«Уйду, — крутилось в голове, — а князь разгневается и помощи не пошлет… Ой, что делать, что делать»? — слезы градом потекли из глаз.
Она в бессилии опустилась на пол.
— О Господи, за что Ты меня так наказываешь?! Помоги мне, пошли хоть одного человека, с кем я могла бы поделиться… — так, в слезах, она просидела до глубокой ночи. Не вышла и к ужину.
Князь вечером подозрительно посмотрел на супругу, внезапно насупился и просидел так до конца ужина.
У себя в опочивальне княгиня дала волю своему гневу. Она отпустила звонкую пощечину девице: ей показалось, что та неправильно поставила чувяки. Потом зло отчитала Флориху — за то, что та подала якобы недозревший квас. И наконец приказала позвать к ней Путшу.
Тот как-то боком, исподлобья поглядывая на госпожу, вошел в опочивальню.
— Ты чего такой сумрачный, будто бык на привязи?
— За что, матушка, ругать будешь? — вопросом на вопрос ответил верный слуга.
— Ай не за што? Я тебе говорила, чтобы ты присматривал за этой молодухой. А ты?
— Смотрю, — угрюмо ответил Путша.
— Смотришь? Так насмотрелся, что она, бесстыдница, скоро повесится на шею моему дураку! — взвизгнула княгиня и замахнулась на слугу.
Тот, прикрыв голову руками, подставил ей свою спину. Княгиня ожесточенно заколотила по ней.
— Спинища как чурбан, — жалобно промолвила она и затрясла отбитой ладонью.
Увидев, что гнев повелительницы прошел, Путша осмелел:
— Дозволь, матушка, бросить ее в темницу. Больше оттуда она у меня не вырвется.
— Еще рано, Путятушка, — вздохнула княгиня. — Подожди, близок тот денечек, — она загадочно улыбнулась. — А пока вот что… — и она стала что-то шептать ему на ухо, поглядывая с опаской на дверь.
Он слушал не мигая, стараясь запомнить каждое слово. Иногда кивал головой.
— А теперь ступай, — приказала княгиня. — Сколько раз я тебе говорила не называть меня матушкой!
— Все исполню, матушка… э-э… — Путша махнул рукой. — Не гневись: что тут засело, — он щелкнул себя по лбу, — колом не вышибешь.
Когда и утром за столом не оказалось Всеславны, князь вдруг гневно ударил ложкой по тарелке, та вдребезги разлетелась. Княгиня, сделав невинное лицо, пропела сладеньким голосочком:
— Что-то наша гостья занемогла, пойду погляжу.
Она встала и с видом глубокой тревоги поплыла к двери.
— Что приключилось, голубушка? — вкрадчиво спросила княгиня, войдя в опочивальню.
Всеславна сидела у окна. Глаза ее были красны от слез.
— Что с тобой, милая? Я так забеспокоилась… Не надо так убиваться. Вернется твой соколик. Ведь не на битву ушел. Вот мой путята, — она подчеркнула эти слова, — частенько пропадает в отъездах, но жив-здоров. О встрече думать надо. О встрече!
— Я не о нем, — нехотя выдавила из себя Всеславна.
Княгиня сделала большие глаза:
— Тогда о чем твоя печаль?
Всеславна отвернулась.
— Девонька, — запела хозяйка, — уж не мои ли слова тебя обидели? Выбрось из головы. Я уж и забыла. Разум что-то помутился. Иль другое что?..
Как бы ей хотелось услышать от гостьи успокаивающие слова! Но та по-прежнему упрямо молчала.
— Дорогая, — не отставала она, — мы все встревожены. Ты бы предупредила, что не можешь к нам выйти, и я велела бы доставить блюда к тебе в опочивальню.
— Благодарствую, княгиня, за твою заботу. Но, право, что-то я неважно себя чувствую.
— Я понимаю, — присела рядом княгиня. — Сердце твое разрывается на части. Беспокоишься о супруге, не оставляют мысли о брате. Всегда так у нас, у женщин. Часто и у меня душа болит. Один Ростислав сколько кровушки выпил! А другие? Роман — в Брянске, Юрий — в Тарусе, Симеон — в Глухове, а младшенький, Мстислав, в Карачеве сидит. Давненько их не видела. Как они там? Болит в груди у матери. — Она вздохнула. Глаза ее подозрительно заблестели. Княгиня даже стала вытирать их кончиком цветастой тряпицы.
Какое чуткое сердце не отзовется на материнскую боль! «Бедная княгиня, — подумала Всеславна. — У каждой из нас свои заботы… Тяжело и ей. А вчера она просто погорячилась…»
А та, ощутив перемену в настроении гостьи и поняв, что удалось вызвать у нее сочувствие, продолжала:
— Ростислав-то, горюшко наше, где сейчас скитается, одному Богу известно. Этот изверг Даниил прогнал его из собственной вотчины. Даже к родной матери, — княгиня всхлипнула, — путь заказал. А еще братом зовется.
— Успокойся, княгиня, все наладится. Проси Господа, Он милостив, позаботится о твоем сыне.
— Хоть ты не трави мою душу, — княгиня горестно вздохнула. — Почто заперлась, как сычиха? Мы все в тревоге. Я ведь тебе хотела подарочек сделать.
— Благодарю покорно, но не могу я принимать ваши подарки. Я уже и так не знаю, как отблагодарить вас с князем за вашу щедрость. Век ее не забуду. Так что прости, княгиня, но больше я подарков принимать ни от кого не буду.
Княгиня улыбнулась:
— Мой подарок ты примешь. Я хочу вернуть тебе твою служанку.
Мысль о возвращении Малуши, о которой она так быстро забыла, словно молния пронзила ее. Ей было и радостно, и стыдно. Радостно, что можно вновь увидеть свою ненаглядную подружку. И стыдно, что ни разу не вспомнила о ней. Малушу пришлось отпустить по убедительной просьбе ее жениха Брачислава, который хотел показать свою невесту родителям. Он добился согласия на свой брак от князя Всеслава, хитро увильнув от событий той злосчастной Купаловой ночи.
И вот теперь можно увидеть Малушу! Всеславна готова была забыть все обиды хозяйки.
— Не заставляй себя ждать. Еда стынет, — княгиня поднялась.
— Я сейчас, матушка.
…Путша явился через несколько дней. И не один. С ним была женщина. Она была в том возрасте, когда ее нельзя еще назвать старухой, но которая стоит на пороге этого. У нее было жирное одутловатое лицо. Недобрые раскосые глаза. Черные с отливом волосы кое-где были разбавлены начавшей появляться сединой. Вся она была грузная, неторопливая, с затяжной одышкой. Вот ее-то по приезде Путша сразу и привел к хозяйке. Они долго о чем-то шептались. Потом княгиня велела поселить женщину рядом с опочивальней Всеславны.
Как-то вечером эта странная гостья зашла к Всеславне.
— Слушай, голубка, — заговорила она грубым бесцеремонным голосом, — я видела о тебе плохой сон. Будто ты держишь в руках сокола, а он вылетел, и чья-то стрела пронзила его. К горю это, к горю.
Всеславна оторопела. Эту женщину она видела впервые. Как та могла видеть ее во сне?
— Но ты же меня не знаешь! — пересилив застенчивость, промолвила Всеславна.
— Ой, брось! У меня все сны сбываются. Верь мне. — И она, тяжело дыша, тотчас вышла.