Читать интересную книгу Голубь и Мальчик - Меир Шалев

И вытащил из кармана свою записную книжку и записал в ней новое правило: «Голубь скрывается с глаз запускающего, когда он открывается глазам того, кто его ждет. — И добавил: — Это так, даже если этого не может быть!» — подчеркнул и вернул записную книжку в карман.

Девочку тревожило, не запоздает ли голубь с прилетом, потому что и у «да», и у «нет» могут быть последствия, которых нельзя предвидеть заранее. Она даже проговорила про себя напутственную молитву, слова которой, так она верила, взлетели вслед за голубем и сопровождали его в небе на небольшом расстоянии.

— Ты еще видишь его? — спросил доктор Лауфер.

— Да, — сказала Девочка.

— А мы уже нет.

— Потому что это я его запустила, а не вы.

И через две минуты сказала:

— Он долетел.

Доктор Лауфер спросил:

— Хочешь и дальше приходить сюда и помогать нам в голубятне?

— Я подумаю над этим, — сказала Девочка.

— От нас как раз ушла девушка, которая работала здесь шесть лет. Она тоже пришла к нам девочкой.

— Она тоже пришла с раненым голубем?

— Нет. Она пришла со своей мамой, просто так, погулять в зоопарке.

— И куда она ушла?

— Руководить новой голубятней в кибуце в Иорданской долине. Ты можешь начать у нас учиться и работать вместо нее. И приведи того молодого человека, который приходил с тобой.

Он нагнулся к ней и улыбнулся:

— Да или нет?

— Я подумаю, я спрошу своих родителей, и я сообщу вам.

Следующие три дня Девочка провела у себя на балконе. То и дело поглядывала на небо, и всякий раз, когда видела там голубя, у нее замирало сердце. Но доктор Лауфер был прав. Ее голубь не вернулся, и на четвертый день она пришла в зоопарк и сказала:

— Да, я хочу.

— А где твой приятель?

— Он не может. Он целый день учит английский. У него есть дядя в Америке, в Чикаго, и он хочет поехать туда учиться на врача.

— Жаль, — сказал доктор Лауфер. — Очень жаль. Но может быть, так и лучше.

— Это все из-за того, что вы сказали ему, — сказала Девочка, — что у него хорошая рука.

Вот так случилось, что в начале 1940 года один тель-авивский мальчик начал изучать анатомический атлас Корнинга и английский толковый словарь, а двое детей начали работать в двух голубятнях для почтовых голубей и учиться профессии голубятника — Девочка в зоопарке в Тель-Авиве, а Малыш — в кибуце в Иорданской долине. И так как в то время в Стране было мало голубятников, и все они были связаны с Хаганой, и все встречались время от времени на специальных семинарах по голубеводству, но главное, потому, что судьба, по ей одной известным причинам, того захотела, той Девочке и Малышу суждено было встретиться, а тому Мальчику суждено было поехать в Америку, выучиться там и потом вернуться в Тель-Авив.

Глава пятая

1

Между мною и близкими мне людьми — родителями, братом и женой — есть несколько отличий. О некоторых я уже говорил, о других расскажу сейчас: они — и она тоже — ощущают небо, что над их головой, и твердь, что у них под ногами, а я — бумажный змей с оборванной нитью. Они — особенно она — дерзают, а я — колеблюсь. Они — и, уж конечно, она — решают и делают, я же довольствуюсь желанием и надеждой. Как люди на молитве, как молоток, что раз за разом бьет в одну точку. Всегда теми же словами, всегда к тому же востоку. Со своими близко посаженными и темными глазами, со своей жаждой странствий и страхом перед переменой мест, со своими упованиями и боязнью их исполнения я порой кажусь единственным евреем в нашем семействе.

Род занятий в средней школе, где я учился, — с естественно-научным уклоном, в биологию, — выбрал для меня Папаваш, точно так же, как он выбрал и часть, в которой я проходил армейскую службу. По его настоятельному совету я пошел на курсы санитаров и благодаря его связям и своим успехам в учебе остался там инструктором. Он видел в этом мой первый шаг на пути к изучению медицины и наследованию его амбулатории — идея, которая меня чрезвычайно удивила. Я никогда не выражал желания стать врачом и не предполагал, что он прочит это будущее именно мне.

— А Биньямин? — спросил я. — Я думал, это он выучится и получит твою амбулаторию.

— У Биньямина, — Папаваш посерьезнел, почти помрачнел, — нет врачебного темперамента.

А когда я спросил, что же получит брат, если я унаследую амбулаторию, ответил:

— Не беспокойся за Биньямина, Яирик, он найдет себе богатую жену.

Но Биньямин пошел на медицинский факультет и женился на женщине, единственным приданым которой было веселое сердце и здравый ум, а я, напротив, пошел на курсы экскурсоводов при министерстве туризма. Так посоветовала мне мама.

— Не сиди в конторе, — сказала она, — лучше работать на воздухе, лучше возвращаться домой из разных мест. И кроме того, — пошутила она, — может, в каком-нибудь туристическом автобусе ты познакомишься с богатой американкой? Может, это не Биньямин ее встретит, а как раз ты?

— По какому праву? По какому праву она вмешивается? Мало того что ушла, так еще дает нам указания! — Папаваш поднялся, прошелся взад-вперед и сказал, сдерживая голос: — Ты можешь стать прекрасным врачом, зачем тебе возить туристов? — Он наклонился надо мной. — Рассказывать им всякие басни, водить их в магазины сувениров… Маленькие верблюды из оливкового дерева… Кресты из перламутровых ракушек… Ждать чаевых… И это же глупости, Яирик, насчет богатой туристки из Америки! Богатые туристки сидят на заднем сиденье «мерседеса-бенца» с шофером за рулем! Не в автобусе!

— Мама просто пошутила, — сказал я. — Она не говорила всерьез.

— Мне не нравятся эти шутки! — сердито сказал Папаваш. — Меня они не смешат.

Я подсчитал свои за-за и за-против, пошел в экскурсоводы и встретил свою богатую жену в точном соответствии с твоей шуткой — в туристическом автобусе. Если бы у меня хватило смелости, я бы по-ребячески сказал тебе: «Всё из-за тебя!». Но я опишу все, как оно было, не возлагая вину ни на кого: я возил туристов к христианским святыням и к замкам крестоносцев, рассказывал им всякие басни, водил в магазины сувениров и уже заработал себе хорошее имя и накопил, сначала в памяти, потом в маленькой запиской книжке, которую купил мне Папаваш — большой любитель записных книжек, все маленькие и все черные, — разные анекдоты и байки. И, кто знает, может, я бы продолжал так и дальше, но однажды в мой автобус вошла молодая и красивая американская туристка — я тогда еще не знал, что она к тому же и богата, — и села на заднем сиденье. Мои объяснения она слушала с большим вниманием. Иногда я чувствовал, что ее взгляд задерживается на мне, как будто оценивая и проверяя. После обеда она подошла ко мне и сказала, что ее зовут Лиора Киршенбаум и она хотела бы встретиться со мной после ужина.

Говоря по правде, я приметил ее еще раньше. Своим ростом и глазами она напоминала мне мать, и Папаваша, и брата одновременно, но была красивее их, и вдобавок на какой-то странный манер. Обычно ощущение красоты вызывают не только черты лица, но и тот свет, который оно излучает. У мамы были и лицо, и свет одновременно. У Тирцы не особенно красивые черты лица, но свет от нее исходит ослепляющий. Эта туристка вообще не излучала света, но все равно была очень красивой. И когда мы сидели с ней в тот вечер в вестибюле гостиницы, все удивлялись нашему виду, как, собственно, и должны удивляться люди, увидев такую девушку в обществе невысокого, темноватого, смущенного парня.

Водитель автобуса даже отпустил грубоватое замечание по поводу туристок, которые пытаются заигрывать с экскурсоводом, но у этой туристки на уме было совсем другое. Осенью, по ее словам, она собиралась вернуться в Израиль с несколькими приятелями-англичанами, молодыми людьми, которые располагают деньгами и временем и интересуются птицами, «и мы хотим, чтобы вы, мистер Мендельсон, провели с нами двухнедельную экскурсию на природе по следам перелетных птиц».

— У меня нет ни малейшего представления о природе, — сказал я, — особенно о перелетных птицах.

Она прикоснулась к моей руке:

— Вам не нужно знать никаких птиц и вам не придется ничего никому объяснять. Ваше дело будет найти и подготовить пункты наблюдения, организовать еду и ночлег, оборудовать и вести машину. Нас будет шесть человек, включая меня с вами.

У Папаваша был тогда знакомый — старый гинеколог, маленький, но воинственный и задиристый человечек и большой знаток птиц, vogelkundler на его языке. Я пошел к нему за советом, и он представил меня компании птицелюбов, все как один — старые йеке, вроде него, и куда более забавные и интересные, чем те птицы, которые были предметом их интереса.

Я рассказал ему о предложении, полученном от молодой американки, и он пригласил меня съездить с ними на наблюдательный пункт.

— Но она сказала, что мне не нужно знать птиц, — сказал я.