Читать интересную книгу Поход в Страну Каоба - Б. Травен

Собственно говоря, начальнику отряда и незачем было знать, когда какой день и какое число. Хотя он заключал контракт на определенный срок — от двух до пяти лет, — платили ему не за количество проработанных месяцев и дней, а за количество тонн дерева, поставленного на центральный сплавочный пункт.

И так как никто в отрядах не знал в точности, когда именно будет 15 сентября, день рождения республики, — сегодня, завтра или на той неделе, — то в этот день пеоны работали, как и в любой другой. А раз они работали, им в этот день платили, как и в любой другой, и владельцы монтерии полностью выполняли свой нравственный долг: рабочие не терпели убытка в этот республиканский праздник. Зато в дирекции день этот отмечали пышно и торжественно: ведь там на стене висел календарь.

9

Селсо думал только о предстоящей свадьбе, о своей девушке и о своих пятнадцати еще не родившихся детях. Эти мысли помогали ему терпеть все муки на монтерии. Каждый вечер, когда он вытягивался на своей циновке, он знал, что накопленная им сумма денег еще немного увеличилась. И, так как он думал только о том, как бы поскорее собрать нужные деньги и доказать отцу своей девушки, что он может и хочет быть хорошим и заботливым мужем, он не покупал в тиенде монтерии ничего, кроме вещей самой первой необходимости. Он не купил ни штанов, ни рубашки, но ему все же пришлось купить новую циновку и нож — старый источился и сломался. В период дождей, когда наступили холодные ночи, он не смог обойтись и без одеяла. Его москитная сетка расползлась, и он вынужден был купить новую — спать в джунглях без сетки не может даже индеец. И, наконец, он отдал десять песо капатасу за то, что тот принял его на работу.

После целого года работы на монтерии Селсо подсчитал свой наличный капитал, прибавив к деньгам, заработанным в джунглях, те, что он получил от дона Эдуардо за доставку письма и ящика с лекарствами и от торговца дона Поликарпо за помощь во время пути. Он обнаружил, что сколотил сумму в пятьдесят три песо сорок шесть сентаво.

Этого было явно недостаточно, чтобы произвести на отца девушки должное впечатление. Селсо решил не уходить с монтерии, прежде чем не накопит восемьдесят песо.

И Селсо завербовался на второй год. Он остался в том же отряде и сумел все так ловко подстроить, что начальник сам предложил ему продлить контракт. Поэтому он сэкономил те десять песо, которые каждый вновь завербованный платил как комиссионные.

Селсо казалось, что второй год проходит быстрее, чем первый. Он стал одним из самых опытных лесорубов. Он научился так умело выбирать деревья и так безошибочно определять, куда надо ударить топором, что ему нередко случалось выполнить свою норму еще задолго до захода солнца. Теперь он уже часто помогал какому-нибудь бедняге новичку, который никак не мог справиться с нормой и боялся плетки и штрафа. По истечении шести месяцев этого второго года начальник отряда положил ему пять реалов в день вместо четырех, предусмотренных по контракту. Конечно, начальником руководила не доброта, а простой расчет: он хотел во что бы то ни стало задержать Селсо и на третий год. А Селсо уже поумнел и никому не говорил, что будет работать лишь до тех пор, пока не скопит определенную сумму, и что уйдет с монтерии, как только ее соберет. Он решил и при получении расчета не говорить, что навсегда уходит с монтерии. Наоборот, он всех уверял, что отправляется проведать отца и мать и намерен вскоре вернуться. По опыту своих товарищей он знал, что надо быть очень осмотрительным и осторожным, не то непременно угодишь в одну из бесчисленных ловушек, которые повсюду расставляют рабочим, уходящим с монтерии.

Ловлей пеонов занимались так называемые койоты, которые постоянно вертелись на монтериях и в районах, где вербовалась рабочая сила. Эти паразиты питались падалью, оставшейся после вербовщиков, рыскавших по всей стране в поисках людей, чтобы затем продать их на монтерии.

Вновь подцепить пеонов, у которых истекал контракт, было совсем не трудно, и койоты прекрасно справлялись с этой работой, пуская в ход хитрость, обман и водку.

В большинстве случаев дело кончалось тем, что пеоны подписывали новый контракт. Только очень немногим, обладавшим сильным характером, железной волей, удавалось уйти от койотов.

В периоды затишья койоты уходили из монтерий и отправлялись на охоту. Они объединялись по нескольку человек и рыскали по окрестным деревням и финкам в надежде напасть на проштрафившихся индейцев, которые там скрывались. Власти не назначали вознаграждения за поимку бежавших преступников. А вот койоты, напротив, щедро вознаграждали тех, кто выдавал беглецов или просто указывал, где они прячутся: они платили за душу, точнее — за пару рук, от пяти до шестидесяти песо, смотря по обстоятельствам. Владельцы небольших ранчо, пребывавшие в постоянном страхе перед бежавшими из тюрем бандитами, которые представляли угрозу не только для их имущества, но и для их жизни, из кожи вон лезли, стараясь обнаружить беглых, выдать их койотам и хоть таким путем избавиться от этой чумы.

Койотов нисколько не интересовал моральный облик или прошлое пойманных ими людей, их интересовали только сильные руки. Устраивая облавы, койоты выдавали себя за представителей власти и, если беглые имели при себе оружие, нередко вступали с ними в настоящий бой. Когда беглых удавалось наконец поймать, их так крепко связывали и так усердно охраняли, что легче было бы удрать из бетонированной цитадели, чем от этих охотников на человека. Пойманных мучачо привязывали друг к другу, выстраивали колонной и гнали через джунгли. При малейшей попытке нарушить порядок во время марша пеонов так избивали плетьми, что их тело превращалось в одну сплошную рану. После часового марша по джунглям парни, попавшие в руки койотов, уже готовы были отказаться от попытки бежать. Когда же они видели первую расправу с тем, кто все же пытался бежать, они окончательно смирялись. Провинившегося койоты вешали, и эта казнь была тем более страшной и жестокой, что она не кончалась смертью. Вешали не для того, чтобы убить, и это было самым ужасным. Но койотам не было никакого расчета убивать свои жертвы — заработать деньги можно только на живых.

Энганчадоры — штатные вербовщики монтерий — покупали индейцев в деревенских тюрьмах, уплачивая алькальду или другому правительственному чиновнику — почтмейстеру, телеграфисту, статистику — штраф, наложенный на заключенного. Ведь любой чиновник рассматривал штрафы, наложенные на индейцев, как основную статью своего дохода. Поэтому стоило вербовщику внести сумму штрафа, и ему охотно выдавали индейца; а вербовщик мог, в свою очередь, беспрепятственно продать выкупленного им индейца на монтерию. На монтерии индеец обязан был прежде всего отработать внесенный за него штраф, затем деньги, и немалые, которые полагались вербовщику как комиссионные, и, наконец, налог, которым облагалось заключение контрактов. Только после погашения всех этих «долгов» индеец мог рассчитывать хоть на какой-то заработок.

Койоты пытались ловить людей так, чтобы тратить поменьше, а заработать побольше. Они, например, никогда не выкупали индейцев, содержавшихся в тюрьмах, а внезапно появлялись в небольших селениях, врывались ночью в карсель и силой уводили заключенных. Наутро местный чиновник, придя в тюрьму, обнаруживал, что двери взломаны, а заключенных нет; как и все жители деревни, он тут же приходил к выводу, что заключенные совершили побег или что их освободили друзья. Даже родные исчезнувших не ждали, что беглецы вернутся назад, — ведь тогда им пришлось бы платить дополнительный штраф. Так эти люди пропадали навеки.

Каждый рабочий с монтерии, у которого истекал срок контракта, больше всего на свете боялся койотов. О проделках койотов в лагере ходило бесчисленное множество рассказов, и каждый пеон был твердо уверен, что нет такого преступления, такой подлости, на которые не пошел бы койот, если надо поймать рабочего, уходящего с монтерии. Пеоны знали, что только смерть или самоубийство могут их оградить от происков койотов.

Нет на земле страны, где бы «койотизм» так сосал кровь из народа, как в Мексике.

Койоты орудовали там не только на монтериях. «Койотизм» проник во все сферы хозяйственной, политической и даже личной жизни мексиканцев. Крупные койоты занимали посты генералов, министров, губернаторов, мэров, начальников полиции и даже директоров больниц. И не приходится удивляться, что самые мелкие койоты рассматривали монтерию как свою вотчину и что никто в стране не решался с ними бороться.

Вот из-за этих-то койотов Селсо решил не говорить никому, что он навсегда покидает монтерию. Кроме того, он опасался и начальника отряда. Селсо заметил, что начальник обращается с ним неплохо — ставит его на выгодную делянку и указывает лучшие деревья. Видно, начальник считал Селсо хорошим работником и хотел удержать его в своем отряде на несколько лет.