Сирегар вздрогнул. Давно он не испытывал такого сладостного ужаса, когда страшно не от того, что твоя жизнь в опасности, а от неожиданной встречи с тайной, внезапно открывшейся тебе.
Он осторожно, как к ожившему покойнику, стал подходить к Василию.
Люди племени застыли, оглушенные происходящим. Сирегар уже готов был кричать от радости. Судьба приготовила ему бесценный подарок. Огромный человек, мужчина, может говорить на их языке. Значит, узнав его имя и сняв с него скальп, один из сыновей Сирегара станет воином и будет навеки защищен от злых духов.
Но раджа не спешил. Он прожил долгую жизнь и многое познал в ней. Сирегар не хотел лишать себя удовольствия узнать еще больше. Он решил сначала расспросить пленника обо всем, что тот знает, и лишь потом услышать его имя, подарив взамен смерть без мучений. Возможно, пленник знает какие-то неведомые радже любовные игры, вызывающие страсть. Он желал поскорее узнать об этом и поспешил объявить: «Кардила недостойна быть моей наложницей. Я отдаю ее в жены орангу путих на три дня. А потом мы устроим большую песту (праздник) и снимем с него скальп».
Кардилу тотчас увели, чтобы приготовить к брачной ночи.
А с Василия здесь же, на площади, сорвали грязную одежду, превратившуюся в лохмотья, и, ничуть не церемонясь, попросту швырнули в чан с водой, наполненный пахучими травами. Впервые за долгие месяцы скитаний по джунглям он испытал ни с чем не сравнимое блаженство. Силы возвращались к нему, и возвращалась надежда на побег. Мечты Василия оборвал грубый окрик воина, заставивший его оставить благодатную ванну. Те из жителей селения, кому выпала грязная работа — готовить пленника к брачной ночи, с удивлением рассматривали статное сильное тело. Они одели оранга путих в нарядную батиковую одежду и повели в хижину для новобрачных.
... Тусклый свет пробивался сквозь просветы в стенах, и Василий мог рассмотреть небогатую обстановку: посреди хижины лежала красивая циновка и расписное покрывало из батика, рядом стоял высокий глиняный кувшин, а в небольшой плетеной корзине — немного фруктов. Он взял кувшин и сделал несколько глотков. Пальмовое вино обожгло голодный желудок, но оживило силы. Не успел Василий осмотреть все вокруг, как в хижину втолкнули Кардилу. Ее черные глаза смотрели на него со страхом. Постепенно выражение их менялось. Перед ней стоял другой, преображенный пленник — молодой, статный, с трогательным, бесхитростным выражением непривычно светлых глаз.
Василий не отрывал от нее взгляда. В своей жизни он встречал немало женщин, но ни одна из них не вызывала в нем такого сильного волнения. Чем дольше он смотрел на Кардилу, тем тяжелее становились ее предчувствия. «Наверное, он хочет, чтобы я первая пришла к нему. Дикий обычай!» — подумала она, с отвращением вздрогнув, но не двинулась с места.
У тайного «глаза» застыл, завороженный, раджа.
Минуты слились для Кардилы в одно бесконечно тягостное ожидание. Ничего не подозревая, Василий отпил еще немного пальмового вина и с виноватой улыбкой протянул ей кувшин.
«Дикарь! — возмутилась она.— Уже считает меня своей женой». Как в беспамятстве, она сбросила с себя саронг и крепко зажмурилась. «Лучше мучения, чем неизвестность», — решила Кардила.
Василий никак не ожидал подобного. «Я для нее варвар,— с болью подумал он.— Пожалуй, она заставит меня пожалеть, что я еще не стал им».
Руки не слушались его, когда он поднимал саронг Кардилы и неловкими движениями пытался прикрыть ее. Пальцы почувствовали дрожь, колотившую девушку, и жалость, как внезапный удар хлыста, убила желание. Василий отнес девушку на циновку, бережно укрыл саронгом. Она так и не разжала глаз и, замерев, ждала. Взяв кувшин и немного фруктов, он отошел в дальний угол хижины.
«Сумасшедший!» — с восторгом воскликнул про себя Сирегар. Он готов был ворваться к ним, но его остановило странное выражение, исказившее лицо оранга путих. Не страсть, а страдание читалось на нем. Дикое, неразумное поведение пленника невероятно восхитило раджу и еще больше усилило интерес к нему.
В углу хижины, мрачно и сосредоточенно, Василий допивал кувшин с вином. На смену безразличию пришла жалость к себе, затем тихое негодование. Он выкрикнул несколько раз на малайском языке: «Дикари! Райская страна, населенная дикарями!»
Кардила отчетливо расслышала и поняла, о чем говорит огромный человек. От удивления она открыла глаза и немного приподнялась, чтобы получше рассмотреть его. Сидя к ней спиной, он что-то яростно шептал на уже непонятном ей языке. Одно настроение сменялось у него другим с невероятной быстротой, и по мере того, как исчезало содержимое кувшина, заметно улучшалось. Все энергичней мотал он головой и бормотал какие-то неразборчивые слова.
Неожиданно у него получилось странное подобие мотива. Вне себя от радости, раскачиваясь, как маятник, он встал и уперся руками в стены хижины. От изумления Кардила привстала, и это еще сильнее взбодрило Василия, нашедшего слушателя. Лихая матросская песня привела его в восторг. При этом он громко хлопал в ладоши, подбрасывая ноги в разные стороны, и вопил во всю мощь легких. Кардила закрыла уши и, не в силах больше сдерживаться, громко засмеялась.
Раджа, изумленный не меньше ее, не знал, как дождаться утра, чтобы дикарь повторил все это для него еще раз.
Когда первые лучи солнца прокрались в хижину, Василий с трудом открыл глаза. В стороне, завернувшись в саронг, спала Кардила. Неяркий свет играл в ее густых коротких волосах, высвечивал прекрасное лицо.
«Зачем я здесь, в этой адски душной стране? — спрашивал себя Василий, перебарывая усиливающуюся головную боль. — Чтобы понять их варварские обычаи, надо забыть обо всем, что окружало тебя прежде, или сойти с ума».
Глядя на Кардилу, он с болью подумал: «Зачем такое совершенство дано первобытному, коварному созданию?!» Василий смотрел на нее так долго, что доводы разума смолкали, а сердце билось с невероятной силой, оглушая его.
Сквозь полуприкрытые веки Кардила наблюдала за ним. «Какой позор иметь такое глупое лицо, где все читаешь без слов?! — с осуждением подумала она.— Вот уж поистине проклятье богов — родиться таким дикарем! Но он мне необходим, чтобы спасти наш род. Разве настоящий воин может так откровенно смотреть на женщину?! Он никогда не унизит себя этим!» — убеждала она себя, но не торопилась прерывать этот бесцеремонный, полный восхищения взгляд.
По тому, как дрогнули ее ресницы, Василий понял, что Кардила не спит, и быстро отвернулся в другую сторону. «Надо поскорее выбираться отсюда. Но без нее мне дорогу не найти, так что придется как-то договариваться». Чтобы привлечь внимание девушки, он негромко кашлянул, и она сразу открыла глаза.
— Не бойся,— прошептал он.— Как тебя зовут?
— Кардила.
— А меня — Ма...
— Нет,— решительно прервала его девушка.— Ты не должен говорить свое имя. Если Сирегар его узнает, то сегодня же убьет тебя, чтобы его сын стал воином.
— Надо бежать,— тихо сказал Василий.
— Да,— неуверенно согласилась Кардила.
— Как? Ты знаешь, как? — громче спросил он.
Наступила долгая пауза, и наконец Кардила сказала:
— Три дня к нам никто не войдет — таков обычай. Один раз в день принесут воду и еду. Мы должны сидеть вместе, закрывшись с головой этим покрывалом. Ты понял?
— Понял. Но зачем?
— Такой обычай, надо сидеть рядом,— терпеливо повторила она.— За эти дни мы все решим.
Василию хотелось о многом расспросить ее, но он видел скрытый испуг и недоверие к нему. Больше всего его беспокоило предчувствие, что у нее, судя по всему, есть какой-то свой, тайный замысел.
— Кардила,— не выдержал Василий,— ты тоже как они?!
В замешательстве она разглядывала его, не понимая, о чем хочет узнать оранг путих.
— Ты как раджа? — переспросил Василий.
— Да,— подтвердила Кардила.— Была.
Глаза огромного человека выражали смятение и ужас, и в который раз Кардила отметила про себя: «До чего же трудно говорить с дикарем!»
— Мой отец был раджа, но из другого племени. Он был врагом Сирегара. Понимаешь?
— Господи! — обрадовался Василий и вскочил со своего места, но, увидев испуг на ее лице, с неохотой отошел назад.— Значит, ты не людоедка?! — выпалил он и сам подивился глупости своего вопроса, но было поздно.
Не скрывая презрения, она отвернулась от него.
— Извини, я не хотел тебя обидеть,— поспешил заверить Василий.— Я не понял тебя сразу.
Они замолчали и вскоре услышали проснувшееся селение. Заплакали дети, женщины энергично стучали посудой, мужчины что-то оживленно обсуждали.
Резкий, отрывистый звук, похожий на внезапный хлопок, раздался совсем рядом с хижиной. Кардила моментально вскочила, схватила батиковое покрывало и села на циновку.