Читать интересную книгу Суфражизм в истории и культуре Великобритании - Ольга Вадимовна Шнырова

и практически сотни милитанток. После вмешательства парламентариев и международной общественности условия содержания Э. Панкхерст и Петик-Лоуренсов кардинально изменились: их перевели в камеры первого разряда, что позволило им привезти в камеры свою мебель и постельное белье, заказывать еду в ресторане, носить собственную одежду, читать книги. Однако, как только выяснилось, что другим ничего из этого не было предоставлено, лидеры WSPU отказались от привилегий и объявили голодовку, к которой присоединились остальные находящиеся в тюрьме милитантки. Все руководители WSPU неоднократно бывали в тюрьме, держали голодовку, подвергались насильственному кормлению. Их личные переживания выносились на публику, страдания становились примером самоотверженности и самопожертвования, которому следовали другие суфражетки. В марте 1909 г. WSPU распространил среди своих членов копию письма находящейся в тюрьме Сильвии Панкхерст к матери, где она писала: «Я сражаюсь, сражаюсь, сражаюсь… Дважды в день вставляют трубки в пищевод. Они открывают мой рот ложкой, давя так сильно, что раскрошили мне зубы. Десны все время кровоточат, меня тошнит… И все же боюсь, что они могут уверять, что я не сопротивляюсь» [26].

Эммелин Панкхерст и ее дочери были, без сомнения, харизматическими лидерами, и культ их личностей, царивший в WSPU, во многом объяснялся выдающимися чертами их характеров. Восхищение «нашей дорогой миссис Панкхерст» звучит практически во всех мемуарах милитанток. Суфражетка Мэри Брэкенбери следующим образом описывает свои впечатления от первой услышанной речи Э. Панкхерст: «Я слегка опасалась того, что мне предстоит услышать и увидеть, но затем из переполненного зала на трибуну вышла маленькая усталая женщина и голосом, вызывавшим ассоциации с всеобъемлющим материнским чувством, стала говорить мягко и в то же время страстно о бедах женщин и детей и о нашем долге перед ними. „Мы хранительницы расы“, – сказала она, и слова достигли сердец всех, слушавших ее. „Хранительницы расы“ – это мы жаждали услышать всю свою жизнь… Мы до сих пор храним их в наших сердцах и видим перед собой великого Лидера, страстно ратующего за право женщины на обретение свободы для того, чтобы выполнить свою миссию. Можем ли мы когда-либо забыть это? Мы, видевшие, как она преодолевала все трудности, никогда не теряя чувства собственного достоинства, всегда оставаясь самой женственной из всех женщин, которых мы когда-либо знали» [27].

Однако далеко не все милитантки были самыми женственными из женщин. Та же Э. Панкхерст в «Записках суфражистки» неоднократно приводит примеры достаточно агрессивного поведения членов своего союза. Она описывает встречу премьер-министра Г. Асквита с группой суфражисток на Даунинг-стрит следующим образом: «Его изрядно потрепали и затолкали, пока полиции не удалось его выручить. Когда автомобиль тронул-ся с места, был брошен какой-то твердый предмет и разбил стекло. Другой министр – мистер Бирелл – неосторожно вмешался в самую толпу (пытаясь выручить Асквита. – О. Ш.), и я должна признать, что ему порядочно-таки досталось. Но неправда, будто женщины ушибли ему ногу; торопясь вскочить в автомобиль, он сам слегка зашиб ее» [28]. Именно такого рода эксцессы служили поводом для антисуфражистских карикатур, изображавших милитанток мужеподобными воительницами, бегающими по улицам с молотками.

Однако, несмотря на подобные столкновения, часто спровоцированные действиями полиции, в ходе милитантских кампаний постоянно подчеркивалось, что только сами женщины имеют право рисковать и жертвовать своей жизнью. Пострадать не должны были даже домашние животные. Поэтому во время кампании поджогов милитанткам предписывалось убедиться, что в выбранном помещении нет ни единого живого существа. Следует отметить, что даже когда милитантское движение набрало полную силу, сами суфражетки продолжали считать себя жертвами мужского деспотизма. Многие впоследствии отмечали, что участие в акциях поджогов или битья стекол давалось им с трудом, так как противоречило их природе и наклонностям, однако они шли на это во имя дела. С другой стороны, некоторые молодые женщины находили в подобных кампаниях революционную романтику и считали, что бросают вызов обществу.

Суфражистские организации по-разному относились к деятельности милитанток, но она неизбежно накладывала отпечаток на их стратегию и установки. Во многом под влиянием милитантства NUWSS активизировал свою деятельность, перейдя от закрытых приемов и собраний в гостиных к массовым акциям на улицах, которые по своему характеру практически не отличались от мирных акций WSPU и WFL. Для всех суфражистских организаций этого периода была характерна высокая степень вовлеченности членов, они обеспечивали социализацию женщин, формировали чувство корпоративной солидарности и в определенной степени избранности. Известный лейбористский историк Г. Ласки в лекции «Милитантский характер политики», прочитанной в ноябре 1932 г., отдавая дань радикальному направлению суфражизма, отмечал, что именно оно «научило женщин искусству солидарности… самопожертвованию во имя общественного блага… заставило мужчин признать важность идеи женской эмансипации» [29].

По-прежнему большую роль при вступлении в ряды суфражистского движения играла не партийная принадлежность, а личный опыт и семейные традиции. Так, Чарльз Роберт Дрисдейл был основателем Мальтузианской лиги[32] и первым начал читать женщинам лекции по медицине, Элис Викери, его возлюбленная и партнерша, сначала стала первой в Англии женщиной-химиком, а затем и врачом, их сын, Чарльз Викери-Дрисдейл, был почетным секретарем Мужской лиги за избирательные права женщин и публиковал работы о суфражизме, а его жена, Бесси Ингман-Эдвардс, участвовала в милитантском движении. Но несмотря на продолжающееся формирование суфражистских династий, эдвардианский суфражизм являлся значительно более многочисленным и широким по своему социальному составу, нежели движение Викторианского периода. Самым главным изменением был приход в него женщин рабочего класса и мужчин-лейбористов. Сторонниками суфражизма становились даже консерваторы. Движение выходит далеко за рамки квакерской и унитарианской радикально-либеральной среды, в которой оно зародилось.

Как отмечалось выше, в начале XX в. среди сторонников суфражизма, особенно милитантского толка, было очень много одиноких людей. Это дало повод для обвинений некоторых деятелей и деятельниц суфражистского движения в гомосексуальности[33]. Вероятно, иногда они были справедливы, как в случае с художником и поэтом Лоуренсом Хаусманом, который, впрочем, своих предпочтений не скрывал. Как таковая проблема гомосексуальности стала видимой в Англии в начале XX в., особенно после процесса над Оскаром Уайльдом. Это привело к обсуждению явления, о котором в викторианском обществе было невозможно даже упомянуть; стало ясно, что оно присутствует во всех социальных слоях. Однако женская гомосексуальность в то время воспринималась настолько плохо, что о ней предпочитали не говорить, поэтому подобные обвинения в адрес лидеров милитанток, в частности Кристабель Панкхерст, были выдвинуты более поздними исследователями суфражизма [30].

Тем не менее в движении было по-прежнему много супружеских пар, формировавших новую культуру взаимоотношений между полами. Многие милитантки, невзирая на обвинения в «неженственном поведении», вышли замуж за членов мужских суфражистских организаций либо мужчин, симпатизировавших суфражизму. Некоторые из них рассматривали