Читать интересную книгу Маленькое личико - Софи Ханна

– Я видела Флоренс один раз, как только она родилась, – отвечает Вивьен, – и тотчас улетела с внуком во Флориду. Перед возвращением я успела поговорить с Элис. Она думает, что ребенок в нашем доме – не Флоренс, и я отнеслась к ее словам серьезно. Память выкидывает фокусы, сержант Зэйлер, – вы, несомненно, это знаете. Единственный способ проверки – это анализ ДНК.

С виду Вивьен спокойна, но в душе у нее, наверное, все трясется и волнуется, как и у меня. Кажется, будто мой мозг непрестанно колют ножом, превращая в кашу. Но мы обе остаемся вежливыми и сдержанными – маскируемся.

– Похож ли ребенок в «Вязах» на того, которого вы видели в больнице? – спрашивает Саймон.

Его предупредительность особенно приятна после бесцеремонности сержантши.

– Это ни к чему, констебль, – фыркает Зэйлер. – Нет оснований думать, что совершено преступление.

Обернувшись к Саймону, она бормочет что-то вроде «слить».

– Да, очень похож, – отвечает Вивьен.

– Ну еще бы, – прорывает меня. – Этого я и не отрицала.

– Не хотите ли сообщить еще одну плохую новость, констебль? – наседает сержант Зэйлер.

Саймону явно этого не хочется, о чем бы ни шла речь, а Зэйлер не терпится выставить его жупелом.

– Мой детектив проглотил язык. Что ж, тогда я скажу сама. Миссис Фэнкорт, вы отдали нам кассету с фотопленкой.

– Да.

Я подаюсь вперед. Вивьен мягко удерживает меня за локоть.

– Пленка испорчена. Как нам сказали, она засвечена. Ни один кадр не получился. К моему прискорбию.

В ее голосе ни намека на прискорбие.

– Что?! Нет!

Я вскакиваю. Мне хочется влепить оплеуху этой надменной, наглой, самодовольной Зэйлер. Она не представляет, каково мне сейчас, и даже не пытается войти в мое положение. Человек, настолько чуждый состраданию, не имеет права работать на такой должности.

– Но это же были самые первые снимки Флоренс. Теперь у меня даже нет… Господи…

Я падаю на стул и крепко сцепляю руки. Ни за что не позволю себе расплакаться на глазах у этой стервы.

Невыносимо думать, что я так и не увижу тех снимков. Хотя бы разок. Дэвид снял нас с Флоренс – щека к щеке. И как я целую ее в макушку. Крошечные пальчики Флоренс сжимают большой палец Дэвида. Флоренс отрыгивает на колене у медсестры: потешная рожица – будто зевает. Крупным планом – ярлык на ее кроватке-кювете: розовый слон с бутылкой шампанского. На животе синей ручкой: «Девочка. Мать: Элис Фэнкорт».

Я спешу отогнать эти воспоминания, пока они меня не раздавили.

– Очень странно, – замечает Вивьен и хмурится. – Ведь и я сделала в тот день несколько снимков Флоренс на новый цифровой аппарат.

– И что? – мгновенно реагирует Саймон.

Его начальница изображает полнейшее безразличие.

– То же самое. Во Флориде я обнаружила, что все они стерты. Но остальные снимки на месте. Исчезли только фотографии Флоренс.

– Что-о?!

Она говорит мне об этом только сейчас, в присутствии двух полицейских? Почему не рассказала, когда я сообщила о пропаже Флоренс? Потому что рядом был Дэвид?

Цифровой аппарат я подарила Вивьен на день рождения. Обычно она в штыки принимает все «новомодное», но этот подарок приняла, чтобы сфотографировать внучку. И долго морщила лоб над инструкцией, гордо отказываясь признать, что ее пугают многочисленные пункты и подпункты, и твердо решив выйти победительницей в схватке с высокими технологиями. Она отвергла помощь Дэвида, хотя могла бы сберечь кучу времени.

В детстве родители часто говорили Вивьен, что нет на свете такого дела, с которым она не справится, и она это накрепко усвоила. «Так в человеке воспитывается уверенность», – объясняла она мне.

– Невероятно, – бормочет она, на миг забывшись.

– Ну, теперь-то вы признаете, что творится нечто странное? – спрашиваю я. – Разве бывают такие совпадения: фотографии исчезли сразу в двух аппаратах? Это же улика! – взываю я к сержанту. – Файлы стерты, пленка засвечена – ни одной фотографии Флоренс.

Сержант вздыхает.

– Это вы так видите. Но боюсь, ни один полицейский следователь и ни один суд не примет такой улики.

– Акушерка Черил Диксон подтверждает мои слова, – кричу я, чуть не плача.

– Я читала ее показания. Она говорит, что не уверена и не может сказать точно. Она каждый день видит десятки младенцев. На вашем месте, миссис Фэнкорт, я бы обратилась к врачу – пожалуй, это правильнее. Мы в курсе, что у вас была депрессия.

– Не передергивайте! Тогда у меня погибли родители! Это было горе, а не депрессия.

– Вам выписали прозак, – невозмутимо гнет свое сержант Зэйлер. – Возможно, вам и теперь необходимо лечение. Послеродовая депрессия – очень распространенное заболевание, и здесь нет ничего постыдного. Бывает, она затрагивает…

– Одну минуту, сержант. – Вивьен всегда перебивает столь учтиво, что, если тотчас не замолчать, выставишь себя грубияном и невежей. – Элис права насчет фотографий. Ведь история невероятная. Чтобы это случилось сразу с двумя фотоаппаратами? До сих пор у меня ни разу не стирались снимки.

– И у меня, – спешу добавить я, чувствуя себя трусихой, примазавшейся к поступку храброго и сильного товарища.

Сержант Зэйлер чуть раздувает ноздри и кривит губы, подавляя зевок.

– Бывают разные совпадения. – Она пожимает плечами. – И вряд ли это достаточный повод для расследования.

– Вы тоже так считаете, детектив Уотерхаус? – спрашивает Вивьен.

Хороший вопрос. Саймон пытается сохранить непроницаемую мину.

– Миссис Фэнкорт, здесь я – старший по званию, и именно я решаю, что оснований заводить дело нет. Теперь, если хотите, можете дать показания констеблю Уотерхаусу, но на этом, должна предупредить, все закончится. Вы же не станете отрицать, что мы и так более чем терпеливо отнеслись ко всей этой вашей истории.

– Нет, стану, сержант Зэйлер.

Вивьен поднимается из-за стола, словно министр в парламенте, готовый разгромить оппонента. Я радуюсь, что у меня такая союзница.

– Напротив, я еще никогда не видела, чтобы кто-нибудь так спешил. В прошлый раз, насколько я помню, вы тоже куда-то торопились. Вы предпочитаете сделать плохо, но успеть побольше и поставить галочки, вместо того чтобы как следует разобраться хоть с чем-нибудь. Я сожалею, что констебль Уотерхаус вам подчиняется. Будь иначе, мы бы все только выиграли. А теперь мне хотелось услышать бы имя того, кому подчиняетесь вы, чтобы направить жалобу.

– Ради бога. Инспектор Джайлз Пруст. Только не забудьте упомянуть, что у вас серьезные основания для возбуждения дела: два раздолбанных фотоаппарата и тяжелая паранойя недавней роженицы, – с каменным лицом чеканит Зэйлер.

– Тогда я оформлю показания миссис Фэнкорт? – вмешивается Саймон, пока обстановка не накалилась еще больше.

Он бросает на сержанта недовольный взгляд, его явно коробит от беспричинной враждебности начальницы, но он не вправе упрекать старшего по званию, так что остается лишь злиться. Я гадаю, союзник мне Саймон или я все это придумала и приписываю ему мысли, которых нет и в помине? Ведь у меня уже были воображаемые друзья.

– Я это так не оставлю и выясню правду – с вашей помощью или без нее, – продолжает Вивьен. – Внуки для меня – все, понимаете, сержант? Я живу ради своих близких.

И это правда. Вивьен могла бы достичь больших высот в любой профессии, но она не стремилась в премьер-министры, в генералы полиции или в королевские адвокаты[15]. Однажды она призналась мне, что мечтала только о двух титулах: матери и бабки. «Если человеку повезет с карьерой, – сказала мне она, – то пять дней в неделю его окружают люди, которые его уважают и ценят. Но если твое призвание – семья, ты ежедневно в окружении тех, кто тебя ценит, уважает и любит. По-моему, это небо и земля. Моя мать никогда не работала, – добавила она, – и мне бы очень не нравилось, если б она не сидела дома».

Однако семья – это вовсе не один человек с цельным характером. Семья, в том числе у Вивьен, – это несколько разных людей со своими запросами. И далеко не всегда можно одинаково доверять и помогать всем. Порой приходится выбирать между зятем и внуком, мужем и дочерью, сыном и невесткой.

Вивьен тоже считает, что исчезновение фотографий не могло быть совпадением, но я не знаю, довела ли она свои подозрения до логического конца. Возмутившись поведением сержанта Зэйлер, Вивьен заговорила о другом. Скоро ли она осознает, что, если это не случайность, значит, кто-то намеренно уничтожил фотографии Флоренс? Тот, у кого были мотивы и возможности. Как у Дэвида.

14

4.10.03, 15:15

Саймон сидел в приемной Спиллингского центра альтернативной медицины. Он уже поговорил с рефлексологом, иглотерапевтом и специалистом по рэйки[16], а теперь разглядывал книжные корешки за стеклянными дверцами шкафа. Заглавия не вызывали ни малейшего желания подойти и полистать. «Исцели себя сам», «Духовный путь к просветлению». Саймона не влекло ни исцеление, ни просветление, почерпнутое из потрепанной книжки с пожелтевшими страницами и мягкой обложкой. Его не убеждала теория, которую впаривало большинство альтернативных знахарей, будто одухотворенность – кратчайший путь к счастью. Он считал, что как раз наоборот: чем богаче внутренний мир человека, тем больше ему приходится страдать.