, бросилась им под ноги, выпрашивая "за ради Бога" несколько сентаво. Ее цепкие ручонки скользнули по пиджаку Рамона, а затем вцепились в рукав Теодора. Брезгливо содрогаясь, как если бы на него прыгнула жаба, Теодор сунул руку в карман, нашарил там несколько мелких монеток и бросил их в её морщинистую ладошку. Рамон сделал шаг с тротуара, выходя на дорогу, прямо под колеса такси, на полной скорости выскочившего из-за угла, и Теодор инстинктивно схватил его за руку и одним рывком втащил обратно на тротуар.

Теодора прошиб холодный пот. Злясь на себя за то, что помешал Рамону броситься под машину, он процедил сквозь зубы: "И после всего того, что ты натворил, у тебя ещё зватает наглости идти в церковь!"

Рамон бросил на него испуганно-негодующий взгляд, но вслуз ничего не сказал.

Шпили и фасады собора были украшены нитями разноцветных электрических гирлянд, очевидно, оставшихся неубранными после какого-то праздника, связки цветных и простых лампочен свисали гроздьями среди перепутанных электрических проводов. Снаружи собор был великолепен: изящные барельефы и лепнина, много претерпевшие от времени и непогоды, местами выщербленные пулями стены - все это состарилось, подобно благородному вину, приобретая ровный, делтовато-песчанный цвет. У самых ворот стояла тележка продавца попкорна, и торговец громко рекламировал свой товар. Тут же играли дети, а за оградой мужчины коротали время за неспешной беседой. Они курили и между делом покупали жевательную резинку и грошовые леденцы у мальчишек, шнырявших по паперти. Уже у самых дверей они столкнулись с небольшой группкой из шести или восьми женщин и девушек в разноцветных косынках, выходивших из собора. Девушка без умолку болтали.

- А давайте пойдем сейчас в кафе "Такуба"!

- Ну нет! Там так много народу!

- Но зато у них подают хороший шоколад! И вафельки!

- Долорес! Гляди! У меня сломался каблук!

И новый взрыв звонкого девичьего смеха.

Под сводами собора царила такая же суетная атмосфера. Похоже, в центре помещения шла месса. Кое-где на темных скамьях неподвижно сидели редкие молящиеся - возможно, они и в самом деле были погружены в молитву, а, может быть, просто спали. Группа туристов, легкомысленные, яркие наряды которых бросались в глаза на фоне окружающей серости, неспешно брела по одному из широких проходов вслед за человеком, что-то увлеченно рассказывающим и указывающим вверх. Теодор тоже поднял глаза, глядя изнутри на серый, сужающийся кверху купол, освещенный желтоватым светом электрических ламп. И эта поражающая воображение высота сводов, и царивший в помещении специфический запах, стали причиной того, что его стало легко подташнивать.