Читать интересную книгу Дым в глаза - Анатолий Гладилин

«Не найти ли старика Шагреньева? Хочется прогуляться по его физиономии».

* * *

«Встретил бывшего сослуживца. Когда я был его начальником, он горбился и услужливо со мной здоровался. Теперь он сделал вид, что не заметил меня».

* * *

«Природа создала Игоря Серова. У него когда-то была умная голова, знавшая тринадцать доказательств знаменитой теоремы.

Потом студента-футболиста знали миллионы людей.

Почему же сейчас его ничего не интересует на этом свете?

Почему же ему сейчас нечего делать на земле?»

* * *

«Я сплю и пью день и ночь. И я потерял ощущение дня и ночи».

* * *

«У афиши «Случайная встреча», что валялась под забором, я увидел Соколову. Я распахнул дверцу большого черного лакированного автомобиля и сказал. «Садись!» Она удивилась, но промолчала и села на заднее сиденье.

Солнечные блики бегали по лаковому капоту машины. Милиционеры почтительно сторонились нас.

— Здесь, у Пушкинской, остановите.

И мы вышли на улицу Горького. Рядом затормозила голубая машина, и тучный человек в шляпе крикнул в окно:

— Не забудьте, Игорь Владимирович, в три часа совещание!

И я сказал, что буду. И взял Лену под руку. И мы пошли по улице Горького.

Это была улица моей молодости. Я увидел тех девушек, что еще пять лет тому назад привлекали мое внимание. Откуда они появились? Почему они одеты так же, как и тогда?

И прошли пижончики в куртках с погончиками, что были модны пять лет назад. Я вспомнил, что видел этих пижончиков. Да, пять лет тому назад. Они шли с этими девушками, они смеялись. Но они смеялись только своим девушкам, что шли в ярких кофточках, покачивая бедрами, под сотнями глаз безликой для них толпы; а на других эти мальчики косились презрительно, скривив рот. И я был тогда в числе других. Я был незаметен. Я мечтал стать очень высоким, очень красивым, чтоб эти девушки с интересом смотрели в мою сторону, а ребята с завистью. Это было давно, пять лет тому назад…

И теперь я шел сквозь эту веселую, радостную толпу. Но теперь я шел, словно по коридору. Передо мной расступались, ребята останавливались на полуслове, девушки, я чувствовал это, оборачивались мне вслед. И никто не произносил громко моего имени, но оно словно висело надо мной:

— Серов!

И вдруг, протиснувшись сквозь эту нарядную публику, появился лысый солидный человек и мягким баском попросил:

— Подпишите, пожалуйста, Игорь Владимирович.

И подсунул мне какие-то бумаги. Я отступил на шаг:

— Извините, Иван Федорович, отложим до вечера.

— Как вам будет угодно, Игорь Владимирович.

И барбос исчез. А девушки и пижончики, что столпились вокруг нас и безмолвно наблюдали эту сцену, поплыли дальше, о чем-то почтительно перешептываясь.

И прошли три студентки из юридического, с которыми я познакомился у Эдика. Увидев меня, они поздоровались и покраснели. А потом ко мне подбежала красивая блондинка, которую однажды я увел из «Арагви».

— Игорь, мне с тобой надо срочно поговорить.

— Извини, но не сейчас. Позвони вечером.

Лена не произнесла ни слова, когда меня остановила еще одна знакомая, очень красивая, та, «француженка».

— Почему ты не заходишь ко мне, Игорь?

— Зайду.

Капитан милиции (я с ним встречался однажды в отделении) почтительно взял под козырек. Народный артист Жаров подбежал ко мне, чтобы пожать мне руку.

Вдруг из толпы вынырнул Маркелов,

— Не забыл, завтра улетаем в Швецию?

— Не забыл.

И потом начало подбегать много девушек и ребят. Все знакомые лица. Всех их я где-то видел. И все мне что-то говорили, куда-то приглашали.

А Лена шла молча, искоса поглядывая на меня.

Машины медленно двигались пестрой блестящей лентой. Их узкие антенны ловили песенку об известном футболисте — обо мне.

Напротив Моссовета вместо Юрия Долгорукого возвышалась статуя Игоря Серова. И когда я с ней поравнялся, она мрачно кивнула мне.

И снова девушки, цветы, крики… И мы оказались перед трибуной стадиона, и там стояли завсегдатаи «Севера», в темных плащах, в кепочках. Увидев меня, они засвистели, стали подбрасывать бутылки, захлопали, закричали: «Серов, давай!»

И где-то заиграл оркестр. Заиграл танго, под которое я однажды танцевал с Леной в «Астории».

И вдруг все замахали цветами. И я понял, что меня провожают. И поплыл перрон. И Лена была с нами. А я стоял неподвижно и улыбался.

Уплывал перрон. Уплывали знакомые улыбающиеся лица. Они все меня знали, и я всех их знал. Вот Маркелов, Максимова, вот югославские студентки, вот промелькнуло лицо блондинки из «Арагви». От моих поцелуев у нее размазалась помада. И вот студенты с мехмата. И Лена.

Они махали, улыбались, что-то кричали, но уплывали все дальше, голоса их становились все тише. И вот они скрылись. Никого. Я стою на каком-то пляже. Только нет ему конца. И с тихим шуршанием сыплется песок. Я один. И я не могу двигаться. Кругом песок.

И это как смерть».

«…Я уже вроде очнулся. Успел записать, что запомнил. Но никак не могу понять: что со мной недавно творилось? Сон или бред?»

ГЛАВА XIV

«И НИКТО ИЗ НАС НЕ ГЕРОИ…»

(Дневник Серова. Окончание)

«Я уже не удивляюсь тому, что происходит на этом свете. И поэтому я совершенно спокойно воспринял появление Маркелова, неожиданно возникшего на пороге моей комнаты. Я лежал на кровати лицом к стене. Я повернулся на другой бок и спросил:

— Начнешь воспитывать?

— Нет, соскучился, хочу поболтать.

— Черт с тобой! Знаю, что приехал воспитывать. Ладно, давай поболтаем.

Я достал из-под тумбочки Киплинга и стал читать:

Среди нас есть лгуны, и немало воров,и никто из нас не герой.Но в жизни раз ждет гибель нас(Что, надеюсь, не будет со мной)…

Это стихотворение заканчивается тем, что, если смерть придет, мы все с честью умрем на посту. «Пусть, — думаю, — великий человек Маркелов узнает, что хотя он и герой, но мы тоже не лыком шиты».

— Ну как, — спрашиваю, — нравится?

Он взял книгу и полчаса молча сидел, читал. А потом и говорит:

— Завидую тебе, Игорь! Я с Киплингом встретился впервые. Я ведь сколько книг еще не читал! А ты их знаешь. Ты изучал высшую математику, а для меня это еще темный лес. Мы живем во времена атома, а я разбираюсь в строении ядра по научно-популярным брошюрам. Я долго сидел над учебниками и с трудом понял принцип теории Лобачевского. И я ужаснулся. Ведь мы слепые котята, мы часто живем переживаниями проигрыша или выигрыша у «Мотора» и забываем, что, кроме футбола, есть еще планетная система Солнца, Галактики, то есть бесконечная вселенная.

И вот все в таком духе. Он рассказал, что увлекся спортом и только недавно понял, что он дикий неуч. Стыдно людям на глаза показываться. Его посылают учиться в партшколу, а он хочет в университет. То и другое его интересует. Что выбрать, он не знает, и где взять время наверстать упущенное, и вообще стыдно за себя самого… И я видел перед собой не того сурового, властного Маркелова, чей внимательный взгляд я чувствовал последнее время на поле, а простого парня, Леньку, что где-нибудь на скамейке во дворе толкует с корешами о своих неудачах.

Когда он ушел, я подумал, что все-таки на свете есть чему удивляться. Ведь если Маркелов недоволен и мечется, то…

Мне вспомнился Тихонов, студент с моего курса. Он пришел в университет из армии. Поначалу дуб дубом. Не знал элементарных мелочей. А уже к третьему курсу он нас обогнал.

Что-то есть общее у Маркелова и Тихонова. Какая в них заложена сила? Неужели права старая надпись, выбитая на одном из московских домов под барельефом, где рабочий крутит огромное колесо:

«Вся наша надежда покоится на тех людях, которые сами себя кормят».

В общем есть над чем подумать. Самое время пойти в кабак и поразмыслить. Но денег нет. Кстати, я хочу есть.

Не говори, уже какая-то цель в жизни!»

ПИСЬМО СЕРОВА, АДРЕСОВАННОЕ МАРКЕЛОВУ

«Уважаемый сеньор Маркелов!

Я немного разбираюсь в психологии. Я не знаю, с какой целью вы пришли. Но разговор получился совсем иной. Вы по старой дружбе спрашивали у меня совета, делились со мной своими сомнениями.

Вот за это спасибо. Наверно, это было той мышкой, что вытащила репку. Ведь я тоже думал. Разрешите и мне поделиться своими сомнениями. С этой запиской я посылаю свой дневник. Мне его нельзя брать с собой. Мне все надо забыть. Надо начать все сызнова. Да, я знаю высшую математику, а ты нет. Но у тебя есть главное. А я не знаю азов жизни. Я ни разу даже не забивал гвоздя в подметку. Может, поэтому мне и ни к чему сейчас высшая математика.

Сжигать дневник не хочется. К тому же паровое отопление…

Ты поймешь меня. Ведь должен хоть один человек меня понять.

Не поймешь, черт с тобой. Я буду к тому времени далеко. Завербовался, уезжаю, и через месяц я стану матросом.