5 Но и всех беспристрастней и радушней.
Если он наизусть тебя запомнит,
Ни завистников фырканья не бойся,
Ни злосчастной оберткой стать макрели.
Коль осудит, сейчас же на прилавки
10 Ты ступай к продавцам соленой рыбы,
Раз годна лишь мальчишкам для каракуль.
87
Рядом с собою всегда ребенка, Фабулл, твоя Басса
Держит, игрушкой его и утешеньем зовя.
Но удивительней то, что детей она вовсе не любит.
Так для чего это ей? Ветры пускает она.
88
Не отдарил ты меня ничем за мой скромный подарок,
А уж сегодня все пять дней Сатурналий прошли.
Ну, хоть бы скрупулов шесть серебра мне Септиция дал ты,
Хоть бы платок, что тебе плакса клиент преподнес,
5 Хоть бы сосуд, что от крови тунцов из Антиполя красен,
Или же дал бы мне смокв мелких сирийских горшок,
Хоть бы пиценских маслин прислал ты мне в плоской плетенке,
Чтобы потом говорить, будто меня не забыл.
Можешь других обмануть ты словами и милой улыбкой,
10 А для меня навсегда будешь притворщиком ты.
138
89
Ну довольно тебе, довольно, книжка:
Докатились уж мы до самой скалки,
Ты ж все дальше вперед идти стремишься,
И последний листок тебя не сдержит,
5 Так, как будто не кончено с тобою,
Хоть покончено прямо с первых строчек.
И читатель уже ворчит усталый,
И писец даже мой и тот уж просит:
«Ну, довольно тебе, довольно, книжка!»
КНИГА V
1
Это — тебе, на холмах ли теперь ты Палладиной Альбы,
Цезарь, где Тривию ты, где и Фетиду ты зришь,
Или ответам твоим внимают правдивые сестры,
Где в подгородной тиши сонная плещет волна,
5 Иль полюбилась тебе дочь Солнца, иль мамка Энея,
Или целебный родник Анксура светлого вод,
Шлю я, о верный оплот государства и счастие наше:
В благополучье твоем милость Юпитера к нам.
Только прими, и подумаю я, что ты все прочитаешь,
10 И, легковерен как галл, буду гордиться тогда.
139
2
Вам, матронам, и юношам, и девам,
Мы страницы вот эти посвящаем.
Ты же, тянет кого к бесстыдным шуткам
И кому по душе их непристойность,
5 Ты игривых прочти четыре книжки.
В этой пятой, — забавы для владыки;
И Германик ее, не покрасневши,
Пред Кекроповой девой прочитает.
140
3
Дегис, который живет близ берега, ставшего нашим,
От покоренных глубин Истра пришедший к тебе,
Цезарь, был поражен лицезреньем хранителя мира
И, говорят, обратясь к свите, воскликнул он так:
5 «Мне благосклонней судьба, чем брату, коль вижу воочью
Бога, которого он может лишь издали чтить».
141
4
Несет вовсю от Мирталы вином вечно,
Но листья, нам в обман, жует она лавра,
К вину не воду подбавляя, а зелень.
И всякий раз, как покрасневшей и вспухшей
5 Ее ты повстречаешь где-нибудь, Павел,
Сказать ты можешь: «Напилась она лавра!»
142
5
Красноречивейший Секст, Палатинской блюститель Минервы,
Где наслаждаешься ты гением бога вблизи, —
Ибо дано тебе знать зарождение мыслей владыки
И сопричастником быть дум сокровенных вождя, —
5 Книжкам и нашим ты дай, пожалуйста, где-нибудь место:
Там, где находится Марс, или Педон, иль Катулл.
С «Капитолийской войной», поэмой небесною, — рядом
Будут Марона стихи — Музы трагической дар.
143
6
Коль не тяжко вам, Музы, и не трудно,
Так Парфению вашему скажите:
«Да продлится твой век и будет счастлив,
И при Цезаре жизнь свою ты кончишь,
5 Всем на зависть всегда живя в довольстве!
Пусть твой Бурр возрастет отца достойным!
Свитку робкому, краткому позволь ты
За порог перейти дворца святого.
Светлый час ведь Юпитера ты знаешь,
10 Час, когда его лик сияет кротко
И когда он ко всем нисходит просьбам.
Да и просьб-то чрезмерных ты не бойся:
О большом или трудном не попросит
Свиток в пурпуре, с черными рожками
15 И обмазанный весь кедровым маслом.
Не давить ведь его, держать лишь надо,
Точно ты ничего не предлагаешь».
Коль сестер девяти владыку знаю,
Сам он книжку пурпурную попросит.
7
Как обновляет пожар огнем ассирийские гнезда,
Если минуло уже Фениксу десять веков,
Так же и Рим молодой сложил свою ветхую старость,
И на защитника он стал походить своего.
5 Я умоляю: забудь, Вулкан, о давнишней обиде!
Сжалься: хоть Марс нам отец, но и Венера нам мать.
Сжалься, отец: и тебе лемносские цепи супруга
Резвая пусть извинит, кротко тебя полюбив!
144
8
Господина эдикт и бога Рима,
Что опять закрепил ряды скамеек,
Где бы всадники лишь одни сидели,
Начал было хвалить в театре Фасис,
5 Фасис в красном пурпурном одеянье
И с лицом от надменности надутым:
«Наконец-то сидишь теперь с удобством
И достоинство всадников вернулось;
Нас толпа не теснит и не марает!»
10 Но когда, развалившись, так болтал он,
Этим пурпурным наглым одеяньям
Вдруг Леит приказал убраться с места.
145
9
Недомогал я, но тут ко мне, нимало не медля,
Ты появился, Симмах, с сотней своих школяров.
Начали щупать меня сто рук, ледяных от мороза:
Без лихорадки, Симмах, был я, а вот и она.
10
«Как объяснить, почему живым отказано в славе
И современников чтит редкий читатель своих?»
В зависти кроется тут, без сомнения, Регул, причина:
Предпочитает она новому старое все.
5 Неблагодарных, влечет нас к древней сени Помпея,
Хвалят всегда старики плохонький Катула храм.
Энния, Рим, ты любил читать при жизни Марона,
Над Меонидом самим век издевался его;
С рукоплесканьем венок доставался редко Менандру,
10 Да и Назон был одной только Коринне знаком.
Вам же, о книжки мои, совсем торопиться не надо:
Если по смерти придет слава, то я не спешу.
146
11
И сардоникс, и смарагд, и алмаз, и топаз украшают
Кольца на пальце одном нашего Стеллы, Север.
Много камней на перстах у него, а в стихах еще больше
Блеска. Вот почему руку украсил он так.
12
То, что Масклион гордо шаткий камень
Балансирует, шест на лоб поставив,
Иль что Нин-великан, напрягши мышцы,
Семь или восемь мальчишек поднимает,
5 Представляется мне не трудным делом,
Раз всего на одном каком-то пальце
Целых десять девиц мой Стелла носит.
13
Беден я, Каллистрат, и всегда, признаюсь, был я беден,
Но безупречным во всем всадником я остаюсь.
Все и повсюду меня читают, и слышится: «Вот он!»
То, что немногим дала смерть, подарила мне жизнь.
5 А у тебя-то на сотню колонн опирается кровля,
Доверху полон сундук нажитым в рабстве добром;
С нильской Сиены полей ты обширных имеешь доходы,
Множество стад для тебя галльская Парма стрижет.
Вот каковы мы с тобой, но быть, чем я, ты не можешь,
10 Стать же подобным тебе может любой из толпы.
14
Всегда Нанней привык сидеть в ряду первом,
Когда любое место мог занять всякий,
Но, два-три раза согнан, перенес лагерь
И, примостившись посреди самих кресел,
5 За Гаем и за Луцием сидит третьим.
Оттуда голова под колпаком смотрит
И гнусно на спектакль глядит одним глазом.
Но снова, жалкий, выгнан, он в проход вышел,
И, кое-как присевши на скамью с края,
10 Он поместился так, что не поймешь сразу:
Коль всадник глянет, — сидя, коль Леит, — стоя.
15
Пятая книга уже моих шуток, Август, выходит,
И не пеняет никто, что он стихами задет.
Многие, наоборот, читатели рады, что имя
Их я прославил и тем увековечил его.
5 «Но, хоть и славишь других, тебе-то какая в том польза?»
Пользы, пожалуй, и нет, но… мне приятно писать!
16
Что не серьезное я, — хоть к нему и способен, — а шутки
Предпочитаю писать, ты, друг-читатель, виной.
Ты ведь читаешь мои и по Риму стихи распеваешь,
Но ты не знаешь, чего стоит мне эта любовь.