– Вот где, оказывается, зарыта собака по имени Я!
– А как же внешний мир? Это — лишь холст, на котором названная «собака» рисует то, что рождается от полноты душевной. И что в силу этого не может выглядеть ущербно, разрушительно…
– Внешний мир — мое производное, вторичное по отношению ко МНЕ. Столь же гармоничное, как и Я, в репертуаре которого нет песни: «Не будем прогибаться под изменчивый мир — пусть лучше он прогнется под нас». Я, умеющее только творить…
В таком раскладе универсальная модель деда Василя не работает. Нет и не может быть никаких документов, регламентирующих наш полет. А стало быть, нет и стимула к пересмотру инструкций и виз, замене их другими. На вольной дорожке нам не встретятся милицейские посты и пропускные пункты…
…если только мы сами не установим их.
Так вот, дорогой читатель, выясняется, что это — любимейшее послеобеденное занятие едоков. Зная о том, что памперсы весьма негигиеничны, мы тем не менее с азартом облачаемся в них в ожидании возможной диареи. На всякий пожарный. Ибо туалеты на дорогах, как правило, украшены табличкой «Переучет». В том же, что они, туалеты, есть первичная инстанция во вселенной, редко кто сомневается… ибо первый вариант мироустройства, оглашенный выше, застит очи.
Словом, несмотря на то что штанги нашего трамвая уверенно скользят по проводам, мы все же умудряемся периодически сбрасывать их. Симпотентные пристрастия сносят нас под уклон, побуждая шарахаться собственных теней, вовлекаться вновь в вызывающий отрыжку общепит. Мы опять оказываемся в окружении грозных уток, с которыми надобно сражаться или договариваться, у нас появляются соответствующие вторичные интересы, цели… В итоге, обвешанные рулонами туалетной бумаги, как Анка пулеметными лентами, начинаем привычный артобстрел.
Посмотрим же, как мы попадаем в эти разборки и как выйти из них без потерь.
Шпаргалка 9
Начав в свое время земное турне с подражания здешнему населению, мы укореняемся в этом статусе и полагаем себя зависимыми во всем от внешней среды. Суть такой жизни — в поиске согласия со средой, в принятии или противлении тем или иным нормативам, регламентам, ограничениям, предлагаемым ею.
Другой взгляд утверждает, что первично наше глубинное творческое побуждение. Внешние объекты «высвечиваются» нами только тогда, когда они созвучны этому побуждению. Мы обнаруживаем, что оно выражает и коренные интересы тех, с кем или чем мы пересекаемся. Нас объединяет внеличностная стихия творчества, которая упраздняет какие бы то ни было частные разногласия, противоречия. Говоря проще, мы не вмешиваемся со своим повседневным, «вчерашним» знанием в ситуацию, не исправляем ее, не навязываем ей себя и не подстраиваемся под нее, а создаем ее наново, будто рисуем мир сначала, без проб и ошибок.
* * *
В очередных главах книги будет рассмотрено, как и в связи с чем мы теряем эту перспективу свободного движения, каким образом реальный взгляд на свое положение в мире подменяется у нас искаженным. И что необходимо предпринять, чтобы вернуться в русло реальности.
Маска, я вас знаю!
Какое у тебя авто? «БМВ»? «Опель Омега»? «Тойота Королла»? А у нас — новейшая «Батман Тандю». Модификация «Плие» и «Антраше». Не слышал? Еще бы: супер-модерн! Легкость, грациозность, прыгучесть…
Хочешь убедиться? Сели, поехали…
Отличная дорога, зеленый ландшафт, упитанные утки… Но вот вдалеке… что это может быть? Неразборчивое что-то… пятно… Приближаемся… Ага, рекламный щит на столбе! Ну-ка, ну-ка… что там у нас сегодня? Подъедем поближе… еще… еще… Бубух! — боднулись… Ах, чтоб вас, понаставили тут… Ну мы вам сейчас… Доставай монтировку, друг, разнесем это безобразие в щепки!..
Вот примерная схема развития событий в типовом житейском шоу «Под прицелом». Нет нужды заботиться о своем будущем: в нас целятся, надежно, со знанием дела. И, сколько ни увертывайся от вездесущего следящего снайпера, пуля неизбежно достанется нашему лбу.
ЧИТАТЕЛЬ. Непонятно все же, откуда возьмется пуля? Каким образом на чистой трассе может появиться пятно?…
Ну, скажем, так. Представь себе, что ты получил сотню поздравительных писем в связи с юбилеем. Листаешь их в свое удовольствие… и вдруг среди этого вороха — невзрачный конверт. Странно… Вскрываешь: ты оштрафован за какую-то чепуху, к которой абсолютно не причастен. Да и фамилия не твоя… Но письмо-то пришло тебе! И вот отправляешься по указанному адресу доказывать, что произошла ошибка… Распускаешь язык — тебя задерживают. Руки распускаешь — дают срок…
Вернемся к завязке этой трагикомедии: как в массе приятных писем могло оказаться то, «роковое», затягивающее в игру? Точно так же, как возникла сама игра, игротека. Ведь очевидно же, что общепит существовал не всегда, кто-то его придумал, изобрел… И если мы однажды сворачиваем со своего дочеловеческого маршрута, соблазнившись здешними кухонными ароматами, — путь протоптан. В бочке меда вполне может появиться ложка дегтя (и не одна) как «приправа» к нашему безмятежному существованию. То есть с трассой ничего не случилось — как была себе, так и есть, никакой деготь не повлияет на ее вкусовые качества… Но мы-то, выбрав именно этот привкус, смакуя этот «деликатес», перекрыли им все другие свои ощущения. Он стал главной для нас, можно сказать, единственной мерой жизни, ее ценности, смысла, вожделенной нашей мечтой и неусыпным кошмаром…
Конечно, можно было бы вспомнить, что мы сами определили себе этого киллера, сами назначили место встречи. И коль скоро она не представляет для нас уже интереса, что мешает отмахнуться от пули, как от мухи, и выйти из зоны обстрела? Ведь видно же, без телескопов и микроскопов видно, что ничего загадочного, озадачивающего в этом городке аттракционов нет. Если же и возникнет какой-либо «невзрачный конверт», цепляющий наше внимание, достаточно мельком глянуть на поздравительные письма, рассыпанные кругом (они же никуда не делись!), — и он утонет в их океане…
Но — легко сказать: вспомнить, глянуть… Нами овладевает странная забывчивость. Банальные, тысячекратно обнюханные вещи вдруг начинают интриговать своей… непостижимостью, мы смотрим на них, как алкаш на себя в зеркале. И, естественно, настраиваемся на сюрпризы.
Как происходит это смещение в нашем сознании? В принципе, толчок для него задается с момента начала мутации, когда мы зависаем над Землей. Наше бесформенное Я входит в материнское лоно, эмбрион осторожно нащупывает, примеряет чуждую человеческую форму… Это своего рода подготовительный, ясельный» этап перед более активным погружением в общепит.
Следующий период — школьный»: промежуток между рождением и ростом, достижением подростковости. Экспрессивная «намотка» черт, правил нашего окружения, формирование личности, социального сознания. И опять-таки все это — как бы впервые, критериев «хорошо-плохо» у нас пока нет, опираться на нечто определенное трудно…
Далее. Обучение в общих чертах завершено, наступает короткий период шлюзования от детскости к взрослости — «переходный» (Хотя краткость этого этапа относительна: у некоторых он, как и предшествующие периоды, затягивается на всю жизнь.) В эти годы мы «перевариваем», усваиваем полученную информацию, долепливаем свой характер, подготавливаясь к встрече с кулинарной общиной на новой, наиболее протяженной по времени волне.
Эта волна вскоре захватывает и несет нас к берегу, за которым когда-то опустится занавес жизни. Идет житейский «практикум». Здесь уже назвать себя незнайками — язык не поворачивается: мы сами теперь претендуем на статус учителей. Окружающим предъявляется для копирования наша сложившаяся личность. Но среда не очень спешит примерить на себе предложенное: сплошь да рядом мы наталкиваемся на неожиданности, пытаемся найти к ним ключ… То есть и сейчас держим равнение на неведомое, непознанное.
Итак, приземлившись в этом бистро (кафе, ресторане, столовке, буфете — ненужное вычеркнуть), мы движемся в направлении: «Иду туда — не знаю куда, найду то — не знаю что». Получается, долбить стены лбом — предпочтительнее,
нежели проходить сквозь них, как сквозь воздух: таковы условия игрового контракта, подписанного нами. Тем не менее сколько бы мы ни уверяли себя, что шиш-кукиш — несусветное вселенское явление, распознать в нем конфигурацию из трех пальцев проще, чем… Что и имеет смысл делать, если мы намереваемся вылечиться от нелепой устремленности к суициду.
Универсальное же и радикальное лечебное средство здесь — самообгон. Дочитывание житейского детектива в ускоренном темпе. Правда, действие этого детектива может развиваться по-разному: загадка разрешается в две минуты либо сюжет растянут на несколько серий. В большинстве своем народ обожает именно сериалы, где все запутывается до такой степени, что, кажется, концов уже не найти…