Читать интересную книгу Ожерелье голубки - Ибн Хазм

Я сказал об этом:

До судьбы моей была у меня нужда — сочетало ее отдаленье с Юпитером,И привел ее Аллах ко мне по милости, но только лишь она приблизилась на полет камня,Отдалил он ее от меня, и как будто она не являлась глазам и видна не была.

Я сказал еще:

Приблизилась надежда, и протянул я, чтоб взять ее. руку, но отвернулась она, направляясь к небесным воротам.И стал я лишенным надежды, а был я уверен, и пребывает надежда со звездами, а она близ меня обитала.И был я внушавшим зависть, а стал я завистником, и надеялись на меня, а теперь я сам надеюсь.Такова уж судьба с возвращеньем своим и движеньем — пусть не питает доверья к судьбе тот, кто разумен.

Затем следует разрыв из ненависти, и тут заблуждаются сказания, и истощаются ухищрения, и великим становится бедствие. Вот что оставляет умы смущенными, и тот, кого поразила такая беда, пусть присматривается к возлюбленному его возлюбленной и стремится к тому, что приятно любимой, и надлежит ему избегать того, что, как он знает, любимой неприятно. Иногда это смягчает любимую к любящему, если любимая из тех, кто знает цену согласию и тому, что ее желают, а кто не знает цены этому, того нет надежды вернуть, — напротив, твои добрые дела для него проступки. И если не может человек вернуть любимую, пусть стремится он к забвению и пусть взыскивает со своей души за беды свои— и неудачи и старается достичь желаемого, каким только возможно способом. Я видел человека с таким свойством, и скажу об этом отрывок, который начинается так:

Послан в испытание мне человек, — когда бы поставил я перед ним смерть, наверное молвил бы он: — О, если бы был я в могиле!

Оттуда же:

Не виновен я, если гоню своих верблюдов к водопою, а жизнь делает дурным мое возвращенье.Что за дело солнцу, светящему на заре, если не замечают его слабые зрением?

Я говорю:

Как ужасна разлука после близости, как прекрасна близость после разлуки!Таково изобилие после бедности, и бедность, что приходит к тебе после изобилия.

Я говорю еще:

Известные свойства твои двояки, и жизнь в тебе сегодня двойная.Подобна ты ан-Нуману в прошлом — ведь было у ан-Нумана два дня:День благоволения — в нем для людей отрада, и день гнева и враждебности к людям [84] .День милости твоей достается другому, а мой день от тебя — день зла и разлуки.Но разве любовь моя к тебе недостойна того, чтобы воздала ты за нее милостью?

Я скажу еще отрывок, где есть такие стихи:

О ты, в ком нанизана вся красота, как нанизан жемчуг в ожерелье, -Отчего это гибель приходит ко мне от тебя с умыслом, когда лик твой — взошедшая звезда счастья?

И еще скажу я поэму, которая начинается так:

Час ли это прощанья с тобой или час собранья [85] ; ночь ли разлуки с тобой или ночь воскресенья?А разлука с тобой — наказание ли единобожника — оно кончится и надеется он на день встречи [86] — или муки людей нечестивых?

Оттуда же:

Да напоит Аллах дни, что минули, и ночи — напоминают они ненюфары, блестящие, расцветшие.Листья их — дни, что прекрасны и ярко сияют; стебель их — ночи, что сокращают нам жизнь.Мы наслаждались ими, живя в дружбе и близком общенье; уходили дни — мы не знали, приходили — не знали мы также.А за ними настало для нас время — похоже оно, несомненно, на прекрасную верность, которой пришла вслед измена.

Оттуда же:

Не отчаивайся, о душа! Быть может, вернется к нам время, и к нам обратится лицом, не спиною, оно.Так возвратил, милосердый, обратно власть роду Омейи, ищи же защиты, душа, у стойкости ты и терпения.В этой поэме восхваляю я Абу Бекра Хишама ибн Мухаммада, брата повелителя правоверных Абд ар-Рах-мана аль-Муртады [87] , — помилуй его Аллах!

Я скажу еще:

Душа не объемлет ли в нас всего, что далеко иль близко, хоть она за преградой груди?Так и вся жизнь — она тело, а любимая в жизни — дух ее, охвативший в ней все; если хочешь, распытывай это.

Оттуда же:

Ее дань доставляют к ней и милость, но, когда она ее от них примет, отвечают ей благодарностью.Так и всякий канал на земле, — хоть до краев он полон водою, все же изольется она в пучину морей.

Глава о верности

К числу похвальных склонностей, благородных " свойств и достойных качеств в любви и в другом относится верность. Поистине, это сильнейшее доказательство и самое ясное свидетельство хорошего происхождения и чистоты стихии, и верность бывает различна, сообразно различию, обязательному для тварей. Я скажу об этом отрывок, где есть такой стих:

Дела всякого мужа вещают о стихии его, и самая вещь избавляет тебя от нужды искать ее след.

Оттуда же:

Видишь ли ты когда-нибудь, чтоб олеандры взрастили виноград, и собирают ли пчелы в улья свои сок мирры?

И первая степень верности, чтобы был верен человек тому, кто ему верен. Это обязательная заповедь и непременный долг любящего и любимой, и отступает от него лишь скверный по природе — нет ему благой доли в будущей жизни, и нет в нем добра! И если бы не отказались мы в этом нашем послании говорить о качествах женщин и природных их свойствах, и о притворстве их, и о том, как усиливается естественное от притворного и исчезает неестественное при отсутствии природного, — право, добавил бы я в этом месте то, что надлежит поместить в подобном ему. Но мы намеревались говорить лишь о том, что я хотел высказать о делах любви, и только, а дела эти весьма долгие, ибо речь о них очень разветвляется.

Рассказ

Вот ужасное проявление верности в этом смысле, которое я наблюдал, и устрашающее по обстоятельствам — это история, виденная мною воочию. Я знал одного человека, который согласился порвать со своей возлюбленной, самой для него дорогой среди людей, и хотя смерть казалась ему слаще, чем разлука с ней на одну минуту, это было ничто в сравнении с сокрытием тайны, ему доверенной. И возлюбленная обязалась жестокими клятвами, что никогда не заговорит с любящим и между ними не будет никакого дела, или влюбленный откроет ей эту тайну, и, хотя доверивший ее был в отсутствии, любящий отказался от этого, и продолжал один скрывать, а другая — держаться в отдалении, пока не разлучили их дни.

Затем следует вторая степень — это верность тому, кто изменяет. Она относится к любящему, а не к любимой, и нет для возлюбленной здесь пути, и это для нее не обязательно. Это положение, которое может вынести лишь человек стойкий и сильный, с широким сердцем, свободной душой, великой рассудительностью, значительным терпением, правильным суждением, благородным нравом и безупречными намерениями. Тот, кто отвечает на измену подобным же, заслуживает упрека, но поведение, о котором мы упомянули прежде, значительно это превышает и далеко опережает. Предел верности здесь в том, чтобы не воздавать за обиду подобным же, воздерживаться от дурной оплаты делом или словом и не спешить, натягивая веревку дружбы, доколе возможно это, и есть надежда на благосклонность любимой, и уповают на ее возвращение, пока виднеется ничтожнейший признак того, что она вернется, и существует хоть слабый проблеск этого или можно отыскать этому малейший знак. Когда же наступит отчаяние и укрепится гнев, тогда избавишься ты от обмана, окажешься в безопасности от несчастья и спасешься от обид. И хотя воспоминание о прошедшем мешает утолить гнев из-за того, что случилось, соблюдение обязательства — твердая обязанность людей разумных — и тоска о минувшем и невозможность забыть о том, с чем покончено и чему истекло время, — самое устойчивое доказательство истинной верности. Подобное качество весьма прекрасно, и надлежит применять его при всех видах общения людей меж собою, как бы оно ни проявлялось.

Рассказ

Я помню одного человека из числа искренних друзей моих. Он привязался к одной девушке, и укрепилась между ними любовь, но потом девушка обманула его, и нарушилась их дружба, и стала известна повесть их, и печалился он из-за этого сильной печалью.

Рассказ

Был у меня один приятель, и дурными стали его намерения после крепкой дружбы, от которой не отрекаются. И каждый из нас знал тайны другого, и отпали заботы об осторожности; когда же мой друг ко мне переменился, он разгласил то, что узнал обо мне, хотя я знал о нем во много раз больше. А затем дошло до него, что его слова про меня стали мне известны, и опечалился он из-за этого и испугался, что я воздам ему за его скверный поступок тем же. И дошло это до меня, и написал я ему стихотворение, в котором успокаивал его и извещал о том, что не буду ему отплачивать.

Рассказ

Вот нечто подходящее к содержанию книги, хотя и не принадлежит к нему (предыдущий отдел тоже не относится к предмету послания и этой главы, но он с ним сходен, как говорили мы и условливались). Мухаммад ибн ал-Валид ибн Максир, писец, был со мной близок и предан мне во дни везирства отца моего — помилуй его Аллах! Когда же случилось в Кордове то, что случилось [88], и изменились обстоятельства, он выехал в одну из областей и сблизился с ее правителем, и возвысился его сан, и пришла к нему власть и хорошее положение. И поселился я в той стороне, при одной из своих поездок, но не воздал он мне должного, — напротив, его тяготило мое пребывание там, и он обошелся со мной дурно, как плохой друг.