…Но я сказал ему, что если я принесу то, что у меня есть, никто всё равно не сможет это прочитать. Ребята подумали, что я сошёл с ума — ведь они легко читали аранжировки Хендерсона, так как же бы они не смогли прочитать мои? Он назначил специальную репетицию, и я принёс две партитуры: "Dear Old Southland" и балладу, которая называлась "I Should Care"… Ноты-то были на месте, но они не смогли сыграть их правильно. Они не смогли их прочитать. Через три часа Флетчер сдался. Там было совсем другое синкопирование, которому они не были обучены.
Это был уже не первый знак трения между Сонни и музыкантами. Он использовал необычные созвучия и аккордные обращения, что побуждало их на громкие протесты в адрес Хендерсона: «В оркестре все были моими врагами. Они хотели, чтобы я играл как другие пианисты.» Хендерсон не обращал на это внимания, но через некоторое время постоянные придирки и колкости музыкантов «достали» Сонни — сначала он положил на пианино бритву в качестве предупреждения для критиков, а потом уведомил Хендерсона о своём уходе и в самом деле ушёл:
…Флетчер ничего не сказал — он не сказал, что не принимает мою отставку, но и не сказал, что принимает. В вечер следующего выступления оркестра я ушёл, и они остались без пианиста. Он стоял и дирижировал, и они [группа] поняли, что всё должно идти, как раньше, и попросили меня вернуться на сцену — так моё уведомление потеряло силу. После этого группа больше мне не досаждала, потому что они поняли, что Флетчер настроен серьёзно.
У оркестра Хендерсона был полугодовой контракт с клубом ДеЛиза, и Сонни стал участником оркестра как раз в момент окончания контракта, но благодаря успеху их выступлений договор был продлён на 1947-й год. В следующие девять месяцев они играли в целой серии театрализованных представлений под названиями «Проказы ранней осени», «Без звука», «Романтика и ритм», «Праздник в Бронзвилле», «Мешок фокусника», «Фавориты 1947-го», «Ревю Коппер-Кабана», «Весенний праздник» и «Ревю барабанного буги». В этих шоу оркестр аккомпанировал таким блюзовым певцам, как Большой Джо Тернер, Ротастый Мур, Доктор Джо-Джо Адамс («что-то вроде Чака Берри», — вспоминал Сонни, — «пышно одевался, исполнял этот танец с вывернутыми коленями, который потом стал представлять Берри» и «исполнял непристойные блюзы в цилиндре и фраке») и таким танцевальным группам, как Four Step Brothers и Drum Dancers Кози Коула.
Хендерсон со своей стороны мало интересовался этими представлениями и проводил много времени на скачках или за общением с друзьями типа Дороти Донеган — классически образованной пианистки в традиции Арта Татума-Эрла Хайнса, известной тем, что оживляла классическую музыку джазовыми виртуозностью и блеском. Когда 18 мая 1947 года контракт Хендерсона истёк, он уехал, предоставив оркестр самому себе и направился на запад — по дороге он отыграл два-три ангажемента и осел в Калифорнии. За исключением краткого турне в качестве аккомпаниатора Этель Уотерс, нескольких появлений в качестве «гостя» у других и некоторых случайных заработков с оркестрами, он не проявлял большой активности до самой своей смерти в 1952 г. Однако Сонни всю свою жизнь испытывал к Хендерсону глубочайшее уважение, хвалил его почти в каждом своём интервью и читал своему оркестру лекции о том, чем был знаменит Хендерсон. Если кое-кто считал Хендерсона пассивным и не особенно преданным своему делу музыкантом, Сонни смотрел на него как на бескорыстного, благородного, виртуозного исполнителя — а в более поздние годы фактически считал его «родственной душой»:
Во Флетчере поистине было что-то от ангела. Я бы не сказал, что он был человеком. Я бы не сказал, что и Коулмен Хокинс был человеком, потому что они делали такое, чего не делали люди, чего вообще раньше никто не делал. И они научились этому не от людей. Они просто делали это. Следовательно, это взялось откуда-то ещё. Многое из того, что делают некоторые люди… идёт откуда-то ещё, или их вдохновляет нечто, не принадлежащее этой планете. А джаз определённо был чем-то навеян, потому что раньше его у нас не было. А если раньше его не было, то откуда он взялся?…Нечто, некое конкретное существо, использовало их для создания этого, сильно их вдохновляло, заставляло их работать — им приходилось это делать.
Хендерсона заменил оркестр Реда Сондерса — он был «домашним» ансамблем клуба ДеЛиза до середины 1945 г. В то время как другие музыканты Хендерсона потеряли работу, Сонни оставался репетиционным пианистом и копировщиком партий ещё пять лет; кроме этого, он начал руководить репетициями оркестра Сондерса и играл в «разгрузочной» группе, заменявшей главный оркестр, когда Сондерса не было на месте. Каждую неделю Сондерс вручал ему новые аранжировки для театрализованного представления, но во время репетиций Сонни начал производить небольшие изменения — менял то какую-то ноту, то альтерацию в аккорде. С течением времени эти изменения приобретали всё более серьёзные формы. Однажды Сондерс зашёл на репетицию, посмотрел аранжировку и покачал головой, увидев зачёркнутые ноты и вставленные гармонии: «Я каждую неделю даю тебе эти красивые, чистые аранжировки, и вот что ты с ними делаешь!… Но чёрт возьми — сказать честно, это здорово звучит!» Теперь уже Сонни переписывал аранжировки, которые использовались для аккомпанемента таким певцам, как Б. Б. Кинг, Лаверн Бейкер, Дакота Стейтон, Джо Уильямс, Джонни Гитара Уотсон, Сара Воэн и Лорес Александриа.
Несмотря на свои очевидные способности и важную роль, которую Сонни играл в представлениях в клубе ДеЛиза, он никогда не был особо близок с другими клубными исполнителями. Непьющий и некурящий музыкант ночного клуба уже был порядочной аномалией, но когда он ещё и читал музыкантам лекции о морали, как деревенский проповедник, бесконечно высказывался на темы астрономии, физики и космических путешествий и рассказывал истории о будущем, когда наука и музыка станут одним целым — это уже переходило всякие границы. Его репутация чокнутого росла не по дням, а по часам, и даже танцовщицы из хора уже начинали высмеивать его навязчивые идеи. Как-то раз Сонни увидел в газете карикатуру, на которой было изображено солнце, говорящее что-то остроумное; он взял её и приколол на доску объявлений клуба. Танцовщицы увидели карикатуру, когда шли наверх переодеваться, и пока они смеялись и шутили насчёт Сонни в уборной, комнату внезапно наполнил голос, идущий непонятно откуда:
«Да, это его [карикатура] там внизу. И то, что оно говорит — правда. Кроме того, оно сделает всё, что говорит. И ничто его не остановит.»
Одна из девушек сбежала вниз, спрашивая: «Сонни проходил наверх?» Парень по имени Дон сказал ей, что Сонни был только внизу, долго играл на пианино, и до сих пор играет. Она рассказала об этом другим девушкам, и они напугались. На следующий вечер продюсер шоу зашёл в уборную и побрызгал кругом каким-то порошком, чтобы прогнать то существо, которое говорило эти слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});