Эйлин внесла чемодан в спальню и начала его разбирать. Когда очередь дошла до фотокамеры, она на минуту задумалась, затем вытащила пленку, схватила ключи и покинула квартиру. В супермаркете она сдала пленку в срочную проявку и печать и отправилась покупать продукты. К тому времени, как она купила все необходимое, фотографии были готовы.
Дома Эйлин первым делом достала конверт и стала просматривать фотографии. На большинстве из них был изображен Шон. Шон на беснующемся мустанге во время родео, Шон, бросающий веревку с петлей на корягу, перегородившую реку, Шон верхом на лошади. Эта фотография понравилась Эйлин больше всего. Она сфотографировала Шона, когда он не видел этого, поэтому он получился на снимке очень естественным. Эйлин подумала, что ей удалось уловить самую суть этого человека. Она решила увеличить эту фотографию.
Были еще снимки Бланш и Питера, лошадей, на которых она ездила, а также дома, конюшни и несколько пейзажей.
Вздохнув, Эйлин убрала фотографии в конверт, за исключением снимка, где Шон был изображен на лошади. У Эйлин больно сжималось сердце, когда она смотрела на него. Это фото, будь она умнее, надо было бы убрать подальше и никогда не доставать его, но иногда ей, видно, не хватало этого самого ума.
Эйлин прислонила фотографию к ножке настольной лампы и пошла в кухню.
— Можно же каким-то образом опять свести их! — горячилась Бланш.
Питер покачал головой.
— Они как масло и вода, которые никогда не смешиваются.
— Вздор.
— Я вижу, ты не отступишь, пока не добьешься своего, — сердито сказал Питер.
— Да. И знаешь что? — Бланш торжествующе улыбнулась. — Я напишу Эйлин письмо!
Питер нахмурился.
— Что ты еще задумала?
— Я? — Бланш захлопала ресницами, изображая невинность. — Как ты мог подумать!
— Да-да, ты. — Питер невольно улыбнулся.
— Проблема в том, что у меня кончились почтовые марки. Я попрошу Шона отправить это письмо, когда он поедет в город. Он купит там марку и наклеит ее на конверт.
— Не понимаю, чего ты этим добьешься, — проворчал Питер, и вдруг его глаза оживились. — О, все ясно!
— До тебя доходит, как до жирафа, — ласково пожурила его Бланш. — Решено, иду писать письмо.
Шон уставился на конверт, который протягивала ему Бланш. Он был адресован Эйлин Харт, адрес был написан крупными, жирными буквами. Шон прочитал его, зная уже, что никогда этот адрес не забудет.
— Будь любезен, Шон, отправь письмо, когда будешь в городе, — сладким голоском пропела Бланш.
— Не беспокойтесь, миссис О'Нейл, все сделаю.
Всю дорогу до Таркле Шон говорил себе, что тот факт, что ему теперь известен адрес мисс Эйлин Харт, не имеет ни малейшего значения. Он бы не пошел к ней, живи она даже по соседству с О'Нейлами. Она оставила его, а не наоборот.
Шон купил марки, опустил письмо в почтовый ящик и выбросил из головы все мысли об Эйлин. По воскресеньям он встречался со своей дочерью, и он никому не позволит портить ему этот день, — они и так слишком мало времени проводили вместе. Сев в машину, Шон поехал к своей бывшей жене Трейси.
Лиз выбежала из подъезда и бросилась в его объятия.
— Папа! Я скучала по тебе!
— Я тоже, котенок. Как поживаешь?
— Расту не по дням, а по часам. Мама купила мне новые туфли, потому что старые малы.
— И не только туфли.
Шон посмотрел поверх головы дочери, услышав знакомый голос.
— Привет, Трейси.
Шон отметил, что его бывшая жена все так же красива, как и раньше, когда они познакомились, — длинные светлые волосы, великолепная фигура и ярко-голубые глаза. Раньше они светились нежным блеском, когда Трейси смотрела на него, сейчас они были холодными как лед. Было время, когда Шон думал, что любит ее, — сейчас ему трудно было в это поверить. И еще труднее было поверить, что она любила его. Трейси, одетая в плотно облегающие брюки и в блузку с низким вырезом, выглядела очень сексуальной, и, когда она подошла к нему, соблазнительно покачивая бедрами, Шон проклял свое тело, моментально среагировавшее на ее чувственную притягательность.
Он достал из кармана деньги и протянул Трейси.
— Купи Лиз все, что необходимо. — Шон улыбнулся дочке. — Мы идем есть мороженое, а потом в кино. Я привезу ее в шесть.
После кино они зашли пообедать. Именно тогда Лиз задала свой главный вопрос:
— Когда ты вернешься и будешь жить с нами?
Она спрашивала об этом каждое воскресенье. Однажды Шон объяснил ей, что разведенные супруги не живут вместе. Он понимал желание девочки всегда видеть рядом обоих родителей, хотя знал, что она не могла помнить то время, когда они жили одной семьей. Лиз была слишком мала, когда Шон и Трейси расстались.
Поскольку Лиз отказывалась принимать слово «никогда» в качестве ответа на свой вопрос, Шон сказал то, что говорил ей всегда:
— Не знаю.
— На следующей неделе у нас в школе будет пикник. Ты приедешь?
— Обязательно.
— А ты можешь приехать на лошади? — спросила Лиз.
Шон улыбнулся.
— Я не уверен, что твоей учительнице это понравится.
— А если она разрешит, приедешь?
— Конечно.
Лиз просияла.
Когда она смотрела на него такими радостными глазами, Шон не мог ни в чем отказать ей. Он понимал, что, когда дочь станет постарше и научится использовать его любовь себе во благо, она может пустить его с сумой по миру.
Расставаясь с Лиз, он еще раз заверил ее, что приедет на школьный пикник.
Шон еще долго улыбался, гоня машину по шоссе, и, только когда он повернул на дорогу, ведущую к ферме, его мысли снова оккупировала Эйлин Харт.
Оставшиеся дни отпуска Эйлин посвятила прогулкам и посещению выставок. Вечерами она сидела в гостиной и подолгу смотрела на фотографию Шона, гадая, чем он сейчас занимается и вспоминает ли о ней.
Сама Эйлин то отчаянно скучала по нему, говоря себе: неважно, что он женат, что обманывал ее, лишь бы снова увидеть его, услышать его голос, почувствовать объятия его сильных рук и вкус его губ, то начинала люто ненавидеть Шона за то, что влюбилась в него, чего он не имел права допускать.
Эйлин сосредоточенно смотрела на телефон, она будто пыталась внушить бездушному аппарату, чтобы он зазвонил. Тогда бы она выплеснула на Шона всю свою злость и тоску, которые мучили ее со дня возвращения в Лондон.
Но как же Шон позвонит ей, если у него нет номера ее домашнего телефона? С другой стороны, если бы он захотел, то мог взять номер у Бланш. Да и вообще зачем ему звонить какой-то Эйлин Харт, когда у него такая красивая жена с изумительной фигурой и длинными ногами?
Эти ее вечерние посиделки неизменно оканчивались слезами и проклятиями в адрес Шона Келли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});